Теперь он промолчал. Анна гладила и перебирала пальцами его волосы, откидывая пряди со лба. Он поймал ее руку и лизнул запястье, ощутив ее странный вкус, что-то среднее между соленым и терпким. И Термит наклонился к ней и провел кончиком языка от одной ключицы к другой. Анна вдохнула, порывисто и осторожно, пропуская свистящий воздух между зубов.
От этого ее вдоха сердце Термита зашлось в бешеном ритме, так же, как недавно при виде полицейских, которых он принял за слишком раннее и неожиданное возмездие. Он протянул руку и открыл кран. Струя воды хлынула в ванну, скрыв своим шумом дыхание любовников.
Термит почти вальсирующим движением прижался к Анне и развернул ее спиной к стенке. Там на крючках висели разноцветные полотенца. Когда он целовал ее волосы и виски и гладил ее плечи, полотенца попадали на них обоих, как призраки огромных радужных птиц. Анна, беззвучно смеясь, скинула с его головы оранжевое полотно.
"Я решил не делать этого... не встречаться с ней. И соседка в комнате. Чай на плите, ч-черт!"
Его руки медленно спускались от плеч к талии и по крутым бедрам ниже, вцепились в ткань, задирая юбку.
Термит прижался губами к уху Анны и прошептал:
- Мы должны это сделать быстрее, чем выкипит вода.
А полотенца все падали и падали.
"Люди привыкают ко всему. Привыкают даже к аду, отчаянию и отсутствию надежды. В моем детстве никого не удивляли ни избиваемые беременные женщины, ни смерть двадцатилетних, ни курящие детсадовцы, ни одноклассницы-стриптизерши, ни нудная и бестолковая поножовщина у кабаков. И все они жили и смеялись, и радовались, и бездна в их душах хоть и смущала порой, но была привычной и терпимой. Человеку же из другого мира, такому как милый доктор Воленский эта привычная повседневность показалась бы медленной изощренной пыткой..."
Вечер из зловеще-депрессивного окончательно превратился в мирный. Телевизор тасовал кадры старого фильма, от чашек поднимался благоухающий бергамотом чай. Термит, расслабленный и удовлетворенный, сидел между двумя женщинами и думал о тепле, о сексе, о рождении и смерти. И о том, что знает, как Охотник поступит с Воленским.
15. Крылья
Овраг на окраине города - огромный, изогнутый, словно полое тело великого змея, - был одним из любимых мест шпаны, школьников и владельцев собак. Забавно, но этот достаточно разноплановый контингент уживался вполне мирно. Жертвы, конечно, бывали, но в основном среди групп своих. То юные бандиты устраивали поножовщину, то какой-нибудь прогульщик ломал ногу, упав с "тарзанки".
Самое большое количество трупов, однако, приходилось на самую малочисленную категорию - наркоманов. Место все-таки было открытое, поэтому долго тусоваться здесь они почти никогда не отваживались. Захаживали ширнуться по-быстрому среди кустов сирени и шиповника. Облюбованная ими площадка была усеяна пластиковыми шприцами. Заботливые хозяева Рексов и Джулек запрещали своим питомцам захаживать в наркоманский уголок, дабы не поранили лапы. Время от времени кому-нибудь из наркоманов продавали особо редкую дрянь, или кто-то дорывался до слишком большой дозы, или решал замутить коктейль из водочки и герыча. В итоге Рексы и Джульки начинали с интересом принюхиваться к волнующим запахам мертвечины, хозяева, ругаясь на чем свет стоит, вызывали ко всеобщему развлечению полицию, и мирная жизнь оврага продолжалась.
Это замечательное местечко не было безымянным - среди своих посетителей овраг был известен под звонким именем Спарнай. Так его называли в память о литовском ресторане, когда-то располагавшемся наверху.
Именно "на Спарнай" отправился Термит утром в субботу. Во внутреннем кармане его куртки лежал пенал со шприцом, заправленным только что приготовленной на кухне матрицей. В этот раз она была усовершенствована при помощи украденных в скриптории схем, по крайней мере Термит надеялся на это. Невозможно с уверенностью прогнозировать, как поведет себя самопальный препарат.
Моросил навязчивый дождь, и, выйдя из монопоезда, Термит надвинул на лоб капюшон черного плаща, а нижнюю часть лица замотал шарфом. Теперь разглядеть черты его лица было невозможно.
Он прошел мимо насупленных старых домов и ступил на узкую тропинку, которая вела по краю оврага. Под кроссовками чавкала липкая грязь. Навстречу ему бодро пробежала девочка-подросток в армейских сапогах и оранжевом плаще, влекомая мокрым лабрадором. Пес на ходу махнул хвостом и ткнулся Термиту в руку, а тот посвистел вслед парочке.
Спускаться по размытой глинистой тропе оказалось непросто. Термит хватался за мокрые кусты сирени и жимолости, но все равно пару раз едва не шлепнулся в грязь. Оказавшись на дне оврага, он быстро пошел вперед, к тому месту, которое находилось дальше всего от домов и сильно заросло шиповником и порослью молодых осин. В глубине этого городского леса возвышалась старая ива. Площадка под ней была утоптана, в центре чернело пятно кострища. Среди потухших углей и головешек валялись закопченные бутылки из-под пива.
Термит пересек площадку и оказался на берегу маленького пруда - или большой лужи. К темной воде склонились ветви ивы, роняя листья при каждом порыве ветра. В центре виднелся островок из автомобильных шин, возле берега валялся перекошенный остов детской коляски. За прудом буйно разросся шиповник; именно за его колючей стеной и находилась территория нариков. Термит прислушался и уловил невнятные голоса. Довольно хмыкнул и, развернувшись, полез на иву.
Это дерево было любимым игровым снарядом для подростков. К одной из ветвей привязали тарзанку, а засохший сук, выступающий в сторону пруда, представлял собой удобнейшее сиденье. Конечно, в ясные дни. Сейчас дерево намокло под дождем, и Термит весь перемазался зеленым и коричневым пока лез. Он устроился поудобнее на суку и взглянул поверх шиповника. Ветки местами загораживали обзор, но все же со своего наблюдательного пункта Термит мог легко наблюдать за собравшимися на той стороне пруда наркоманами.
Их было четверо, все худые и оборванные. Двое вяло разговаривали, двое сидели на корточках в прострации. Деталей разговора Термит отсюда слышать не мог, но решил, что и вида ему вполне хватит. Он обхватил сук ногами и приготовился долго и муторно наблюдать.
В голову лезли мысли, но почему-то не о предстоящей работе, даже не о ублюдке Воленском, а об Анне. Он вспоминал блеск ее глаз, запах ее тела, и повторял себе, что необходимо свести общение с этой женщиной к нулю. Это опасно для нее, а для него - втройне. Если кто-то и может почуять происходящие с ним подозрительные перемены, так это она.
Анна работала детектором лжи. Изо дня в день ей вкалывали слепки клиентов. Иногда преступников, иногда респектабельных военных и политиков, но чаще всего - корпоративных работников высшего уровня. Сначала им вводили матрицу и предлагали ответить на вопросы тестов, призванных утомить и запутать, а при удаче - проявить девиантность мышления. А потом Анне вкалывали порцию Ивана Ивановича или там Марии Петровны, и она методично рылась в образах, пытаясь выявить следы совершенных преступлений или склонность ко лжи и жестокости.
Анна никогда не покупала нано-короткометражки и редко смотрела трехмерные фильмы. Она предпочитала черно-белые старые ленты, лучше всего - немые.
Обычно она избегала общества, боясь, что из новых знакомых вдруг полезут явные сигналы того, что они успешно умудрялись скрывать от остальных людей: зависть, жестокость, вранье, похоть, алчность. Увы, распознавать скрытые хорошие черты она умела хуже, за такое ей не платили.
Однажды призналась, что в первую ночь их знакомства с самого начала увидела, как Термита буквально окружает аура одиночества и похоти. Ее слова - "я знаю, чего ты хочешь" - были констатацией факта.
Капли дождя касались желтых ивовых листьев, как пальцы музыканта - рояльных клавиш. Овраг заполняла музыка осеннего дня, полушепот-полушорох. Термит сидел на ветке, словно большая черная птица. Влажный холод уже проник за полимерную ткань плаща, напоминая об адском импульсе Нингена.
Решение пришло неожиданно. Оглядывая затуманившимися тупыми глазами сборище наркоманов, Термит внезапно понял, кто из них станет следующим орудием Охотника.
Худощавый парнишка лет семнадцати в рваной джинсовой куртке явно не набрал денег на дозу. Он сунул одному из дилеров купюры. Тот смеясь, ударил его по руке. Мгновенно подобравшись, мальчишка выхватил нож. Удар - и оружие вылетело из его руки. Компания, внезапно превратившись в спаянную стаю, налетела на него. Удары ногами. Кто-то побежал взять упавший нож.
К счастью, остальные тоже отличались заторможенностью реакций, поэтому повалить мальчишку не успели. Выкрикивая ругательства, он кинулся напролом через кусты, вброд перешел пруд и оказался на площадке перед ивой. Обернулся.
