— Твои волосы выглядят не совсем правильно, — сказал Алек.
Он запустил руки в мои волосы. Дрожь прокатилась по моему позвоночнику, и я расслабилась от прикосновения его теплых ладоней. Алек замер, когда наши взгляды встретились. Я не могла сказать, что скрывалось за его взглядом. Он разорвал зрительный контакт и начал путать мои волосы. Алек был таким нежным.
— Так лучше, — он отстранился, но я сразу же захотела вернуть его прикосновения.
Мобильный телефон Майора начал вибрировать.
— Пора идти, — он открыл дверь, но не вышел. — Рональд и Линда Чамберс будут здесь в любой момент. Вспомни все, что ты читала о Мэдисон. С этого момента и пока мы не найдем убийцу, ты Мэдисон. Тесса мертва.
Тесса мертва.
Что-то схватило мои внутренности и скрутило. Если бы я могла проголосовать за решение кому жить, а кому умереть — Мэдисон или мне — не было бы никаких сомнений. У Мэдисон были родители, брат, родственники, даже экс-бойфренд, который ее любил; у меня не было никого.
О чем я думаю?
— Ты меня слышишь?
Я кивнула, не доверяя своей речи. Внезапная волна спокойствия окатила меня, чужая и агрессивная, и я почувствовала, что мое тело негодовало от ненужных эмоций. Они были не моими. Мои глаза бросились к Майору, он до сих пор задерживался в дверях. Мог ли он манипулировать тем, что я чувствовала?
Алек колебался, будто хотел что-то сказать. Я не могла удержаться, чтобы не встретиться с ним взглядом. В его взгляде было беспокойство и что-то еще — что-то более мягкое, что я не могла распознать. После быстрого взгляда на Майора он ободряюще улыбнулся, и они вышли.
Доктор Фонсека остался. Он еще раз проверил аппараты и капельницу. Я вздрогнула, когда игла двинулась в моей руке, и он быстро извинился. Фонсека больше не говорил, ровно, как и не смотрел в мои глаза.
Одно было точно: Майор был прав, люди боялись наших сил, боялись того на что мы способны. Это первое, чему он учил Холли и меня, когда мы приехали в штаб ОЭС.
Я никогда не чувствовала, что его слова правдивы, так ясно как сейчас.
Голоса за дверью привлекли мое внимание. Я откинулась на подушки и закрыла глаза, стараясь успокоить дыхание, наблюдая за входом сквозь ресницы. Дверь начала открываться. Это было оно. И в моих руках была возможность не испортить это.
Я не могла провалиться. Я не хотела все испортить.
С этого момента, Тесса была мертва.
Я повторяла свои дыхательные упражнения, пытаясь успокоить биение сердца.
Вдох — выдох.
Вдох — выдох.
Сквозь узкие прорези глаз я наблюдала, как Линда Чамберс проскользнула в палату, ее шаги стали неуверенней, когда она увидела доктора Фонсеки. Рональд Чамберс остановился за ней, положив руки на ее плечи. Его глаза были сосредоточены на мне, и я решила, что безопаснее держать мои закрытыми.
— Как… — Линда прочистила горло. — Как она? Доктора Майерс и Ортиз, сказали, что есть шанс, что она очнется сегодня.
— Ее состояние улучшилось. Она дышит сама и шевельнулась мгновение назад, — сказал доктор Фонсека.
— Она шевельнулась? — надежда в голосе миссис Чамберс заставила почувствовать меня самым худшим лжецом в мире. Она должна была оплакивать свою дочь, а вместо этого надеялась на чудо.
— Даже если она очнется, не ожидайте слишком многого от нее. После того, что ей пришлось пережить, Мэдисон придется учить многое с нуля. Должно пройти некоторое время, чтобы она начала ходить и говорить, как раньше. Вполне возможно, что ваша дочь не будет многого помнить, может даже вас, — он сделал паузу, прежде чем продолжить. — Очень важно, чтобы вы не давили на нее, заставляя вспоминать. — Слушая, с какой легкостью говорит доктор Фонсека, я удивилась, как он мог лгать им так много, без дрожи в голосе.
— Мы не будем. Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь ей выздороветь, — ответил отец Мэдисон.
Я позволила своим рукам шевельнуться и глазам моргнуть.
— Я думаю, она просыпается, — сказал мистер Чамберс.
Шаги прозвучали ближе.
Я знала, что они наблюдают за каждым моим движением. Я повернула голову на дюйм, но держала глаза закрытыми и испустила хриплый вздох.
Матрас просел.
— Мэдди? Дорогая, проснись.
— Кексик, мама и папа здесь, — голос Рональда был таким мягким, таким любящим, таким нежным. Я не могла надеяться, но интересно, говорил ли мой родной отец так со мной, был ли он счастлив, когда я родилась, скучал ли по мне когда-нибудь.
Я открыла глаза на мгновенье, достаточного, чтобы увидеть их обеспокоенные лица надо мной, прежде чем закрыть их снова. Рука, слишком мягкая и маленькая для мужчины, коснулась моей щеки.
— Дорогая?
Я никогда не думала, что лишь одно слово может передать столько любви. Ладонь Линды была теплой и успокаивающей, хотя это и было чужим прикосновением, я почувствовала, как расслабляюсь.
Наконец, я открыла свои глаза. Я никогда не видела, чтобы кто-нибудь смотрел на меня как Рональд и Линда — будто я была самим дорогим в их жизнях.
— О, Мэдди.
Линда начала плакать, и я хотела присоединиться к ней. Расслабившись с облегчением и радостью, она волновалась по неправильным причинам. Она не знала, что ее мертвую дочь увезли на каталке всего через несколько минут, после того как врачи рассказали ей историю о волшебном выздоровлении их дочери. Чамберсы не знали, что их маленькая девочка лежала в холодном морге, ожидая дня, когда моя работа будет выполнена и когда они, наконец, узнают правду.
Влага снова наполнила мои глаза, когда губы Рональда прошлись по моему лбу, и он прошептал слова утешения. Вдруг, я больше не могла сдерживать слез. Слезы потекли по моим щекам и объединились у моих губ.
Линда обняла меня, ее прикосновения были мягче шелка, она боялась навредить мне. Рональд пригладил волосы у моего лица и обнял меня и Линду. На мгновение я позволила себе представить, что их любовь на самом деле была для меня.
В конце концов, они отстранились.
Я заметила, что доктор Фонсека покинул комнату. Может он не мог стоять, наблюдая за счастливым воссоединением, зная уродливую правду.
Рональд поставил стул к кровати и сел. Линда сидела на кровати, держа мою руку в своих ладонях.
— Ты знаешь кто мы, Кексик?
Голубые глаза Рональда горели надеждой, но губы по-прежнему были сжаты.
Я кашлянула снова, потому что в моей медицинской карте было написано, что мне трудно говорить после того, как убрали аппарат для дыхания. Технически, я не должна была говорить еще несколько дней, но ожидание бы убило. Выражение лица Линды стало озабоченным.
