class="p">Мысли текли одна за другой. В течение нескольких часов Роздвянский наметил дальнейшие шаги.
В Одесском университете работал один его давний знакомый и приятель. Он решил обратиться к нему и, посоветовавшись с Галиной, наутро вылетел в Одессу.
В голубой дали блестело Черное море; Роздвянский приближался к большому приморскому городу. Посадил самолет на землю, сложил крылья и поехал прямо в Ботанический институт университета. Здесь спросил профессора Ивана Коростеля и направился к нему в кабинет. Напомнил о давнем знакомстве, и между старыми приятелями началась дружеская беседа.
Коростель был достаточно подробно посвящен во все киевские события. Поведение академии и Куратории его возмущало, и это давало Роздвянскому надежду на благоприятный исход. Не откладывая, он заговорил о цели своего приезда.
— Ты, наверное, знаешь, — сказал он, — что в прошлом году ваш университет приглашал меня на должность профессора радиологии. Я вынужден был отказаться: работа была в самом разгаре, а я знал, что профессорские обязанности, по крайней мере в первые месяцы, отнимут все мое время и на самостоятельные труды его уже не останется. Сегодня дело обстоит иначе. Я свободен — во-первых, мой проект разработан до мельчайших деталей, а во-вторых, я не обременен должностью и готов в любую минуту перебраться на новое место. Я хотел спросить, не смог бы ты повести дело так, что университет повторит свое приглашение? Обращаюсь с этим к тебе, а не к кому-либо другому, потому что хочу посвятить тебя во все свои замыслы и вместе с тобой их воплотить.
После этого вступления Роздвянский в общих чертах изложил Коростелю свои планы. И без лишних слов было видно, что сказанное очень заинтересовало одесского профессора. Коростель согласился вновь поговорить о кандидатуре Роздвянского со своими университетскими коллегами.
Его усилия принесли плоды: университет пригласил Роздвянского занять кафедру — но не радиологии, поскольку та была уже занята — а технической физики и авиатики.
Той же осенью Роздвянский перебрался в Одессу и немедленно приступил к академической деятельности.
А следующей весной крупнейшие одесские газеты принесли сенсационную новость:
«Научная экспедиция. По предложению профессора ботаники нашего университета Коростеля, организуется новая научная экспедиция для изучения растительности центральной Сахары. В экспедиции, помимо нескольких видных ученых, также примет участие известный физик и летчик, проф. Роздвянский, недавно прибывший в Одессу из Киева. Он возьмет на себя техническое руководство экспедицией. Экспедиция отправится на место воздушным путем и воспользуется особым аэропланом, который строит проф. Роздвянский».
Михаил Роздвянский собрал у себя в кабинете всех участников будущей экспедиции. Это было их первое совместное заседание.
Роздвянский поздравил товарищей и сказал:
— Я хочу еще раз напомнить всем о первой и важнейшей предпосылке успеха нашей экспедиции: мы обязаны хранить все ее подробности в тайне. Для всего мира я выступаю лишь как технический сопровождающий и летчик, и широкой общественности не следует знать ничего, кроме этого. В глазах публики руководителем экспедиции является профессор Коростель. А в доказательство того, что мои опасения не лишены оснований, я поведаю вам об одном событии.
Вы знаете, когда и при каких обстоятельствах я приехал в Одессу. Из-за профессора Хрущенко мое положение в Киеве стало очень шатким. Он еще не успокоился и в дальнейшем будет пытаться мне вредить. Однако надо мной — а точнее, над всей нашей экспедицией — нависла еще одна, куда более серьезная и грозная опасность, о которой я до сих пор молчал. Вкратце: перед отъездом в Одессу меня посетил необычный гость — представитель одной крупной японской фирмы. Он был хорошо осведомлен о моей работе и от имени своей фирмы выразил готовность помочь мне в реализации моего проекта. Я не отказался продолжить разговор с гостем — главным образом потому, что меня чрезвычайно интересовало, как оценивают мои труды за границей.
Он предложил хорошие условия. Но это значило продать душу иностранцу: мое изобретение навсегда становилось исключительной собственностью японской фирмы, ее монополией. Кроме того, от меня требовалось обязательство до самой смерти хранить молчание. В обмен на это мне, помимо громадного оклада, был обещан высокий правительственный пост. После недолгих размышлений я понял, что обещанный «высокий пост» в Японии был равнозначен пожизненному заключению на островах Восходящего Солнца.
Но предложение японцев не давало мне покоя. Я раздумывал над ним так и эдак, не зная, на что решиться. Не ради денежной выгоды хотелось мне продать изобретение, у меня была иная цель: показать соотечественникам, что в то время, как они меня презирают, иностранцы умеют лучше ценить достижения науки. С другой стороны, я твердо намеревался подарить свое изобретение родине, для которой оно и было предназначено.
У меня сложился следующий план: до отъезда поделиться тайной, известной только моей жене, с двумя-тремя друзьями и обязать их молчать до тех пор, пока в родной стране отношение ко мне не изменится.
Но решиться было нелегко. А что, если я не сумею передать на родину свои новые находки, уйду в работе далеко вперед? Тогда Украина, вместо того, чтобы быть первой, будет плестись позади и сильно отстанет от Японии. А потом — вопрос этики. Что скажут в мире и на родине о таком поступке? Как отнесется к нему моя собственная совесть?
Наконец, после долгих колебаний и разговоров с женой, я решил отказать японцам. Я чувствовал в себе достаточно сил и готов был и дальше работать самостоятельно.
Следствием этого решения стала очень живописная сценка, которая произошла несколько дней спустя. Я складывал вещи в своей частной мастерской на киевском заводе, собираясь забрать их домой. Мастерская — маленькое здание в дальнем углу заводского двора. Итак, я складываю вещи, как вдруг в дверях появляется мой любезный гость в компании своего соотечественника.
Начинаем разговор. Я нарочно тяну их за язык и пытаюсь еще что-нибудь выяснить, — и тут мой японец подает мне на подпись уже составленное соглашение. Я читаю — и глазам своим не верю: перехитрил меня желтый брат! Он, видимо, сразу понял причину моих колебаний и взял быка за рога!
В соглашении значится, что с момента подписания я перестаю распоряжаться собой и немедленно отправляюсь в закрытом автомобиле по маршруту Киев-Челябинск-Владивосток, а оттуда — прямо в Токио.
