– Чего-чего?
– Во всех отраслях мы плодим и совершенствуем один лишь инструментарий, оставаясь в сути своей на нижней ступени эволюции. Мы представляем собой общество обезьян с компьютерами, ракетами и атомными бомбами, не пытающееся осмыслить себя.
– У-у… ну, что поделаешь! Прогресс, мать его. Машина оказалась удобнее лошади, всем понравилось мыться в душе, ходить по асфальту и всегда быть на связи. И честно говоря, я не очень понимаю, что в этом плохого.
«Теоретик оторванный, – почти сочувственно вздохнул Никита про себя, – кем же он работал до инициации, что было написано в личном деле? Вроде социолог какой-то…»
– В этом ничего плохого нет. Проблема в том, что мы позволяем инструментам одержать верх! Мы унифицируемся. Точнее, унифицируются люди, подчиняясь ими же созданным техрегламентам, а мы следуем за ними. Последние столетия механическое перетягивание людей на свою сторону и подсчет сторонников – это единственное, что интересует Иных. Мы так вымрем, Никита.
– Ничего себе вывод, – хмыкнул Сурнин. – С чего это вдруг?
– Наша численность не восстанавливается вовсе не потому, что когда-то Иные едва не истребили друг друга. Это было очень, очень давно. Настоящая беда заключается в том, что у нас отсутствует рефлекс цели. Нам не интересен мир, в котором мы живем, мы не знаем, куда движемся. Нам нет дела до природы Великих Сил и Сумрака, который нас породил: мы используем его и боимся, больше ничего… А это – гигантский кладезь нерасшифрованной информации! Настоящая война, если уж силам Света и Тьмы суждено воевать, должна вестись за его тайны, которые мы даже не пытаемся изучать. Ум людей куда более пытлив из-за того, что им отведено меньше времени. Возможно, сложив их потенциал с нашим, мы смогли бы разгадать загадку бытия… Что тебе на самом деле нужно от меня, Никита, кого ты ищешь в Сумраке? Я уже сказал твоему начальству, что не знаю, есть ли подобные мне перевертыши на стороне Тьмы, я не входил с ними в контакт. Я не могу раскрыть особенности передачи информации через Сумрак, потому что я – точно такой же интерфейс этого компьютера, как и все прочие Иные, его внешнее устройство, а не его ядро. Вы же не можете объяснить, каким образом разговариваете друг с другом! Почему вы все думаете, что я это знаю…
– Я так не думаю, Трофим, – перебил Никита.
– В самом деле? Это даже интересно.
– Я так не думаю, – убежденно повторил Никита. – Ты ничего не знаешь. Не так давно я говорил с твоими последователями. У них жуткий винегрет в головах! Это значит, что их учитель растерян не меньше их самих… Допустим, численность Иных не восстанавливается из-за того, что достигла оптимальных значений. Тогда скажи мне, пожалуйста, чем плоха твоя унификация?
– Потерей индивидуальности, – мрачно возвестил Трофим.
– А она – чем?
– Тем, что из партнеров Сумрака, которыми мы рождены, мы превращаемся в его инструментарий, точно так же как люди для нас превращаются из коллег по процессу познания в кормовую базу.
– Это у Темных.
– Хорошо. В опекаемое стадо.
– Это у Темных, – повторил Никита, упрямо склонив голову.
– Тогда – в инструментальный набор, как я и сказал. Мы – для Сумрака, люди – для нас. Цивилизация унификатов.
– Все равно не понимаю, что в этом плохого.
Никита тоскливо посмотрел на часы, стоявшие на полке. Секунды неумолимо подмигивали ему зелеными точками. Собеседник увяз в каких-то теоретических дебрях. Пора закругляться.
– Может, просто слышать не хочу? – усмехнулся Трофим. – На примере людей это более чем понятно: Армия – для войны, медицина – для комфортного проживания, соглядатаи – для облегчения несения службы сотрудникам Ночного Дозора, и так далее до бесконечности. Мы хорошо относимся к людям как к унифицированным инструментам, но не видим в них личности и уж тем более не видим в них равноправных партнеров.
– Надуманно как-то. Что ж нам теперь от информаторов отказаться или от услуг стоматологов? Чтобы воцарилось равноправие людей и Иных…
В словах Трофима, оказавшегося выброшенным из системы, содержалась истина, которую видел только он, глядя на проблему под углом зрения, недоступным больше ни одному живому организму на земле.
«Ох, Настя, как же мне тебя не хватает, – подумал Никита. – Вот кто мне сейчас нужен позарез! Как объяснить этому снобу Трофиму, что кое-кто несет в себе частицу еще более древних цивилизаций и тем не менее уживается в современном мире и с людьми, и с Иными?»
– Трофим, извини, все это очень интересно, но время поджимает. Что происходит с Сумраком? – напрямик спросил он.
– Я не знаю.
– Но он ненормально активен, верно? Нынче он позволил тебе испытать разработанную систему поиска и оповещения… или как ты ее называешь?
– В моем отчете, предоставленном научному отделу Ночного Дозора, все есть.
– Да ё-моё! Что мне еще сказать, чтобы ты понял, что мне не интересно, в чем ваши взгляды с шефом нашей конторы расходятся! Унификация, говоришь?
– Хорошее слово, – усмехнулся Трофим, – попробуй.
– Ладно. Армия – это понятно. А например, человеческие дети тоже унифицированы? Вся эта пестрая, шумная и разновозрастная толпа?
– Как минимум по критерию ответственности. За каждого из них отвечает взрослый.
– Угу. А наши пенсионеры – по критерию «малоимущие». За уши притянуто! А…
Никита так и остался сидеть с открытым ртом. Бесчисленные тени, отражения многих бестелесных старушек и единый образ, который отбрасывал их в глубины Сумрака, живо встал у него перед глазами.
– Никита, что случилось? – спросил Трофим, оглянувшись, чтобы проследить застывший взгляд собеседника, устремленный куда-то за его плечо, на стройные ряды книжных шкафов, словно они скрывали дверь в потайной ход.
– Унификация?!
– Никита!
– Конечно. Дублирование системы, да еще и запасная комплектация. Только люди тут ни при чем, равно как и мы. Это Сумрак! Трофим, это он… Сумрак задействовал собственный набор ЗИП!(запасные инструменты и приспособления). Но зачем?
Никита перевел на хозяина почти невидящий взгляд.
– Слушай, у тебя есть что-нибудь выпить?
– Неожиданный вопрос, дозорный.
– А против этого страха в арсенале Иных другого лекарства нет. И Ночной Дозор тут не поможет, будь ты хоть трижды его сотрудник, – пробормотал Никита. – Знаешь, я недавно с одним оборотнем познакомился – натура нежная, тонко чувствующая… кажется, я это уже говорил…
– Оборотень – натура тонко чувствующая?
– Ну да. Так вот он всю дорогу орал: «Мы все умрем». И я начинаю ему верить.
