— А здесь много школ?
— Много. Ты разве не видел?
— Нет.
— Надо посмотреть! У нас тут всюду культурные учреждения. Имеют ли они отношение к культуре — это еще вопрос, а учреждения есть, — усмехнулся Маленький Скорпион и вдруг вскинул голову: — Плохо дело, дождь собирается!
Туч на небе было еще мало, но ветер дул все сильнее.
— Пора домой! — сказал Маленький Скорпион, явно побаиваясь дождя. — Когда прояснится, встретимся здесь.
Людской поток понесся, словно подхваченный ураганом. Я тоже бежал, хотя понимал, что в доме без крыши все равно промокну. Мне просто хотелось бежать вместе с остальными и смотреть, как весь город, словно безумный, карабкается на стены.
Ударил новый порыв ветра, небо сразу потемнело, огромная красная молния долетела до самой земли и скрестилась с линией домов. Грянул гром, а за ним посыпались крупные, как куриные яйца, капли дождя. Вдалеке что-то зашелестело, дождь на мгновение утих, небо немного прояснилось — и вдруг опять ветер, новый удар молнии, капли слились в мощные струи. Небо исчезло. Затем струи дождя внезапно изогнулись, задрожали и тоже пропали. Исчезло все, кроме вспышек молнии.
Но я был уже мокрым насквозь и, главное, не мог понять, где мой дом. Отступив от какой-то стены, я ждал новых молний. Мне казалось, что в небе поблескивает глазами гигантский черный дьявол — неудивительно, что этот блеск не помог мне найти дорогу. А, все равно чей дом, полезу, там видно будет! Уже на стене, по знакомому шатанию, я почувствовал, что случайно наткнулся на дом посланницы. Но в этот миг вспыхнула особенно яркая молния, гром обрушился прямо на меня, стена пошатнулась, накренилась, и я, зажмурив глаза, полетел неведомо куда.
Громовые раскаты стали отдаляться. Во сне я слышу это или наяву? Я пытаюсь открыть глаза, но не могу, потому что, кажется, вся глина посольского дома облепила мне лицо. Да, это наяву, я действительно очнулся. Ни руками, ни ногами не могу пошевелить — они завалены камнями, глиной, как будто кто-то воткнул меня в землю вместо семени.
Наконец высвобождаю руки и протираю глаза: дом посланника превратился в бесформенную груду глины. Я приподнимаюсь и зову на помощь, беспокоясь не о себе, а о хозяевах, которые наверняка погребены заживо. Дождь еще капает, на мой крик никто не отзывается. Ведь люди-кошки боятся воды и ни за что не придут, пока небо не прояснится.
Окончательно выбравшись из глины, я начал как сумасшедший разгребать ее, даже не посмотрев, не ранен ли я. Тем временем дождь кончился, и все жители высыпали на улицу. Я снова позвал на помощь, люди-кошки прибежали, но встали в стороне. Пришлось долго объяснять им, что нужно спасать женщин, погребенных в земле. Люди-кошки пододвинулись ближе и снова застыли. Тут я вспомнил, что умолять их бесполезно, и стал искать деньги, которые, к счастью, оказались в кармане:
— Каждый, кто поможет откапывать, получит по одному национальному престижу!
Они оживились, хотя и не очень поверили мне. Я повертел монетой. Зеваки бросились вперед, как осиный рой, но каждый брал лишь по одному камню или кирпичу, явно стараясь на мне нажиться. Ладно, черт с ними, лишь бы помогли откопать. К тому же работа у них, как ни странно, спорилась, точно у муравьев, которые растаскивают кучку риса. Буквально через минуту из-под земли раздался голос. Я было успокоился, но тут же сообразил, что слышно одну хозяйку. Когда разобрали весь завал, я увидел, что она сидит прямо в дыре, а остальные женщины придавлены помостом и не двигаются. Я хотел помочь ей подняться, но она с возмущением оттолкнула мои руки:
— Не трогай меня, я вдова посланника! Сейчас же верните мне все кирпичи, а то я пойду жаловаться Его Величеству!
Глаза у нее были залеплены глиной, но она догадалась, что ее дом растаскивают, зная привычки своих добрых соплеменников.
Впрочем, искать кирпичи было уже бесполезно: некоторые помощники уносили горстями и землю. «Вот до чего доводит людей нищета, — подумал я. — Они считают, что лучше вернуться домой с горстью земли, чем с пустыми руками!»
Посланница соскребла со своей головы глину, обнажив поцарапанные щеки, большую шишку на темени и горящие яростью глаза. Внезапно она бросилась, прихрамывая, за одним из грабителей и с проворством настоящей кошки вцепилась ему зубами в ухо. Тот заорал и начал отбиваться, колотя лапами по ее животу. Долго они крутились на одном месте. Наконец мадам заметила одну из своих погибших девиц, отпустила обидчика, и он стрелой пустился наутек. Остальные помощники с испуганными вздохами расступились. Обняв труп девушки, старуха горько заплакала.
«Оказывается, она не лишена чувствительности!» — подумал я, но утешать ее не стал, так как вид у нее был бешеный и я опасался за собственные уши.
Вволю наплакавшись, она взглянула на меня:
— Это ты во всем виноват! Ты обрушил мой дом, а они разграбили его. Но вы от меня не убежите! Я пожалуюсь Его Величеству, и он всех вас казнит!
— Я не собираюсь убегать, — тихо сказал я. — Наоборот, я хочу помочь вам.
— Верю тебе, потому что ты иностранец. А на этих мерзавцев придется жаловаться Его Величеству. Пусть он устроит у них обыск и казнит каждого, у кого окажется хоть один кирпич! Я вдова посланника!
Изо рта у нее от ярости брызгала слюна, иногда даже с кровью. Я не знал, действительно ли мадам, имеет доступ к императору, но стал успокаивать ее, боясь, что она сошла с ума.
— Давайте сначала похороним их…
— А ты знаешь, как их хоронить? Мне хватало возни с живыми распутницами! Можешь сам ими заниматься!
Я умолк, потому что не имел ни малейшего представления о кошачьих похоронах. Взгляд посланницы стал еще страшнее: слезы в глазах, казалось, высохли от безумного огня, белки излучали какой-то фосфорический блеск.
— Дай хоть тебе пожалуюсь! — закричала она. — Я вдова посланника, дурманных листьев не ем, не имею ни денег, ни мужа, дай хоть тебе пожалуюсь!
Я понял, что старуха действительно сошла с ума: она уже забыла, что считает меня виновником несчастья, и собиралась излить мне душу.
— Вот эту чертовку, — она ткнула пальцем в один из трупов, — мой муж взял, когда ей было всего десять лет. Тельце еще не окрепло, а муж уже лакомился им. Помню, в первый месяц, едва стемнеет, как эта чертовка плачет, зовет папу, маму, меня хватает за руки, умоляет, чтобы я от нее не отходила. Но я добродетельная жена и не могла ссориться с посланником из-за какой-то десятилетней паршивки. Если муж наслаждается, я не мешаю, я жена. А эта чертовка орала благим матом при одном приближении хозяина. Даже когда он наслаждался, она кричала: «Госпожа посланница, госпожа посланница! Милая, спасите меня!» Но разве я похожа на нее, разве я способна мешать господину наслаждаться? Потом она лежала как мертвая — может, притворялась, а может, и в самом деле теряла сознание. Мне не было до этого дела. Я' пичкала ее лекарствами, едой, а эта тварь даже ни разу не поблагодарила меня! Потом она выросла и так развилась, что сама была готова проглотить посланника. Когда он брал новую девчонку, эта чертовка с утра до вечера рыдала, опять уговаривала меня вмешаться, но ведь я жена посланника! Если он не будет покупать девочек, кто его станет уважать? Она еще винила меня в том, что я не берегу мужа, позволяю ему изнашиваться!
Старуха оттолкнула от себя мертвую кошачью голову и схватила за волосы другую:
— Эта тварь была из проституток. Целыми днями ела дурманные листья и моего мужа пыталась приучить. А разве посланника, который ест дурманные листья, пустят за границу? Я не запрещала мужу якшаться с проститутками, но не могла позволить ему потерять место. Ты даже не представляешь себе, как трудно быть женой посланника! Днем я наблюдала, чтобы эта распутница не воровала дурманных листьев, вечером следила, чтобы она не кормила ими мужа… Проклятая тварь! Она еще удрать хотела все время. Если бы у посланника сбежала наложница, мы были бы навек опозорены!
Глаза посланницы снова вспыхнули, она схватила следующую голову:
— А эта стерва была самой зловредной! Из современных! Не успела еще в дом войти, как потребовала, чтобы посланник всех нас выгнал, одну ее своей женой сделал. Ха-ха-ха! Но где там! Мой муж понравился ей только своим званием. Других наложниц он покупал, а эта сам, а отдалась ему, даром. Она весь женский род опозорила! Когда она здесь появилась, муж не смел с нами даже слова молвить. И все время таскалась за ним на улицу, в гости, будто законная жена. А я тогда зачем? Я не мешала посланнику покупать девок, это необходимо, но женой была я, и потому следовало ее проучить. Связала раза три, оставила под дождем, вот она и скисла. Стала просить господина, чтобы он отпустил ее домой, говорила, будто он обманул ее… Но разве я могла освободить эту стерву, да еще позволить ей выйти за другого? Нет, такого не бывало!
