Примерно через полчаса после того, как исчезли все другие формы жизни, еще одно растение-животное возникло из пустоты прямо перед ними. Оно было высотой с Маскалла и имело яркий, полный энергии вид, как и следовало существу, только что созданному Природой. Оно двинулось было вперед, но почти тут же беззвучно взорвалось. Не осталось ничего – все тело мгновенно исчезло, обратившись в тот же невидимый туман, из которого возникло.
– Это подтверждает твои слова, – заметил Маскалл, сильно побледнев.
– Да, – ответил Лихолфей, – теперь мы пришли в места, где жизнь яростна.
– Значит, раз ты прав в этом, я должен верить всему, что ты мне говорил.
Когда он произносил эти слова, они как раз поворачивали, следуя изгибам ущелья. Там, прямо перед ними возвышалась вертикальная скала высотой около трехсот футов из белого с прожилками камня. Это и было начало долины, и двигаться дальше они не могли.
– В ответ на мою мудрость, – сказал фейн, – ты теперь одолжишь мне свою удачу.
Они подошли к подножию скалы, и Маскалл задумчиво оглядел ее. На скалу можно было вскарабкаться, но подъем был бы труден. Ставший теперь совсем малюсеньким ручеек вытекал из отверстия в скале на высоте всего нескольких футов. Не слышалось ни единого звука, кроме его музыкального журчания. На дне ущелья лежала тень, но выше сияло солнце.
– Что ты от меня хочешь? – спросил Маскалл.
– Теперь все в твоих руках, у меня нет никаких предложений. Тут нам должна помочь твоя удача.
Маскалл еще некоторое время внимательно смотрел вверх.
– Нам лучше подождать, Лихолфей. Мне, видимо, придется лезть на вершину, но сейчас слишком жарко – а кроме того, я устал. Я посплю несколько часов, а потом посмотрим.
Лихолфей, казалось, был раздосадован, но спорить не стал.
Маскалл проснулся, когда блодсомбр уже давно закончился. Лихолфей стоял рядом, глядя на него. Похоже, он вообще не ложился.
– Который час? – спросил Маскалл, садясь и протирая глаза.
– День проходит, – последовал неопределенный ответ.
Маскалл поднялся на ноги и взглянул на скалу.
– А теперь я собираюсь забраться ТУДА. Нет необходимости рисковать своей шеей нам обоим, так что ты подожди здесь, а если я что-нибудь найду на вершине, я тебя позову.
Фейн странно взглянул на него.
– Там наверху ничего нет, кроме голого склона. Я часто бывал там. Ты задумал что-то особенное?
– Горы часто вдохновляют меня. Садись и жди.
Сон восстановил силы Маскалла, он бросился на приступ и одним броском одолел первые двадцать футов. Далее скала стала отвесной, и подъем требовал большей осмотрительности и расчетливости. Было очень мало мест, дававших опору руке или ноге; ему приходилось задумываться над каждым шагом. С другой стороны, скала была прочной, а он не новичок в таком деле. Бранчспелл вовсю светил на стену, и она слепила Маскалла своей сверкающей белизной.
После многочисленных колебаний и остановок он приблизился к вершине. Он страдал от зноя, обильно лился пот, голова кружилась. Чтобы взобраться на край, он уцепился руками за два выступающих камня, одновременно карабкаясь между ними наверх. Левый камень, больший из двух, сдвинулся под тяжестью Маскалла и, большой темной тенью пролетев мимо его головы, увлекая за собой кучу мелких камней, с ужасающим грохотом рухнул у подножия обрыва. Маскалл, как мог, удержал равновесие, но лишь через несколько мгновений осмелился взглянуть вниз.
Сначала он не мог различить Лихолфея. Затем он заметил ноги и зад на высоте нескольких футов от дна. Он сообразил, что фейн сунул голову в какое-то отверстие и что-то там рассматривает, и стал ждать, пока тот появится вновь.
Фейн вылез, поднял взгляд на Маскалла и закричал своим похожим на звук рога голосом:
– Здесь вход!
– Я спускаюсь! – проревел Маскалл. – Жди меня!
Он спускался быстро – без особой осторожности, поскольку, как ему казалось, в этом открытии сказалась его «удача» – и через двадцать минут стоял возле фейна.
– Что случилось?
– Камень, который ты уронил, ударился о другой камень, прямо над родником, и выбил его с места. Смотри – теперь мы оба можем войти!
– Не суетись! – сказал Маскалл. – Это замечательная случайность, но у нас полно времени. Дай я гляну.
Он заглянул в отверстие, достаточно большое, чтобы высокий человек вошел, не сутулясь. По контрасту со светом дня снаружи там было темно, но все место наполнялось каким-то странным сиянием, и он мог видеть достаточно хорошо. Скалистый туннель шел прямо в недра горы, исчезая из виду. Ручей не тек по дну туннеля, как он ожидал, а бил ключом у самого входа.
– Ну, Лихолфей, особенно раздумывать не приходится, а? Все же обрати внимание, что твой поток тут покидает нас.
Повернувшись в ожидании ответа, он заметил, что его спутник дрожит с головы до ног.
– Эй, в чем дело?
Лихолфей прижал руку к сердцу.
– Поток покидает нас, но то, что делает этот поток тем, что он есть, остается с нами. Фейсни там.
– Но ты, конечно, не надеешься увидеть его лично? Почему ты дрожишь?
– Наверное, в конце концов, это будет для меня непосильно.
– Почему? Как это на тебя влияет?
Фейн взял его за плечо и, удерживая на расстоянии вытянутой руки, старался рассмотреть его своим нетвердым взглядом.
– Мысли Фейсни непонятны. Я обожаю его, ты обожаешь женщин, и все же он дарует тебе то, в чем отказывает мне.
– Что он мне дарует?
– Возможность увидеть его и остаться в живых. Я умру. Но это несущественно. Завтра мы оба будем мертвы.
Маскалл нетерпеливо высвободился.
– Может, твои ощущения и правильны в том, что касается тебя, но откуда ты знаешь, что умру я?
– В тебе пылает жизнь, – ответил Лихолфей, встряхивая головой. – Но, достигнув своего пика – возможно этой ночью, она быстро начнет спадать, и завтра ты умрешь. Что касается меня, если я войду в Трил, я не выйду обратно. Запах смерти доносится до меня из этой дыры.
– Ты говоришь, как будто испуган. Я не чувствую никакого запаха.
– Я не испуган, – спокойно сказал Лихолфей, он постепенно восстанавливал хладнокровие, – но когда проживешь так долго, как я, умереть это серьезное дело. Каждый год дает новые корни.
– Решай, что ты собираешься делать, – сказал Маскалл с оттенком презрения, – я отправляюсь сию минуту.
Фейн взглянул назад в ущелье странным долгим задумчивым взглядом и, не говоря ни единого слова, вошел в отверстие. Маскалл, почесывая голову, вплотную следовал за ним.
Едва они перешагнули через бьющий ключ, атмосфера изменилась. Не став затхлой или неприятной, она стала холодной, чистой и изысканной, но почему-то наводила на мысль о склепе. После первого же поворота туннеля дневной свет исчез, и Маскалл уже не мог сказать, откуда идет освещение. Должно быть, светился воздух, поскольку, хотя было светло, как на Земле в полнолуние, ни он, ни Лихолфей не отбрасывали тени. Другой особенностью этого света было то, что и стены туннеля и их собственные тела казались лишенными красок. Все было черно-белым, как лунный пейзаж. Это усиливало торжественное погребальное ощущение, создаваемое атмосферой.
Они шли минут десять, после туннель начал расширяться. Потолок ушел ввысь, а в ширину бок о бок могли бы пройти шестеро. Лихолфей слабел на глазах. Он брел медленно, с трудом, опустив голову.
Маскалл схватил его.
– Тебе нельзя идти дальше. Лучше я отведу тебя назад.
Фейн улыбнулся и покачнулся.
– Я умираю.
– Не говори так. Это лишь временное недомогание. Давай я отведу тебя обратно на свет.
– Нет, помоги мне идти вперед. Я хочу увидеть Фейсни.
– Больным нужно уступать, – сказал Маскалл. Взяв фейна на руки, он быстро прошел еще ярдов сто. И тут они вышли из туннеля и оказались лицом к лицу с миром, подобного которому Маскалл никогда не видел.
– Отпусти меня! – тихо произнес Лихолфей. – Тут я умру.
Маскалл подчинился и положил его плашмя на каменистую землю. Фейн с трудом приподнялся, опершись на руку, и быстро тускнеющими глазами смотрел на таинственный пейзаж.
Маскалл тоже смотрел и видел холмистую равнину, будто освещенную луной – но конечно, там не было луны и не было теней. В отдалении он различил бегущие ручьи. Возле них росли необычные деревья; корни их уходили в почву, но и ветки тоже были воздушными корнями без листьев. Других растений Маскалл не видел. Почва состояла из мягкого пористого камня, напоминавшего пемзу. Через одну-две мили в любом направлении свет переходил во мрак. Позади них в обе стороны тянулась огромная каменная стена; но она была не гладкой, а усеянной впадинами и выступами, как неровные морские утесы. Крыша этого огромного подземного мира находилась за пределами видимости. То тут, то там вверх уходила могучая, фантастически выветренная каменная колонна, без сомнения поддерживающая крышу. Красок не было – каждая деталь пейзажа была черной, белой или серой. Все зрелище казалось таким неподвижным, таким торжественным и строгим, что все чувства Маскалла стихли и его охватило абсолютное спокойствие.
