Или уже крадется в темноте к двери, в коридор… Или ко мне. Я вздрогнул, представив его цепкие пальцы — как они сжимают мою шею. Он же и меня и Лиса задавит как мышат, если захочет…
Но звуки раздавались пока из его угла. Батый то ворочался, то сопел.
Первым не выдержал Лис:
— Батый, чего тебе не спится?
— Не знаю… Никак не могу заснуть. Хочу, но не могу… Мысли никак не отпускают…
— А ты за них не держись, они и отпустят.
— Как это?
— Очень просто. Представь себе поярче, понагляднее, овцу… Представь эту овечку очень–очень ярко, а теперь — как она перепрыгивает через барьер… Каждое ее движение, выражение морды… Представил? А теперь вторая… И дальше третья… Считай их… М–м?
Батый тяжело вздохнул.
— Ну?! — не выдержал Лис. — Представил?!
— Честно говоря, на нашем острове никогда не было ни одной…
— А–а, дикарь! Ну тогда представь что–нибудь, что очень хорошо помнишь! Ну вот ты целый месяц мочил в игре солдат! Ну представь одного!
— В нашей форме?
— Лучше в нашей, ее ты должен знать лучше всего, тут главное, чтобы во всех мелочах представлял, очень живо… Теперь представь, как наводишь на него прицел… Хлоп, прямо в лоб! Мозги в стороны! Теперь второй, наводишь прицел на него… И третий, и дальше… Считай их… Представляй очень–очень ярко, и ни на что не отвлекайся… Повторяй их… Раз за разом…
***
Отбой не наступил. Едва Батый затих, и я сам стал проваливаться в дрему…
СТУК!
Я вскинулся на кровати, молясь, чтобы это было во сне…
В дверь стукнуло. Еще раз, настойчивее!
Точно в том же ритме, который уже слышали…
Только на этот раз баррикады не было. И дверь уже медленно открывалась, и сноп света из коридора рос на полу…
Я видел Лиса. Он, как и я, замер на кровати — словно восковая кукла…
А Батый с неожиданным воодушевлением подскочил к двери, распахнул ее до предела, — и на его лице выступило разочарование.
Не знаю, кого уж ожидал увидеть Батый, но в коридоре оказался незнакомый офицер. С ним четверо вооруженных солдат.
— Взять одежду. За мной!
***
А когда Батый увидел, куда нас привели, он совсем сник, как механический кролик, у которого села батарейка…
— Говорят, вы вчера так и рвались ко мне?
Психолог был такой же ласковый, как и в первый раз. Бальзам на душу.
Только Батый и на него хмуро глядел.
Впрочем, он вообще был сейчас какой–то заторможенный, словно не проснулся толком… Только на лбу была напряженная складка, будто он изо всех сил что–то высчитывал.
— Где вы были? — почти обиженно потребовал Лис.
Психолог усмехнулся и поднял палец:
— Ездил наверх!.. Зря хмуритесь. Можно сказать, я старался и для вас. Получал разрешение.
— На что? — вдруг спросил Батый.
— А почему у вас такой измученный и встревоженный вид?
— Да плохой сон у него, — шмыгнул Лис.
Батый кинул на него странный, почти дикий взгляд, но снова повернулся к психологу:
— Разрешение на что?
— Как раз на то, чтобы… — начал психолог, но замер, прислушиваясь.
Даже через звукопоглощающую обивку и толстые стены донеслись выстрелы. И опять: короткая, но тяжелая очередь. Будто где–то в коридоре долбили пушки.
Дверь распахнулась, ворвались два человека с автоматами.
— Его не удалось взять!
— Он был готов! Отстреливается, двоих ранил, а теперь заперся во второй операторской. Три турели под его контролем, и… — Тут автоматчик странно оскалился, лишь одной стороной рта: — Скольких он положит, если мы начнем штурм, бог знает сколько…
За его спиной в коридоре защелкали динамики. Они включались, наверно, по длине всех коридоров.
— Внимание! — череда динамиков превратила один голос в целый хор. — Внутри периметра зараженные, и оранжевая форма их не выключает! Повторяю, костюмы от них не спасают! Никак на них не действуют! Я Омуль, блокирован в операторской, держу оборону. Прилегающие коридоры под моей защитой. Кто слышит… Кто еще может слышать и видеть! Немедленно свяжитесь с шефом. Пусть возьмет охрану и пробивается ко мне! Я должен передать ему сведения о заражении. Внимание! Всем, кто еще может слышать! Опасайтесь зараженных! Они ведут себя не так, как прежде! Теперь они очень естественны и спокойны! Их можно отличить только по…
Говорил Омуль с резким, противным акцентом. Русский для него был явно не родной.
А психолог, оскалившись от досады, что–то выстукивал на своем компе, и наконец динамики заткнулись.
Нет, только в ближних коридорах. Издали все неслось:
— …каждой фразы! Когда зараженные говорят между собой, при первой встрече они передают условный жест, которым маркируют свои фразы с тайными сообщениями! Жест у каждого свой, но строение кода у всех одно: в каждой фразе они…
— Да не стойте же, Белугин! — рявкнул психолог. — Отрубите его от внешней связи! Он же весь Ковчег с ног на уши поставит! Не хватало только еще пары срывов, да внутри периметра, и с оружием! Сообщите шефу, раз так просит! Больше не штурмовать, ради бога! Только жертв нам не хватало!
— Этих увести?
— …повторяющийся жест! — неслось издали. — Для каждого свой! Это маркер! После него в каждой фразе есть по слову, которым они…
— Как вы их поведете?! — оскалился психолог на автоматчика. — А если вместе с ним кто–то еще психанул? И сейчас там, с оружием, бежит к Омулю на подмогу?! Да идите же обрубите ему внешнюю связь, и закройте дверь, ради бога!
Автоматчики выбежали, хлопнула дверь, стало тихо–тихо.
И все–таки я прислушивался, нет ли опять стрельбы… Может быть, приближаясь к нам…
Господи, неужели это все повторяется… И даже здесь мы…
— Ну, вот… — психолог тяжело вздохнул, поглядел на Батыя. — Видали? А вы в отложенный срыв не верили.
— Шеф… — вдруг проговорил Батый и нахмурился. Поднял глаза на психолога: — Омуль хочет встретиться с новым шефом? Вы говорили, это он предложил, чтобы персонал базы тоже прошел проверку играми…
— Он, — кивнул психолог. — И предложил, и настоял. Но Омуль этого не знает. Омуль думает, что это я предложил. Шеф попросил, чтобы, для солидности, эту идею выдвинул я.
— И разрешение, за которым вы ездили, давал тоже ваш новый шеф?.. На арест Омуля…
— Увы, все зашло слишком далеко. Вчера он арестовал одного майора, чуть не пристрелил его… Так, но мы отвлеклись.
С неожиданным сейчас спокойствием, он оглядел свой стол.
— Ладно. Что случилось, то случилось. Не будет по–бабьи причитать, будем дело делать. Мир может рушиться, но долг превыше всего, не так ли? — Он посмотрел на Батыя. — Мы остановились на том, что у вас плохие сны, мой друг? Пересядьте–ка сюда…
Батый встал, но не шел к психологу. Стоял, как оглушенный…
— Ну–ну! Идите–ка ко мне сюда… Да, вот так. Постарайтесь не закрывать глаз от вот этого объектива, — психолог пододвинул к Батыю камеру на штативе. — А теперь берете вот эти рисунки, — он положил на стол стопку листов, на верхнем из которых виднелись пятна Роршаха, — и рассказываете, что здесь изобразил художник. Вот тут что?
— Ну–у… А это, — Батый бросил быстрый взгляд на треногу с камерой, — полиграф? По зрительным кодам доступа?
— Да, и очень хороший. Что вы видите? Будет лучше, для вашего же блага, чтобы вы не пытались угадать, какой ответ я от вас жду. Лучше честно говорите первое, что приходит вам в голову… Поймите, если есть какое–то отклонение, то на ранней стадии его еще можно остановить. Но если запустить… Вы понимаете?
— Да.
— Так что это?
Батый сглотнул.
— Ну же!
— Маленькие заводные марионетки… Путы тянутся к кукольнику. Их так много, что они словно рыболовная сеть, в узлах которой по марионетке…
— А это?
— Честно?..
— Естественно!
— То же самое… Только все марионетки смотрят на меня… Внимательно смотрят прямо на меня…
Батый подпрыгнул на стуле, когда дверь с грохотом распахнулась.
Несколько солдат втащили в кабинет Омуля.
Его руки и ноги были скованы наручниками, но Омуль яростно бился в чужих руках, как рыба в сети. Вопил с пеной у рта:
— …предатель и шпион! Он предатель и шпион, не меня вяжите, а его! Останавливать проект нельзя!
— Вот, взяли… Бросился на шефа, как бешеный…
— Господи, да вы же все… — причитал Омуль. — Вы все заражены… Кто–нибудь! Кто–нибудь, кто еще может видеть и слышать! Осторожнее! Они все! Все здесь заражены! Среднее слово! Жест–маркер и среднее слово! Осторожнее! Они тут…
