Издалека донёсся неразборчивый ответ.
— Сам его чисти… — ответил голос, и шаги возобновились, начав удаляться.
Юл принюхался.
— Ничего не чувствую.
Он посмотрел на Куто, потом на себя, и добавил.
— Но догадываюсь, почему…
— Этого я не учёл, — согласился тот, — нам стоит поторопиться, пока нас по запаху не вычислили.
Они выскользнули из комнаты и двинулись по коридору.
— Согласно плану лестница там.
На этот раз Куто не ошибся. Лестница действительно оказалась именно там.
— Вот этот чулан. Похоже, заперт…
В передней части дома прозвучали голоса, заскрипели и захлопали двери. Юл прислушался.
— Кто-то приехал…
Он нервно заозирался.
— Сюда, — Куто указал на дверь встроенного шкафа-кладовки.
Кладовка оказалась тесной, зато пустой.
Голоса приблизились.
— Осторожнее, ваша светлость, тут притолока низкая.
— Свет зажгите. И… что это за запах?
— Должно быть нужник, ваша светлость…
— Так почистите! Я не желаю находиться в такой атмосфере!
— Мы того… не золотари, ваша светлость!
— Так найдите кого-нибудь! Вот ведь быдло…
— Сделаем-с, ваша светлость.
— Открывайте…
— Киф, отчиняй.
Скрипнула дверь.
— И проваливайте отсюда, я хочу с ней поговорить.
— Как скажете, ваша светлость.
Удаляющиеся звуки шагов. Всхлипывание.
— Ты опять плакала? Это хорошо… ты мне нравишься, когда плачешь. Нет. Не надо ничего говорить. Ещё рано. Но уже скоро. Я заказал кое-какое… оборудование. Его уже привезли. Осталось только собрать.
Юл засопел, Куто придавил его плечом к стене кладовки.
— Тихо… — прошипел он, — и сами пропадём, и девчонку погубим…
Голос в комнате стих, прозвучали еле слышные шаги.
— Хм… Должно быть мыши… Тебя не пугают мыши, нет? Надо будет попросить, чтобы поймали несколько крыс. Это так… средневеково. Мои предки бы поняли. Надо было бы отвезти тебя в моё имение. Да. Там нам не придётся скрываться в этих трущобах. Жаль, что сейчас я не могу покинуть столицу… Но ничего, скоро всё кончится. Может быть, я даже отвезу тебя в имение. Там ещё сохранились настоящие средневековые подземелья… Ты будешь в восторге… Если, конечно. Ничего личного, но у меня есть планы и на другую особу. Так что, прости…
Голос снова на мгновение затих.
— Опять мыши? Надо будет сказать, чтобы осмотрели тут всё… и ещё эта вонь. Нужна атмосфера, настроение, а какое может быть настроение, когда так смердит? Ты меня разочаровала… Грязная дура. Ладно. Надо будет сказать, чтобы тебя вымыли, перед тем как вести в подвал.
Что-то тяжёлое и, судя по всему, деревянное загрохотало по дальней лестнице.
— Проклятье! Они его уронили! Идиоты!! Неуклюжие скоты… Оно же стоит целого состояния…
Хлопнула дверь, застучали удаляющиеся шаги.
— Эй, вы, что там случилось? Если вы его сломали, я вам…
Куто толкнул дверь кладовки.
— Пора… Берём девчонку и делаем ноги, пока они разбираются, что случилось.
Князь не запер двери. Они вломились внутрь. В чулане было темно, едва можно разглядеть съёжившуюся в углу фигурку.
— Нет, пожалуйста… не надо… не… вы не из них? Вы пришли меня спасти? Правда? Правда?!
Свет фонарика заставлял её моргать и щуриться.
Юл на мгновение замер.
— Это не она, Куто… Это не Лана!
Как можно судить, родоначальниками современного драматического искусства выступали обрядовые постановки на мифологические сюжеты. Это легко видно как по долго сохранявшейся традиции включать в пьесы хоровые и танцевальные эпизоды, так и по их исконному жанровому составу.
Уже во времена античности спектакли делились на три чёткие категории — драмы, комедии и пафосы, в зависимости от типа мифологического сюжета. Трагедии говорили о божественных наказаниях, комедии инсценировали мифы аграрного цикла, а пафосы — батальные и героические сюжеты.
Хотя современный театр берёт своё начало в классической Элларе, практически все античные авторы сходятся на том, что элларцы данную традицию заимствовали. Источник заимствования мог быть предметом споров, хотя большинство, вслед за отцом истории Адерготисом, полагают таковым остров Энамей. Кроме того подобные традиции были сильны в западной Аксии и у арругийцев. В то же время икелвы и кораски были совершенно чужды данному развлечению, что и предопределило довольно прохладное отношение к драматургии на западе Империи. Там лишь в Арругии театр был истинно общенародным явлением, в остальных провинциях оставаясь забавой немногих элларофильски настроенных интеллектуалов.
Из «Всеобщей истории искусств», перевод с элларского, Нейв-Стеенборк.
Лана задумчиво посмотрела в большое, почти во всю высоту стены, окно, отвернулась и со вздохом начала смахивать пыль с комода. «Ты здесь не для этого, но в моём доме каждый должен зарабатывать на свой обед личным трудом» — так он сказал в самом начале. Впрочем, с её точки зрения смахивание пыли можно было назвать трудом лишь с большой натяжкой.
Закончив с комодом, она прошла к столу, где стояли или висели на ниточках модели самых разнообразных летательных аппаратов. Модели были совсем крошечными и напоминали ей каких-то причудливых экзотических насекомых, вроде тех, что хранились в стеклянных шкафах на первом этаже. Разве крылья у насекомых выглядели поярче, и пропеллеров у них не было. Впрочем, и среди моделей пропеллеры тоже встречались далеко не у каждой.
Лана отложила в сторону метёлочку для пыли и стала рассматривать миниатюрные планеры. Её захватывало разнообразие форм, ажурность конструкций и замысловатость карликовых механизмов. Профессор не любил, когда трогали его модели, но сейчас он должен был работать внизу, в анатомической комнате, среди всех этих жутких костей и формалиновых банок… Лана не слишком любила там убираться. Не то, чтобы её это шокировало — подумаешь, что она требухи никогда не видела? Просто там всё казалось таким… ну, слишком неживым, что ли. Другое дело эти модели. Они были полны хрупкой красоты и вызова, бросаемого силе тяготения.
Она крутанула пальцем один из винтов, провела по обтянутому тончайшим шёлком ажурному крылу. Может и она когда-нибудь тоже сможет подняться в воздух… Взяв одну из моделек, девушка с интересом разглядывала миниатюрное креслице пилота и окружавшие его цепные передачи.
— Я же просил, Петулания…
От неожиданности она вздрогнула и резко обернулась. Соседняя модель, задетая её локтем, спорхнула со стола, попыталась набрать высоту, но завалилась на крыло и потерпела крушение в окрестностях книжного шкафа.
— Ой! Я… я не… я всё починю!
Девушка бросилась к месту катастрофы и начала спешно подбирать обломки летательного аппарата.
— Я всё склею… обещаю. Только крыло немного помялось и винт… Сейчас я всё соберу…
Она растерянно стояла, держа в одной руке фюзеляж, а в другой фрагмент крыла. Чем взять ещё и отломившийся пропеллер сходу не придумывалось.
— Забудьте…
— Нет-нет, профессор я обязательно починю. Нужно только чуть-чуть клея!
— А вы знаете как это сделать?
— Ну… в общих чертах. Я придумаю. Это должно быть не очень сложно… я обещаю!
— Это очень сложно, — профессор неожиданно улыбнулся, — даже я не знаю, как это точно сделать. Никто не знает. Теория атмосферного полёта пока ещё находится в пелёнках, образно выражаясь, конечно.
Лана представила себе, как могла бы выглядеть теория в пелёнках — и аэродинамика сразу же представилась ей в образе довольно таки пухленького младенца. Девушка зафыркала, пытаясь не рассмеяться.
— И не вижу здесь ничего смешного, — обиделся не понявший её профессор, и стал подбирать с паркета остатки разбитого аэроплана.
— Простите, я не хотела вас обидеть. Но теория… в пелёнках… ещё раз простите, профессор.
— Ничего страшного. Просто положите всё это вон туда. Потом я подумаю, что можно сделать.
Лана водрузила останки модели на край стола.
— Извините, я не должна была это трогать. Наверное, я чересчур любопытна…
— Любопытны или любознательны? — профессор чуть прищурился.
Девушка растерялась.
— Жажда знаний не порок, — назидательно заметил тот, — что именно двигало вашим интересом к моделям?
— Ну… мне всегда было непонятно как человек может летать. Я никогда раньше не видела планеров или аэропланов. Кроме того, они такие красивые.
— Поразительно! — профессор всплеснул руками, — человечество поднялось в воздух ещё в средневековье, а большинство его представителей так ни разу в жизни и не увидели летательного аппарата!
Девушка лишь виновато вздохнула.
— Нет. Не переживайте. Это совершенно нормально. Полёт — сложное и рискованное дело. Я бы даже сказал — уникальная случайность. Будь наша атмосфера не столь плотной или сила тяжести чуть сильнее, и человек никогда бы не поднялся в воздух. Воздушные змеи и летающие фонарики так и остались бы детскими игрушками. Так что возможностью оторваться от земли мы обязаны лишь случайному набору свойств нашей планеты.
