Агент Груздь мог поспорить, что за шкафом такое же отверстие, как в его комнате, и что это дело рук его шефа. Однако сразу выполнить задуманное не смог, а потом и вовсе не до того было. У Жоржика закружилась голова, он опустился в кресло и посмотрел на себя в зеркало. Отражение показалось ему чужим. Само зеркало почему-то стало темным, будто его развернули обратной стороной, спрятав сверкающую поверхность. В матовой темноте агент Груздь увидел голубоватое лицо с длинными клыками, утомленное и немного испуганное. Георгий Сильвестрович закрыл глаза, сделал глубокий вдох. Когда же он снова открыл их, то обнаружил, что наваждение прошло и его родная физиономия ничуть не изменилась. Доктор Груздев понимал, что быть такого не может, поэтому тут же отыскал подходящее объяснение: «Переутомился».
Он покинул кабинет, спустился на первый этаж, быстро дошел до двери и выскочил на воздух. Психотерапевт поймал себя на том, что почему-то ему очень хочется никогда не возвращаться в этот дом. Взгляд Жоржика упал на баки для мусора, и мысли приняли другое направление: в мусоре рылся агент Блаженный. Он что-то выудил из бака. Что именно, агент Груздь не рассмотрел, но предмет в руках благоухающего коллеги вдруг сверкнул на солнце. Груздев хмыкнул, сделав для себя еще одну заметку, — разузнать побольше о Благолеше. Однако мысли об увиденном в зеркале синем лице вскоре вернулись. Странно… С чего бы ему привиделась физиономия вампира, да еще испуганная? И ведь глаза отражения были такими, что захотелось пожалеть, приласкать и утешить. Агент Груздь, улыбнувшись, пробормотал:
— О бедном вампире замолвите слово… — И спросил сам у себя: — Что ж так могло испугать вампира?
— Человек! — произнес кто-то за спиной.
Георгий Сильвестрович вздрогнул от неожиданности, оглянулся и, никого не увидев, быстрым шагом пошел прочь от странного дома. Он мельком глянул на пустой милицейский уазик, на длинную очередь бомжей, выстроившуюся у окошка пункта приема бутылок, и завернул за угол здания.
Сегодня врач-психотерапевт радовался тому, что смена будет относительно короткой. По предварительной записи всего два пациента. Радовался он рано. Оказалось, что на прием записалось человек тридцать первичных больных. Груздев вздохнул, засучил рукава и принялся за работу. На вечер у него были оч-чень интересные планы, и Георгий Сильвестрович то хотел во что бы то ни стало привести эти планы в жизнь, то сомневался — а стоит ли вообще идти на эту встречу? Так и не решив, что же делать с неожиданным приглашением в гости, он позвонил полковнику Репнину и сообщил о том, что внедрение на Крупу прошло без проблем.
— А почему сразу не отчитались?!! — проорал в трубку шеф. — Я что, отчета по два часа ждать должен?
Груздев не придал этим словам значения, но в клинике на него все смотрели с удивлением, а у дверей его кабинета собралась длинная очередь.
— Карточки, пожалуйста, — попросил он регистраторшу и, заметив такой же удивленный взгляд, как и у остальных коллег, поинтересовался: — Со мной что-то не так? Линочка, почему вы на меня так странно смотрите?
— Нет-нет, — смутилась девушка, — все так. Просто… — Она покраснела и умолкла.
— Ну, говорите, говорите, не надо стесняться.
— Просто вы сегодня впервые опоздали на работу. Я звонила, но номер недоступен был. А главврач ругался…
Груздев посмотрел на часы, издевательски тикающие над входом, и замер. Теперь глаза округлились у него: психотерапевт не мог вспомнить, где и как провел два часа. От Крупской до улицы Партизанской, где находилась клиника, всего пять минут хода. Как он мог не заметить двух часов, проведенных в пути?
Груздев пожал плечами и, пробормотав: «Моя мировоззренческая позиция не приемлет шуток со временем», прошел в свой кабинет.
Глава 6
И здесь, и там
Кирпачек вошел в сестринскую и увидел Сервизу. Она испуганно застыла перед зеркалом, рука остановилась на полпути, так и не прикоснувшись расческой к волосам. Вампирелла медленно повернулась к вошедшему, врач поразился бледности ее лица.
— Знаешь, мне сейчас показалось, что зеркало вдруг засверкало и в нем отразилось лицо человека. — Девушка растерянно посмотрела на Кирпа, попытавшись улыбнуться, но губы задрожали, на глаза навернулись слезы. Медсестра кинулась к коллеге на грудь и разрыдалась.
Вампир растерялся. «Кто мог обидеть это хрупкое создание?» — подумалось ему. Осторожно погладив рыдающую Сервизу по спине, он сказал:
— Не надо плакать, просто ты устала, переутомилась. И вообще — мало ли что может привидеться? Этого же нет на самом деле? Просто нужно отдохнуть.
— Проводишь меня? — нерешительно предложила девушка, при этом очаровательно посинев.
— Конечно! — обрадовался Кирпачек, и они с Сервизой, держась за руки, покинули здание.
Из окон больницы вслед им смотрели медсестры и санитарки, кто добро улыбаясь, а кто и с завистью, но молодые вампиры не замечали этого. Сервиза рассказывала о мелочах, каких много в жизни юной девушки, Кирпачеку эти мелочи казались невероятно важными и глубокими, и он с интересом слушал ее.
Выйдя на проспект Падших Ангелов, вампиры немного полюбовались панорамой города, открывшейся с этого места. Дорога, покрытая сверхпрочным сплавом золота и серебра, серпантином поднималась по горе Воздыханий. Дома причудливыми уступами сбегали вниз. Молодые вампиры прошли по мосту, немного постояли у перил, любуясь темно-красными волнами и мерцанием черной лунной дорожки.
Кирп увидел неподалеку вывеску и, холодея от собственной смелости, предложил прекрасной вампирелле зайти в небольшой ресторанчик. Та согласилась. Врач лихо истратил месячную зарплату на порцию трансильванских пиявок и две чашки натуральной желчи, но удовольствие смотреть, с каким аппетитом Сервиза уплетает никогда ранее не виданное ею лакомство, того стоило. Он что-то говорил, девушка улыбалась и щебетала в ответ. После ресторана они сходили к фонтану и смотрели на потоки смолы: сверкающие каскады взлетали вверх, к темному, на редкость красивому небу. Огромная черная луна романтично освещала бурлящий жизнью город.
Проводив девушку, влюбленный вампир вернулся домой и всю ночь предавался мечтам. Он долго не мог уснуть, ворочался в кровати, представляя, как пригласит предмет своих мечтаний в театр, как сходит с девушкой на выставку картин знаменитого художника, как… Дальше мечты Кирпачека сорвались с цепи, и он уже видел себя с Сервизой в родительском замке, в левом крыле. Вот они стоят у кафедры священника, и пастор Лудц соединяет их узами священного брака. За мечтами юноша и не заметил, как наступило утро.
Он встал, застелил постель. Устанавливая сверху длинную продолговатую крышку, подумал о том, что когда-нибудь он будет спать в этой кровати, обнимая любимую. Мысль была и радостной, и немного смутила застенчивого вампира. Однако для себя Кирпачек решил сходить в мебельный магазин и посмотреть цену на двухместные гробы. Наскоро позавтракав, он пребывал в самом романтическом настроении.
— И здесь, и там, и здесь, и там, и здесь, и там… — напевал Кирпачек, переодеваясь.
Он уже завязывал галстук, когда задняя стенка шкафа и все его содержимое растаяли. Оторопевший вампир снова увидел человека. Тело мифического чудовища скрывала фланелевая рубаха. Вместо просторных штанов сегодня на нем красовались обыкновенные джинсы, довольно дешевые, как машинально отметил молодой врач. Простые вампирские тапочки на ногах тоже были дешевыми и изрядно поношенными. Эти тапочки, символ домашнего уюта, мягкие и удобные, столь нелепо смотрелись на чудовищном существе, так не вязались с образом страшного монстра, что Кирп растерялся. Он смотрел на морду человека и думал о том, что уже начал привыкать к его виду.
Но человек смазал произведенное им мирное впечатление. Он, вытаращив глаза, на чистейшем наречии упырей завопил:
— Изыди!
— Сам изыди! — неожиданно для себя выдал Кирпачек.
— Да я ж тебе щас, морок наглый…
