больше правды.
— Послушайте, — обратилась Вера к Кларе. — Не бойтесь, вы не пострадаете.
— Что вы имеете в виду? — побледнела Клара.
Тётушка Варвара ободряюще стиснула её руку в своей.
— Верочка имела ввиду, что здесь нечего бояться. Мы рождаемся такими, живем такими, и умираем такими, не причиняя другим неудобств или вреда. И вас с Любочкой мы считаем с семьей.
— Ох, неужели вы про серебро…
— Какое серебро? — взволновалась тётушка Варвара.
Клара зарделась, проглотив язык в присутствии почтенных дам.
— Уже почти обед, — как бы между делом заметил Иван.
— Кларочка, — тётушка Варвара всё ещё держала её за руку, — ты знаешь, что такое колдовство?
Клара настороженно кивнуло, словно человек догадывающийся о содержимом загадочного сундука, но не решающийся его открыть.
— Мы такие же, как и ты, — продолжила тётушка Варвара. — За исключением лишь одного…
— Вы колдуны, — выдохнула Клара и заплакала.
Карманные часы, которыми играла Любочка вдруг открылись.
Тем же вечером Надежде и слугам пришлось сильно постараться, чтобы Вера ни лишилась рассудка. Сдерживаемые целый день слезы полились, словно ливень, и ноги больше не могли её держать.
— Я не понимаю, не понимаю, — рыдания рвались из груди Веры. — За что всё это? Неужели мы прогневали богов?
Надежда обнимала сестру, раскачивая из стороны в сторону, словно убаюкивая дитя.
Вместе со слезами наружу выплескивались ужас от минувшего, страх перед будущим и обида на жестокую судьбу.
— А если и с Иваном, что — то случится? Что если он не проживет и следующего дня?
— Все будет хорошо, — утешала её Надежда, дожидаясь чая с валерьяной. — Я позабочусь об Иване и с ним ничего не случиться. Он будет жить, и ещё погуляет на твоей свадьбе.
Но Вера была безутешна и боялась, чему — либо верить. Может права была Антонина Бориславовна, когда говорила, что на них наложили проклятья? По крайней мере Вера видела одну лишь тьму, и откликалась только на просьбы Германа не отчаиваться и дождаться нужного момента.
Ответное письмо от Анастасии почему — то задерживалось. Причина этого стала понятна чуть позже. К тому времени Надежда уже покинула отчий дом.
Злоба Веры вспыхнуло ярче, чем костёр на Новолетье. Одно дело скрывать смерть, и совсем другое на ней наживаться. Когда они прибыли в имение Садулина, одна из дворовых пала дядюшке Льву в ноги и во всём призналась. Её шею окольцовывал фиолетовый след от верёвки. Вера сразу всё поняла. От неё хотели избавиться, как от ненужного свидетеля.
Дворовая поведала, что во время грозы у Анастасии начались роды. Она тут же впала в бред. Ребенок вышел мертвым и недоношенным. Кровь не останавливалась, и Анастасия испустила дух за считанные минуты. Вера могла лишь представить, какие мучение и страх Анастасия испытала в свои последние минуты. Может и к лучшему, что она ничего не осознавала. Это поставило точку в их сношениях с помещиком Садулиным.
Вера не могла бы сказать, когда точно началось помутнения рассудка у тётушки Алёны. Когда у неё было хорошее настроение во время общей скорби или ещё раньше? Но это пугало Веру, заставляя её быть всегда на стороже. Например, когда они с тётушкой Варварой и тётушкой Алёной, которая теперь носила платья с большим обилием рюш, словно юная дева, собрались в янтарной гостиной, чтобы вышивать в кампании друг друга.
Вера ловко орудовала иголкой, вышивая на обратной стороне пурпурного подвенечного платья таинственные узоры золотыми нитями. Они хорошо ложились на ткань, впитывая пожелания счастья и любви.
Видя её старания, тётушка Варвара спросила:
— Ты уверена в этом молодом человеке?
— Как в самой себе тётушка, — ответила Вера.
— Он показался мне недостаточно решительным, — поделилась своим мнением тётушка Алёна. — Присылает тебе лишь одни журналы. Хоть бы любовное послание написал.
Вера скрыла улыбку. Она хотела отметить доброту и ум Германа, чтобы он восстал в её глазах. А тот в свою очередь просил девушку подождать ещё немного, скоро он будет просить её руки у дядюшки Льва. Только этим Вера и тешилась, ожидая его.
То ли Герман так подгадал, то ли сама природа благословила их, но в день, когда дядюшка Лев одобрил их на брак, землю покрыл первый снег. Вера сочла это хорошим знаком. Глаза Германа лучились радостью и облегчением. Он мягко держал её руку в своей, поглаживая тыльную сторону большим пальцем. Под этим любящим взглядом все тревоги и страхи Веры таяли, словно лёд под апрельским солнцем. Она верила — счастью быть.
Устройством свадьбы занималась сударыня Золотарева и Надежда. Они сошлись на том, что приурочить её к новогодним праздникам будет хорошей идеей. Празднество, как полагается устраивали в столице.
Теперь Золотарёвы просто не могли её покинуть. Из — за неизвестной болезни, которую принесла река, их больницы были полны людьми. Вера едва успела расшить бабочками фату, прежде, чем Олег отвез её в столичный дом, где уже ждали Надежда и сударыни Золотарёвы (свекровь и свояченица). Свадьба была грандиозной, и слух о ней уже разошелся по всей столице (благодаря Надежде), и нужно было всё устроить, если не идеально, то около того.
Вера множество раз представляла себе это событие. Но всё же мечты оказались прелестнее и их свет согревал её дольше, чем пролетевший, как вихрь праздник, полный незнакомых лиц и голосов.
— Душа моя, — Герман в который раз обходил комнату по кругу, — ты не видела мой галстук?
Вера сидела в кресле у огня и вышивала ветвь сирени.
— Возможно на комоде, — ответила она.
— Ах, точно. Почему ты ещё не собрана?
Вера подняла голову.
— Куда же мне спешить?
— На Золотую Аллею конечно. Матушка и Ефросиния составят тебе кампанию.
— Но мне ничего не нужно, — улыбнулась она. — У меня всё есть.
— Душа моя, — приподнял Герман бровь. — Твои платья не подходят. Нужно новое. Что обо мне скажут люди, если увидят тебя в старых нарядах? Смотри сколько нам пришло приглашений, все хотят увидеть невесту из дома Орловых.
— Но ведь я шила платья по журналам…
— Они безусловно хороши, — он взял её руки в свои. — Но здешние мастерицы шьют немного по-другому. Понимаешь? Давай, сейчас мы купим тебе новое платье, а потом я достану тебе ткани, и кружев, и нитей, и всего чего пожелаешь.
Вера тяжело вздохнула и сдалась.
Но выбрать из множества платьев одно нужное оказалось не так-то просто. Это слишком пышное, это блёклое, это срамное (приличные барышни таких глубоких вырезов не носят).
— Впервые вижу девушку, отказывающуюся от платьев, — дивилась сударыня Золотарёва.
— Берите пока дают, — уговаривала Ефросинья. — Ателье Грачевской лучшее во всей Империи, — она пригнулась
