– Оборотень – натура тонко чувствующая?
– Ну да. Так вот он всю дорогу орал: «Мы все умрем». И я начинаю ему верить.
– Что происходит? – озадаченно спросил Трофим, глядя на внезапно расклеившегося гостя, который еще минуту назад держался очень уверенно.
– Трофим, – чуть хрипло сказал Никита, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и кашлянул. – Ты должен мне помочь!
– Да-да, я помню, мы с этого начали, не пойму только, в чем: от алкоголизма вылечиться или из Дозора уволиться?
– А?.. Нет-нет. От алкоголизма я и сам вполне успешно вылечился, а из Дозора уже увольнялся. Про выпивку – это я так сказал, не подумав. Мне нужно кое-что другое. Сейчас-сейчас…
– Послушай, дозорный, ты врываешься ко мне в дом поздним вечером, задаешь странные вопросы, не слушаешь ответы, утверждаешь, что пришел просить помощи, но в чем она должна заключаться, сам не понимаешь! И при этом еще и бухнуть не прочь за мой счет.
– Да, не очень-то вежливо, я бы давно за дверь выставил, – рассеянно согласился Сурнин.
– А не позвонить ли мне оперативному дежурному, чтобы он прислал за тобой кого-нибудь? – задумчиво сказал Трофим и встал из-за стола. – Лично у меня – благодаря тебе, кстати, – сегодня в Ночном Дозоре был очень длинный день. Я совсем недавно вернулся. И я не хочу повторных объяснений с Высшими Светлыми…
– Рано звонить! – сказал Никита и поднял голову. – Успеешь еще. Смотри, что получается, Трофим. В МФЦ разница между людьми действительно как бы искусственно стирается.
– Что еще за МФЦ?
– Многофункциональный центр: прописка, коммуналка, смена паспорта…
– Ах, да.
– Так вот, в чем-то ты прав! Как раз благодаря развитию человеческих технологий люди представлены там в цифре: унифицированы, учтены. Пребывание в данном месте на время как бы стирает индивидуальность, верно? Але оп! И оцифрованные клиенты госконторы превращаются в сгустки информации, привязанной к человеческим телам.
– Я не уверен, что ты выбрал удачную модель.
Трофим скептически поджал губы, но все-таки уселся обратно за узкую столешницу, так и не взяв с полки телефон.
– А как насчет московской киностудии? – спросил Никита. – Киностудия – это же целое скопище творческих личностей, объединенных и захваченных общим процессом! Когда они расходятся по домам, эффект распыляется – на самом деле люди сильно отличаются друг от друга мерой таланта, мотивацией, специальностью. Но пока они работают все вместе – они классические представители своего цеха. И действуют они настолько слаженно, что в Сумраке стойко удерживаются фантомы предметов, которые были объектами их общего внимания.
– Вот как раз в попытках унифицировать творческий процесс люди, к счастью, потерпели неудачу. Иначе у нас не было бы ни одного шедевра, – не очень уверенно возразил Трофим.
– Не будь занудой, Голливуд преуспел в штамповке! И не только он, ты на наши сериалы посмотри.
Трофим болезненно скривился.
– Мне нужна третья локация! – сказал Сурнин. – В МФЦ и на киностудии я видел обезличенных призраков человека и Иного, у которых отсутствовала не только аура – вообще всякая индивидуальность. Типичный оборотень, типичная старушка… Может, это и есть твои унификаты, появление которых напрямую связано с нестабильностью Сумрака.
Никита в двух словах пересказал странные события последних дней.
– Скорее – исходные архетипы, – задумчиво произнес Трофим, все еще недоверчиво качая головой. – Или твои персональные миражи. У тебя очень интересная аура, Никита.
– Тогда уж наши с оборотнем персональные миражи. А что в моей ауре такого интересного?
– У всех Иных она разомкнута для приема энергии, а у тебя еще и словно врастает в Сумрак в месте разрыва.
– Это просто ты так видишь. Не у меня аура уникальная, а твое зрение Иного отличается от общепринятого стандарта. Иначе мне бы уже сто раз сказали. А вот про персональные миражи и галлюцинации – мысль здравая. Потому я и хочу проверить, мерещится мне все это или нет. Вопрос – где лучше проверять? – Никита сосредоточенно сдвинул брови. – Аэропорт? Все летят? – Он вопросительно посмотрел на собеседника.
– Вряд ли, пассажиров не объединяет общая цель.
– Путешествие, полет, опять же они все через компьютер прогоняются, как в МФЦ.
– Может быть. Но тебе нужен максимально чистый эксперимент, как я понял. Для такого эксперимента слишком много неучтенных факторов. Лучше тебе не гнаться за количеством, – сказал Трофим.
Кажется, он всерьез увлекся.
– Железнодорожный вокзал?
– То же самое.
– ГИБДД! – с болью в голосе воскликнул Никита.
– Что, давно за рулем?
– Давно.
– Просто поверь – не подходит для твоей задачи.
– Школа? Ты сам говорил о детях.
– Я говорил о детях вообще, в принципе как о социальной группе. В отдельно взятой школе выборка ничтожно мала, поскольку детей, если это не «дети вообще», требуется разбить по возрастам, а для чистоты эксперимента удалить всех взрослых.
– Нет, – мотнул головой Никита. – Плохая идея. Где еще у нас в стране все полностью захвачены творческим порывом, равны по интересам или попросту однотипны? Больница? Завод? Дом престарелых?
– Кладбище, – подсказал Трофим.
– Эх, ничего себе… Что так мрачно-то?
– Абстрагируйся, Никита, ты же Иной, – посоветовал Трофим. – Так или иначе, но интересы людей, приходящих на кладбище, унифицированы. Люди превращаются там в типажи: страдающие, вспоминающие, думающие об одном и том же – о смерти и бренности бытия.
– Нет-нет! Боль у каждого своя, и воспоминания отличаются!
– Разумеется. Ключевые слова здесь – боль, память, смерть. Это и есть общее. Смерть – абсолютный критерий, единый для всех! Остальное отбрасываем. К тому же эти территории десятилетиями, а то и веками служат одной и той же цели в отличие, например, от твоего МФЦ. Когда его построили?
– Ну да, недавно… Подожди, Трофим. На кладбище все-таки не так много посетителей, особенно в межсезонье и в такую гадкую погоду. Это ж не театр.
– А зачем тебе живые люди, дозорный? Ты ищешь архетипы Сумрака и места, в которых они доступны для зрения Иных. Лучшего места для хранения заархивированной информации, чем кладбище, просто не найти. Там еще и минимум посторонних раздражителей. И не забудь о привидениях – их можно посчитать косвенным доказательством.
– В смысле?
– Ты никогда не замечал, как схожи истории о призраках? Если предположить, что ты прав, вполне возможно, призраки и есть искомые архетипы, среди которых наиболее колоритные и энергетически емкие становятся видимыми на глаз. Все-таки публичное отсечение головы – это мощный раздражитель. Внимание средневековых зрителей, которое приковывала казнь, могло сравниться разве что с интересом к проезду королевского кортежа или свадьбе наследника престола.
