— Мамонт, — в свою очередь назвался Мамонт.
Вампир выпучил глаза и пробормотал:
— Час от часу не легче. Мало вам быть человеком, вы еще и Мамонт?!
— Послушай, Кирпичик, а ты не мог бы к кому другому в шкаф заглянуть? Который день достаешь, уж к шкафам без содрогания подходить не могу.
— То же самое могу предъявить вам, уважаемый Мамонт, — отмел обвинение Кирпачек. — И букетом меня зачем-то ударили! Разве можно так обращаться с чертополохом? Мне, чтобы купить такой букет, нужно отдать половину месячного дохода!
— Возьми. — Дальский протянул ему ветку. — На кой он мне, если не работает? Эх, сколько раз убеждался, что от телевизора правды не дождешься!
— Спасибо. — Кирпачек принял букет, поблагодарил и сказал: — Кстати, судя по помещению, которое я имею честь наблюдать за вашей спиной, господин Мамонт, напрашивается вывод, что вы отнюдь не ужасный монстр из шкафа.
— Ну, во-первых, давай без «господинов», — ответил Дальский, — а во-вторых, я тебе что, нелегальный эмигрант из Таджикистана, чтобы по шкафам хорониться? Да и ты на миграционную службу не похож.
— В вашем мире тоже Джиннистан есть?!! — поразился Кирпачек.
— Ну насчет джиннов — это вряд ли, у нас скорее аладдины по улицам шастают, — сказал экономист и, с минуту подумав, уточнил: — Так говоришь, целый мир? И у вас то же самое?
— Да, — вздохнул Кирпачек, — целый мир. Мир погибающий, в котором мучается несчастный народ.
— Что, экологию угробили? — посочувствовал Мамонт Дальский.
— Угробили. Раньше земля щедро кормила нас. Моря и реки были полны чистой крови. Хватало всем: и чертям, и троллям, и ведьмам, и нам — вампирам. Да и всем остальным. Многие народности теперь только в исторических документах существуют. Раньше все были довольны и счастливы, а сейчас голод. Вымираем потихоньку.
И Кирпачек рассказал аномальному собеседнику о своем прекрасном мире. О красном светиле на пронзительно розовом небе, о круговороте гемоглобина в природе, о сверкании камешков, которыми посыпаны пешеходные дорожки, и о многом другом. Экономист слушал внимательно. Когда вампир закончил рассказ, Дальский долго молчал. Потом он, задумчиво разглядывая собеседника, выдал одну фразу, но фраза эта надолго вышибла вампира из колеи.
— Голод, говоришь?
Кирпачек кивнул.
Портал закрылся. Сам. Без каких-либо действий со стороны Кирпачека или Дальского.
Мамонт подошел к окну, отдернул занавеску и, уже не удивляясь тому, что за окном глубокая ночь, задумчиво произнес:
— А мы ведь, друг Кирпичик, для вас еда…
Глава 7
Здесь
Следующая смена казалась бесконечной, больные поступали в таком количестве, что времени на размышления не оставалось. Кирп подумал, что работа здесь напоминает пожизненное заключение. Но наступила ночь, и вопреки его воле в голове сама собой всплыла недавняя ситуация с Дреплюзой. Демоница почти объяснилась ему в любви. Кирпачек не знал, что делать и как себя вести с ней. Сегодня он весь день избегал встреч с престарелой поклонницей, и только когда та ушла домой, вздохнул спокойно.
Вспомнив инцидент со страшной медсестрой, он почувствовал приступ головокружения. Вампир покачнулся, рука наткнулась на стену. Кирпачек похолодел, представив, что было бы, качнись он в другую сторону: лестничные перила приказали долго жить еще, наверное, до его рождения. Падения вниз с частыми переломами, а то и летальными исходами — привычное дело в этом здании. Ремонт же давно стал притчей во языцех, и если бы не эпидемия осиновой болезни, то дом бы просто сожгли.
Врач увидел идущую по коридору Сервизу. Вспомнил, что в третьей палате лежит зомби в тяжелейшем состоянии — видимо, медсестра проверяла, как чувствует себя больной. Вампир подождал, пока девушка поравняется с ним, и, улыбнувшись, пошел рядом. Так, держась за руки, уставшие, но счастливые молодые люди зашли в сестринскую комнату. Там, сидя за столом, мирно дремала древняя деревенская ведьма Яграфья.
Основная черта характера этих представителей рода людского — любопытство. Именно поэтому деревенские ведьмы, в отличие от невозмутимых горных или прижимистых лесных и молчаливых болотных, предпочитали находиться в многолюдных местах, часто делая хорошую карьеру. В старину из их рода вышло немало знаменитых личностей. Многие ведьмы и ведьмаки становились величайшими правителями Королевства Объединенных Шабашей. Однако развитие цивилизации пагубно сказалось на них. Народность, не сумевшая понять и, как следствие, принять технический прогресс, потихоньку вымирала…
Ночь стала достойным продолжением дня, врачи и подумать не успевали о пяти минутах отдыха, а уж о том, чтобы сделать перерыв и выпить чашку чая, даже не заикались.
Первым «скорая» привезла эльфа. Его внесли на носилках, скрючившегося в характерной для урологических больных позе. Едва взглянув, Кирпачек поставил диагноз — мочекаменная болезнь. После поступил травмированный орк, потом — молоденькая ведьма с приступом астмы. В течение следующего часа от осиновой болезни скончались два упыря, один вурдалак и пожилой вампир, оказавшийся многодетным отцом, как сообщила всезнающая Яграфья.
Морга при больнице не было. Покойников до утра оставляли в палате рядом с сестринской, за тонкой стенкой. Тела умерших к утру исчезали. Куда исчезали — загадка, над которой бились целые научные институты. Бились давно и безуспешно.
Кирпачек хотел было предложить Сервизе попить чаю, но снова раздался звонок вызова дежурного врача. Вместо обычного коротенького «дзинь», он буквально разрывался. Врач и медсестра понеслись в приемный покой. Оказалось, что доставили роженицу. Роддома переполнены, а в больнице при отделении гинекологии имелась секция для водоплавающих. Готовая родить русалка верещала так, что звенели стекла. Сервиза, побледнев, зажала уши руками: девушка с детства страдала стойкой аллергией на ультразвук.
Кирпачек молниеносно заполнил амбулаторную карту. Бережно переложив роженицу в бочку-каталку, вместе с Яграфьей повез ее в гинекологию. Проследив, все ли в порядке, не стал ждать, пока санитарка возьмет перевозочную емкость. Вернулся в приемное и, забрав Сервизу, отправился в сестринскую.
Яграфья присоединилась к ним, когда молодые вампиры уже выпили по чашке жиденького чая и съели по кусочку оставшейся с ужина колбасы.
— Родила болезная, — сообщила деревенская ведьма, подвинув к себе чашку. Она сунула туда длинный, загнутый к нижней губе нос, понюхала и недовольно сморщилась: чаек не только остыл, но и был много раз разбавлен.
— Ой! — Сервиза радостно хлопнула ладошками. — Кого же? Мальчика или девочку?
— Урода, — ответила санитарка, погасив радость на тонком лице медсестрички. — Может, читали, маньяк серийный в окрестных прудах озорует? От него и родила.
— Этот, что ли? — Врач взял с тумбочки газету и развернул.
С разворота на них смотрел фоторобот, составленный полицейскими со слов немногих выживших после встречи с преступником. Судя по нечеткому изображению, он был молодым ведьмаком с жабрами на щеках. Мутации в мире за последнее время было немного, но насильника и убийцу, прозванного Ихтиандром, вычислить все равно не могли.
— Он самый, — кивнула Яграфья с такой уверенностью, что напрашивалось предположение: старуха сама побывала в руках маньяка и знает его в лицо. — Совсем озверел, сказывают. Что вытворяет! По канализации пробираться удумал, чтоб дело свое черное творить! Говорят, зайдешь в сортир, а в унитазе рычание раздастся — и тут он, окаянный Ихтиандр, выскакивает. Чтоб насилие, значится, учинить. Девка-то хвостатая чудом жива осталась, но на беду понесла.
А аборт делать русалы по вере не стали. Запрещается им. А куда водоплавающим деваться? Они вымирают быстрее других. У них за аборт тюрьму можно схлопотать. Озера и реки загажены сливами — не кровь, а сплошная химия. А они в этом живут. Эх, раньше, помню, подойдешь к реке, зачерпнешь полные ладони крови и пьешь ее, родимую, без опаски заразиться или отравиться.
