- Ну, здравствуй, Принц Волков, - глухо, тщательно выговаривая слоги, сказал Элвуд.
От удивления Майлгенн чуть не поперхнулся: наставник пьян? Впервые за сколько, за полсотни лет? Последний раз, помнится, Элвуд напился, когда нашел своего любимого ученика, Лайна, в застенках НКВД. Лайн возглавлял предпоследнюю группу уходящих из Хрустального города и попал в этот мир примерно столетием раньше.
- Э... здравствуй, Ледяной Свет. - Майлгенн склонил голову перед последним королем фейри. - Ты позвал меня просто выпить, или?..
- Она чуть не ушла в Тейрон сама, мой мальчик. Вот так просто, открыла дверь - и не ушла. Помешали.
- Кто она, Элвуд? Я ничего не понял. - Майлгенн облегченно выдохнул: вроде никто из фейри не умер. - Какую дверь?
- Обыкновенную, мальчик мой. Помнишь, как мы пытались вернуться?
Майлгенн помнил. Еще бы. Раз за разом они пытались открыть дверь домой, и раз за разом ничего не получалось. Лет десять они не могли понять, почему, пока Элвуд не нашел Лайна - и не выяснил, что никто из фейри Хрустального города не может вернуться. И детей друг от друга у них тоже быть не может, только от людей. Откат. Цена бегства.
- Вот у нее - получилось, - продолжил Эдвуд. - Почти.
Тряхнув головой, Майлгенн отпил еще настойки и попытался сосредоточиться.
Так. Дверь в Тейрон. Открыла. Сама. Помешали. Кто? Как?..
Он несколько раз слышал местное выражение "ум за разум заходит", но сути не улавливал до сегодняшнего вечера. А теперь понял: ум за разум - это когда вы говорите на одном языке, все слова ясны, а смысл ускользает.
Нет, это просто усталость, опять не спал трое суток, скоро себя в зеркале перестанет узнавать. А так - все просто и логично. Элвуд наверняка говорит о ком-то из игроков, среди них только одна женщина...
- Она - это Лиле?
Элвуд, задумчиво потирающий серьгу, словно не услышал, и продолжил о своем:
- Не думал, что у кого-то еще хватит сил открыть путь... Ты разве ничего не почувствовал? Сегодня рано утром?
- Что-то почувствовал. Часа в четыре ночи. Но что - понятия не имею. Расскажи толком, Элвуд.
- Толком, мальчик мой, ее надо обязательно отправить в Тейрон. Обязательно!
Майлгенн растерялся: Элвуд говорил так, словно Лиле надо было заталкивать в Тейрон силой. Чушь какая!
- Да она сама ждет не дождется октября. У нее надежный якорь, ты же сам видел... Я не понимаю, как она смогла открыть дверь? Уверен, что именно она? Я знаю лишь одного светлого, кому это по силам, а тут - девочка...
- Не светлого. Я - дитя резонанса, - хмыкнул Элвуд и налил себе еще настойки. На остальные вопросы он явно отвечать не собирался.
- Вот именно! А она?
Элвуд молча покачал в ладони бокал. Понятно: думай сам, дорогой ученик.
Хорошо, дорогой ученик подумает. Что мы имеем? Наставник почему-то вспомнил, что он - дитя резонанса. Сын темного Адана и светлой Мэй. О резонансе Майлгенн знал мало, никогда не видел его в действии, да и заинтересовался даром Кирмета уже в этом мире. Наставник тогда отправил его читать местную легенду об андрогинах, мол, суть передана верно, хоть у людей второй половины не бывает, только у фейри.
Тогда же сделанные расчеты показали, что шанс встретить свою пару до Суши составлял порядка половины процента, а для Элвуда и его группы здесь, под чужим солнцем - не более одной сотой. В этом мире изрядно носителей гена, но пробужденных фейри ничтожно мало.
Что еще? В резонансе сила обоих возрастает вдвое, а то и втрое. Положим, фейри в резонансе даже без знаний, только на интуиции смог бы открыть дверь в Тейрон, но где Лиле могла встретить темного фейри? Учитывая, что на момент выхода из последней миссии никакого резонанса там точно не было, и с темными в Тейроне она не встречалась? И как мог сложиться резонанс при том, что Лиле любит Деррила Сакса?..
- Хватит нюхать пустой бокал. - Наставник поднял ополовиненную бутыль. - Давай, налью еще.
- А?.. Да, налей. Элвуд, ты говоришь, ей помешали.
Разлив остаток настойки по бокалам, Элвуд отставил пустую бутыль и достал из-за кресла ноутбук. Открыл его, что-то нашел и молча повернул к Майлгенну.
На экране был темный фейри. Смуглый, яркий, нос с горбинкой, испанская бородка и бьющая наповал харизма.
- Ильяс Блок, фотограф, - пояснил Элвуд. - Лиле живет с ним уже три месяца.
И снова замолчал.
А Майлгенн поперхнулся настойкой. Вот он, темный с пробужденной кровью! Значит, действительно резонанс? Но ведь фейри не может добровольно уйти от своей пары, а Лиля по-прежнему собирается в Тейрон! И это значит... это значит... что резонанс сломан. Мы сломали резонанс. Сохрани, Матерь!
Он снова обхватил свой бокал ладонями, словно пытался согреть и склеить то, что они уже раскололи. Не подозревая, что творят, но это ничего не меняет. Все равно придется платить, лишь бы не так страшно, как за безумный эксперимент темного Гарея...
...перед глазами встала Сушь: серая пустошь, пыльные смерчи, - издали похожие на призраки мертвых городов, - тихие голоса погибших. Детей, взрослых, стариков - тысяч фейри. Цена взлета научной мысли, прорыва в технологиях, невиданных перспектив... что там еще обещал темный Гарей? А, да. Сила, возрастающая по экспоненте, и возможность изменить весь мир. К лучшему. Конечно же, к лучшему! Мы с вами, - обещал Гарей своим ученикам и помощникам, - войдем в легенды.
Вошли.
Как Безумный Бард, проклятый Кирметом, и девять слепцов.
Янтарная башня - последняя попытка темного Гарея вернуть свой резонанс, вселив душу убитой им светлой в кристалл - тоже вошла в легенды. Прорыв научной мысли, разумная личность, а не псевдоразум, не способный существовать без создателей, как остальные башни Хрустального города. И эта разумная личность сошла с ума - ровно в тот день, когда умер темный Гарей, и на Побережье упала Сушь.
На миг зажмурившись до алых пятен перед глазами, чтобы отогнать видение и вернуть ясность мысли, Майлгенн опустил бокал и открыл было рот: спросить, так ли обязательно отправлять Лилю в Тейрон. Конечно, там якорь, там - ощутимый шанс отдалить следующую Сушь, но здесь - резонанс...
И закрыл, не спросив. Потому что якорь он подбирал на совесть, чтобы Лиле точно не смогла отказаться от миссии: слишком часто они лишались игроков чуть не в последний момент, из-за каких-то совершенно нелепых случайностей. Так что для Лиле возвращение в Тейрон - вопрос сохранности психики. Хотя, какая может быть сохранность при сломанном резонансе? Вот если бы можно было его срастить... но - нельзя. Безумный Бард доказал, что сломанный резонанс восстановлению не поддается. И Лиле нужна в Тейроне! Это все решает.
- Я так понимаю, нам придется уделить ей несколько больше внимания, - вздохнул Майлгенн. - У тебя есть мысли на этот счет?
- Разумеется. Я уже встречался ними обоими, как спонсор выставки Блока. Они крайне плохо поддаются воздействию, даже прямому...
Майлгенн чуть не поперхнулся еще раз. Не поддается Элвуду?! Такого не может быть. В принципе.
- ...не разругались, и он увез Лиле в Крым, - продолжал наставник. - Придется действовать активнее.
- М... нужны фотографии Сакса и ее музыка? А что пела ему, пойдет? Допустим, Ария, - спросил Майлгенн, выводя на экран скрин игрового эпизода.
- Вполне, но лучше что-нибудь из ее собственного. Кстати о фотографиях. - Он отобрал у Майлгенна ноутбук, что-то забил в поисковик и повернул экран с другой фотографией: высокого крашеного блондина с разгильдяйской улыбочкой. - Это Владимир Сергеевич Лучников, на вечеринке которого я говорил с Блоком о выставке. Так что тут не пережимай.
Поначалу Майлгенн не понял, к чему бы это, почти минуту вглядывался в экран, и лишь когда Элвуд пальцем закрыл белобрысую челку, до него дошло. Убрать десяток лет, покрасить обратно в темного шатена, сделать улыбку понаивнее - и будет не отличить от Деррила Сакса.
- Ты выбрал оптимальный объект для якоря, - усмехнулся Элвуд. - Так что, мальчик мой, работай и держи меня в курсе. А я буду держать в курсе тебя.
Майлгенн кивнул: разумеется, он будет работать, и в октябре Лиле уйдет в Тейрон. Несмотря ни на что.
В самолете Лиля спала - чтоб не так бояться и чтоб не смотреть на Ильяса. После утренней истерики ей самой на себя глядеть было тошно, а на Ильяса - стыдно. Вот и спряталась. А когда прилетели, очень кстати появился Вовчик: он так громко радовался "пропащим" и так заразительно ржал над собственными шуточками, что думать о чем-то еще было решительно невозможно. Да и не очень-то хотелось.
В машине, едва вырулив на Ленинградку, Вовчик принялся делиться новостями и сетовать на тяжкую судьбу художника, мол, ему никто выставок не организует, все сам, только сам, потом и кровью!
