Слушааайте-ка! А не в пизду ли Казематова, Авкштоля и прочих разных шведов? Разведка? Я же сам — супер-агент. Мой порядковый номер где то зарыт в папках и сейфах. Черт! А чем он не шутит? Может сразу — и в дамки?
* * *
В чистый юношеский период восхищенные пакистанцы из рук в руки передавали мой номер телефона и меня знал лично сам господин Бахадур Шах — глава представительства Пи Ай Эй. Классно было жить с родителями задарма на всем готовом, и при этом регулярно зарабатывать звонкую американскую монету. Носил я в те смутные времена мягкую кожаную куртку — память о Пакистане. Качеству куртки позавидовал бы даже Железный Феликс и его скрипучие чекисты. Я водил девчонок в ресторан маленькими пачками. Они смотрели на меня с любовью.
В судьбоносный день мы с Малявиным накурились молодых побегов бамбука. Убедить Малявина — вечного борца с конформизмом — курнуть хоть пару раз всегда было сложной задачей. Его форма протеста стремилась не нарушать показаний минздрава. Каждый раз перед накуркой он ломался, как будто в первый раз. Это сохранило его в последующем от повального увлечения героином и всех его побочных эффектов в виде тюрьмы или смерти.
* * *
Курнув, мы пристроились на задней скамье гигантской гулкой аудитории у Мамедовой.
Мамедова вещала глубоким замогильным сопрано:
«Тут Владимир Ильич подчеркнул, что материя есть философская категория для обозначения объективной реальности, которая дана человеку в ощущениях его, которая копируется, фотографируется, отображается нашими ощущениями, существуя независимо от них».
«Черт возьми, об этом только вчера говорил Курехин!» — воскликнул всегда очень впечатлительный под бамбуком Малявин и настрочил Мамедовой записку. Записка начала медленно спускаться по полукругу колизея аудитории в самый низ, где Мамедова, одетая в кожан из кожзаменителя куйбывшеской фабрики мягких игрушек продолжала вещать.
Когда журавлик прилетел в самый низ, Мамедова открыла послание и прочла:
«По вашему личному мнению, был ли Владимир Ильич Ленин агентом тайной полиции грибов? Являлся ли грибом он сам?»
«Какая гадость» — вознегодовала разоблачённая Мамедова и с горечью вернулась к глубоко грибным ощущениями Ильича.
Во время следующей пары меня выдернули к замдекану Эрматову. Никто не знал его имени и отчества. Эрматов отображался нашими ощущениями, существуя независимо от них. Я уже практически не сомневался, что Ленин мстит мне за приподнятую завесу над его тайной.
На дубовой двери мерцала бронзовая таблица: «Деканат». Не «деканат, а замдеканат» — подумалось мне. Отсюда же не «ректорат, а проректорат». Бамбук ещё вовсю действовал.
Эрматов был совершенно лыс и округлен до чётного числа в банке. Одного взгляда на его поблёскивающую бриллиантовой крошкой лысину, дорогие роговые очки и твидовый пиджак было достаточно, чтобы заключить — Эрматов связан с тайной грибной охранкой.
«Салям Алейкум» — сдуру бухнул я, подозревая в Эрматове кишлачного завоевателя столицы.
«Хэллоу» — ответил Эрматов: «Хэв а сит». Первый раунд был за ним. Я был повержен в кресло с ужасом вспоминая, что Эрматов, как нам проповедовали был «ведущим в джумахирии специалистом по истории английского языка». Представив, что хозяин дубового кабинета переключится сейчас на викторианский дрол времен шекспировского театра «Глобус» я резко взмок и растерял остатки воли.
Мягкой нежной и удивительно белой рукой Эрматов набрал номер, развернул телефон, протянул мне болотного цвета трубку с двумя эбонитовыми ободками:
— С тобой ХОТЯТ поговорить.
Не успев выяснить детали, я уже прижимал трубу к уху двумя руками. Каждый гудок был громче предыдущего. Гудки нарастали с амплитудой резонансно отбивающей в сердце. Если сейчас не поднимут — у меня будет телефонный микроинфаркт.
— О! Здорова! Давно, давненько хотел с тобой встретится, дружище! Как дела, ващета? Хорошо? Сейчас сможешь подъехать? Лекции? Лекции — подождут. Ты кафе-мороженое на сквере знаешь? Ну на сквере? Короч — как лицом к безногому брату Черномора станешь, оно у тебя будет за правым плечом.
Через сорок минут?
А сколько на твоих сейчас? На моих тоже.
Жду!
Трубка загудела беспрерывным тоннельным тоном. Я очень нежно положил её на вертушку Эрматова.
— Мне надо… он сказал…
— Поезжай немедленно — Эрматов махнул мне белой ручкой одновременно отпуская грехи, благословляя и провожая в путь — Немедленно! ОНИ ждать не любят.
* * *
Я двинул на сквер ломая голову как же мне найти там безногого брата Черномора, и развернувшись через правое плечо лицезреть секретное кафе-мороженое.
Когда я вылез из метро Сквер Революции, голову брата Черномора я увидел сразу же. Это был монумент Карлу Марксу. Капиталисты отрубили ему ноги и теперь в центре Ташкента высилась его огромная поросшая дикой растительностью башка. Отрубленных ног капиталистам показалось мало — они еще и подожгли волосы на голове у Карлы. Теперь издалека голова немецкого экономиста напоминала олимпийский факел. «Какое кощунство» — подумал я — пять лет назад ОНИ же сами секли розгами за поругание Карламаркса, а теперь кличут его «безногим братом Черномора». С другой стороны — какое у НИХ тонкое чувство юмора. Всегда приятно иметь дело с людьми не чуждыми юмора.
Повернувшись к лесу задом, а к Карламарксу, брату Черномора, передом, я трижды сплюнул через левое плечо и глянул через правое. В зыбком воздухе ташкентской затянутой версии бабьего лета быстро материализовалось кафе «Мороженое».
«Чёрт» — помянул я лукавого — «а как же я его узнаю?» — я с ужасом понял, что знаю только бесплотный голос представителя ИХ.
— Ну как, легко нашёл? Приветствую. Я — Михал Иванович! А ты — надо полагать, Семён Семёнович Горбунков!
Обладатель голоса засмеялся приятным располагающим к откровенной беседе смехом.
— «Пломбир» возражения вызывает, Шурик? Или предпочитаешь «Сливочное»?
* * *
Вот я и поднялся по лестнице и мне даже кажется обрадовалась мама. Нужно срочно, срочно найти его номер. Номер который начинается с цифры 39. Все в Ташкенте знали, что АТС-39 не была частью городской телефонной сети. Это была АТС здания занимающего целый квартал и фасадом, на котором не было не единой таблички. Все и без табличек знали, что там внутри. Фасад выходил на прямо к метро Площадь Ленина. Поговаривали даже с системой метрополитена этот узбекский аналог Лубянки связывала сеть подземных ходов.
Когда бывшему директору ЦРУ задали вопрос, рад ли он распаду СССР, старый волк разведки ответил: «Раньше был один КГБ, а теперь их будет пятнадцать».
Теперь когда КГБ СССР поменял везде таблички, появились они и на помпезном здании-монолите. СНБ Узбекской Джамахирии. Служба национальной безопасности.
— Мам, ты мою книжку записную не видела?
— Что?
— Книжку, грю, не видала телефонную?
— Там же где и положил. У тебя в тумбочке. Кстати, тебе звонили.
— Кто?
— А вот сейчас принесу. Я все записала.
Мама принесла мне желтый блокнотный листок с осенними цветами.
Капитан Казематов. Ди. Ди. Капитан Казематов. Ди. Ди. Ди. Капитан Казематов. Капитан Казематов. Ди.
Говорить с ними сейчас не было сил.
Где же эта гребанная книжка? И вообще — откуда у меня столько шмотья? Боже! Как же хорошо тюрьма приучает к минимализму. У меня на воле, оказывается было столько штанов и рубах, что хватило бы носить не износить весь пожизненный срок. Все таки есть польза в отсидке, хоть и маленькая, но есть.
Чёртов телефон. Это еще хорошо, что у меня нет пресловутой мобилы. Обзвонились. Теперь я понимаю, почему Анна так любила пейджер. Хотя и это тоже лишний груз.
Анна! Кстати, я уже соскучился. Сейчас искупаюсь, найду книжку и двину обратно. Расскажу про Михал Ваныча. Может быть и присоветуешь чего. Нам такая крыша не повредит, а?
— Позвони пожалуйста Дилюшке.
Черт. Наверное обнаружила пропажу стольника. Не вовремя. Позвонить все таки придется. В конце-концов отдам, как разбогатею. Я украл стольник не только из жадности, а в порыве мстительной ярости. Подходит вам такое оправдание? А тебе, совесть моя, подходит? Ну и ладненько.
Я с сомнением поглядел на ванну с пузырьками и отправился в коридор — звонить. Разберёмся с неприятным, а потом и понежимся.
— Алло. Аллоууу. Ди! Дииии! Зараза не слышит, что ли. Ало! Я ща перезвоню, ага?
— Приезжай скорее, хай? Есть разговор. Я беременна.
* * *
Афганский альбом. Авиабаза К-2. Карши-Ханабад.
Девиз AAFES: «Куда ты, туда и я!» ААFES вот уже более ста лет обслуживает оторванных от домашнего уюта солдат армии Соединённых Штатов. AAFES — это сеть магазинов американского военторга, которая в прошлом году заработала восемь миллиардов долларов. Магазины AAFES есть на каждой американской базе во всех уголках нашего беспокойного и воинственного мира. Эти магазины обслуживают исключительно американских военных и гражданский персонал военных баз.
