— Ага, — Соня деловито черкала карандашом на листке. — Спасибо, мам, ты мне исключительно помогла. Можно одолжить журнал?
— Только не вырывай страницы! — голос Анны Петровны летел уже в спину убегающей дочери.
* * *
Два часа в библиотеке. Пропустила обед.
Вокруг Сони высились стопки книг. В какой-то момент она перестала ставить их обратно на полки — потом разложит. И уселась прямо на полу, просматривая каждую и складывая ненужные куда-то за спину.
Где-то было похожее. Где-то должно быть. Но что именно? В какой из них? Вероятно, в этой?
Затекли ноги. Заныла спина.
Может, показалось? Фотографий-то не видела, всё только по описаниям. А воображение — оно такое. Коварное. Возьмёт и нарисует не то, что было.
Взяв очередной том, Соня уже пролистывала книгу почти бессознательно, когда на очередной странице наконец нашла то, что искала.
Есть!
Софья вначале даже не поверила, что обнаружила именно то, что представляла.
Но книга не врёт.
Попугай в голове был изумлён, но доволен.
* * *
— Полагаю, эти два дела — Молчановой и Лазаренко — как-то связаны. Возможно, стоит объединить их в одно, — Митя примостился на краю Мишкиного стола, решив провести короткое совещание, так сказать, на ходу, без формальностей.
Полтора месяца совместной работы показали, что официальным языком и канцелярщиной в этом коллективе успеха не добиться. Такую манеру общения всецело воспринимал лишь Вишневский, только и работал после этого как механизм — исполнительно, но без воображения. А ум у Льва проницательный, его лишь в нужном направлении подтолкнуть надо.
Период недоверия и притирки прошёл. И оказалось, что команда у них собралась довольно деятельная. К середине февраля Дмитрий постепенно переключился с казённого языка на человеческий и почувствовал себя гораздо лучше. Внутри отдела негласно перешли на «ты». И коллектив, можно сказать, расслабился. Не в смысле небрежения обязанностями, а в плане общения. И дела более споро пошли.
Горбунов даже притащил в кабинет пузатый самовар, а у Вишневского дома обнаружилась коллекция редких чаёв, среди которых были как бодрящие, так и «думательные», и даже успокаивающие. Последние пользовались устойчивым спросом у визитёров женского пола и почтенного возраста.
Ещё Мишка хотел было снаружи на дверь навесить листок с черепом и костями, но Митя решил, что это уже слишком. Их отдел иронично именовали «смертниками», но такому сарказму вряд ли отдали бы должное. Так что череп разместили с внутренней стороны.
Он явственно напоминал о тленности бытия.
— Не вижу связи, — отозвался Семён Горбунов, наливая в кружку кипяток. — Первая-то, Прося, хорошая, невинная девушка была, а эта Настя — кокотка. Два полюбовника! Это ж надо так словчить, чтоб обоих водить за нос.
Полюбовники, как самые вероятные подозреваемые, отыскались быстро. Один, молодой офицер, по счастливой случайности за неделю до преступления укатил в Санкт-Петербург, чем избавил свою пылкую персону от возможных подозрений.
Второй, мебельный лавочник, узнав новость об убийстве, подался в совершенную панику. Но не оттого, что был к оному причастен, а потому, что оказался женат и сие неуместное обстоятельство от убиенной горничной тщательно скрывал. Как, надо полагать, скрывал и наличие самой горничной от добродетельной супруги и троих детей. Вероятность полного изобличения его любвеобильной натуры привела торговца в полнейший ужас. Он клятвенно божился не нарушать никогда более брачных уз ни с горничными, ни с иными девицами соблазнительных профессий. К его благу, алиби у лавочника имелось — крепкое, дубовое и унылое, как и его мебель.
— Может, мораль у неё не самая высокая, но разве это повод для убийства? Верно, девушки разные, но мне кажется, что их что-то связывает, — возразил Митя.
— Согласен, — подал голос Лев. — Мазки краски на роговице у обеих, следы от уколов идентичные. И химический состав опиата в крови у девушек один и тот же. В отчёте прозектора отмечено… — Вишневский пошуршал бумагами на столе. — Вот! Смесь триэтилового эфира, гидрохлорида триацетилморфина и эфира бензоилэгконина, по заключению лаборатории университета. Вещества не сказать, что редкие, но вместе раньше не применялись. А эффект убийственный, извините за каламбур.
— Если не редкие, то теоретически достать их несложно. Но чтобы догадаться смешать — на это, пожалуй, медицинские знания нужны?
Коллеги задумались.
— Лев, займись, — Митя обратился к Вишневскому. — Поищи среди знакомых наших жертв — вдруг там врачи найдутся, студенты-медики, ветеринары на худой конец. Семён, а что там с допросом извозчика? Удалось что-то выяснить?
— А, пьянь возничая, ендовочник*! — Горбунов досадливо хмыкнул и отхлебнул из чашки. — Удивляюсь, как он ещё лошадь свою не пропил. Бестолковый человек. Помнит лишь, что повозку в переулке возле кабака оставил. Знал, что не положено, так многие же нарушают. Несколько экипажей там стояло. Я так думаю, убивец наш просто взял первый попавшийся.
— Похоже на то. Значит, просто номеру четыреста тридцать два в этот раз не повезло.
— Ещё как не повезло. Бляху-то отобрали! И поделом. Не пей сверх меры. Понял, Мишка?
— А я что? — обиделся Афремов. — Я вообще никогда!
— Молодой ещё, дурости много. Смотри у меня, если замечу, — Горбунов в этот момент как никогда напоминал городового, который делает внушение малолетнему хулигану.
— А я ещё одно общее понял! — спохватился Мишка. — Обеих девушек нашли в первое число месяца. Может, это тоже имеет значение?
— Не исключено, — поддержал Дмитрий. — Как говорят, первый раз — случайность, второй — совпадение, третий — закономерность. Если так, мне бы не хотелось обнаружить третий аналогичный труп. Иначе выходит, что в Москве появился…
— Серийный душегуб? — заворожённо прошептал Мишка. — Как английский Джек-Потрошитель?
* Ендовочник (устар.) — пьяница, пропойца. Ендовой называли широкий сосуд с носком для разливания напитков.
Глава 6. В которой тайное не должно стать явным
Соседями «смертников» в здании в Малом Гнездниковском были «пропащие» — отдел поиска пропавших без вести. Оба подразделения нередко работали в паре. Тут ничего не попишешь — на десяток найденных, живых и здоровых, всегда отыщутся уже не столь здравствующие и совсем упокоенные. И зачастую коллеги препровождали своих заплаканных посетителей в ближайшую дверь — к Самарину.
Запасы успокаивающего чая съёживались с удивительной скоростью.
Сегодня, несмотря на воскресный день, завершающий второй месяц года, у «пропащих» творилась форменная суматоха. Хлопала дверь, бегали туда-сюда люди, не замолкая, трезвонил телефон.
Одного из взмыленных сотрудников поискового отдела Митя буквально поймал за рукав на лестнице:
— Что у вас случилось?
— Полный хаос, Митя! — ответил сосед, вытирая потный лоб, и добавил пару выражений позабористее. — С утра все в мыле, как кони на скачках. Дочка у Барышкина пропала, младшая, Мария.
— Это который Барышкин? Сахарный?
— Он самый, раздуй его горой. Весь город на уши поднял, рвёт и мечет.
Павел Барышкин, владелец трёх сахарных заводов, был не самым крупным фабрикантом, и даже в десятку богатейших не входил. Но прославился на всю Москву вспыльчивым и свирепым нравом. Частыми свидетелями тому бывали хрустальные графины ресторана «Яр» и его же, яровские, официанты.
С некоторых пор специально для Барышкина куверты* подавали серебряные, а прислуга всякий раз тянула спичечный жребий на предмет высочайшей чести обслужить самого благожелательного клиента. Счастливчику полагались двойные чаевые и вакантный день, наслаждаться которым, как правило, приходилось в лазарете.
Дочерей своих числом три коммерсант держал в строгости и всем составил выгодные партии. Старшая уже была замужем, средняя недавно обручилась, младшую шестнадцати лет готовили на выданье и уже подыскали жениха. Но у Машеньки Барышкиной на этот счёт оказался свой интерес, никак с выбором отца не пересекающийся.
