Петрович вздрогнул и открыл глаза:
— Ты чего? Сбрендил с испугу?
Не теряя времени на объяснения, я продолжал взывать:
— Хруль! Хруль!! Хру-уль!!!
— И вовсе незачем так орать! — сварливо произнес классическую фразу знакомый голос.
9 августа, 8.34, рейс 237
Полтергейст сидел на рваном краю пробоины, беззаботно свесив ножки наружу. Я дернулся было затащить его внутрь, но вместо домотканой рубахи мои пальцы схватили пустоту.
— Я же нематериальный, забыл? — расхохотался Хруль.
Я кивнул и торопливо убрал руку:
— Забыл. Да тут и не такое забудешь! Видишь, как мы на этот раз вляпались?
Хранитель Улья неторопливо обвел взглядом кабину и констатировал:
— Нехорошо.
— Нехорошо?! — взорвался я. — Нас подбили, пилоты мертвы, в самолете дыра, мы вот-вот грохнемся, и это — всего лишь нехорошо?!
— Ну, пока вы живы, — полтергейст пожал плечами. — Самолет летит. Так что все не так печально.
— Мы живы и летим, пока горючее не закончится. Сесть мы все равно не сумеем, самолет сильно поврежден. Сможешь помочь? — как мог спокойно объяснил я.
Хруль надолго задумался. Зато слева подал голос Петрович:
— Ты с кем это там разговариваешь?
— Да погоди ты! — я махнул в его сторону рукой. — Хруль здесь.
Ванька с надеждой уставился на меня:
— Да ну?! Что говорит?
— Ничего не говорит. Думает.
— Ты ему передай, чтобы думал быстрее. У нас, похоже, еще и топливо утекает! — обрадовал он меня, ткнув пальцем в какой-то циферблат.
Час от часу не легче!
— Надолго еще хватит?
Он уже привычно пожал плечами:
— Понятия не имею! В баках осталось меньше четверти керосина. Сколько мы расходуем в минуту, не знаю, но подозреваю, что много. Так что поторопи нашего невидимого друга!
— А торопить меня бесполезно! — ворчливо заметил невидимый друг. — Я и так оч-чень напряженно думаю.
— И чего надумал?
Хруль виновато развел руками:
— Извини! Но, похоже, я ничем помочь не смогу.
— Как ничем? Мы что, обречены?! — по моей спине толпой побежали ледяные мурашки:
Он потупился и тяжело вздохнул. Я не сдавался:
— Ты не сможешь починить самолет?
Отрицательное мотание головой.
— Ты не сможешь аккуратно опустить его на землю?
Опять молчаливое отрицание.
— Ты не сможешь вернуть нас в то время, когда мы еще не взлетели?
Хруль возмутился:
— Ты что, считаешь меня всемогущим? Я — всего лишь Хранитель!
— Но ты же останавливал время! Тогда, в кафе!
Полтергейст кивнул:
— Верно. Останавливать время я могу. Но поворачивать его вспять — нет. Этого даже ОН не может.
Какая-то мысль, пока еще не оформившись, вяло зашевелилась в голове. Я принялся осторожненько ее раскручивать. Итак, единственное, что Хруль может — это остановить время. Что дальше? Ну, положим, остановит он его сейчас… чем это нам поможет? Да ничем, всего лишь получим отсрочку от неминуемого! Отпадает…
А если не сейчас? Если позже, у самой земли, за секунду до удара?
Я вскинул глаза на полтергейста и открыл было рот…
— И что это даст? — поинтересовался он, опять прочитав мои мысли. — Самолет замрет в воздухе в метре от земли. Вместе со всеми, кто в нем. Кроме тебя, разумеется… — с сомнением поглядев на Петровича, Хруль добавил: — ну и твоего приятеля, вероятно. На большее у меня сил не хва…
Я бесцеремонно перебил его:
— Мы сможем выйти из самолета, когда он зависнет?
— Сможете! — Хруль кивнул и понимающе разулыбался. — А ведь и впрямь сможете!
— А вытащить остальных?
Он перестал улыбаться:
— Вытащить?! Всех? Да там больше сотни человек! А надо будет ведь не просто вытащить их, но и переправить в безопасную зону. Самолет-то потом все равно грохнется!
— Сколько времени ты сможешь его удерживать? — нашарив выход, казалось бы, из безвыходной ситуации, я просчитывал варианты.
Хруль опять задумался:
— Ну-у… час, не больше.
Теперь задумался я. Итак, в самом лучшем случае у нас с Петровичем будет около часа для того, чтобы эвакуировать из гибнущего «Ту» почти сто пятьдесят человек. А вернее — сто пятьдесят тел, потому что в остановленном времени они будут именно телами: застывшими и неподвижными. Дальше: надо будет оттащить их метров на двести назад, чтобы не достало взрывом. Сколько на все это уйдет времени? Даже если мы будем перетаскивать по одному человеку за три минуты, на всех у нас получится… четыреста пятьдесят минут! Это же больше семи часов!
Я крякнул и начал считать по-другому: если мы с Петровичем каждый будем таскать по одному человеку за те же три минуты, то на всех уйдет вдвое меньше времени… всего-то три с половиной часа… чуть больше.
— Столько времени я не удержу! — виновато сказал Хруль, внимательно следивший за моими мысленными расчетами.
Я рассеянно кивнул и продолжил считать. Если оттаскивать людей не за двести, а за сто метров… Это безопасное расстояние или нет? Взрывная волна и основная часть осколков, наверное, уйдут вперед, по ходу движения самолета. Должны, по крайней мере уйти туда. Тогда… Эвакуация должна будет ускорится вдвое. Получаем полтора часа!
Я с немым вопросом взглянул на Хруля. Он покачал головой:
— Много, Павел, много! Я и на час-то, признаться, рассчитываю слабо. Конечно, буду стараться, но… Больше уж точно не получится! И еще: ты не учитываешь вашу усталость.
И в самом деле! Мы же с Петровичем не роботы, после нескольких минут работы начнем уставать. А значит — двигаться медленнее. Стало быть, при наилучшем раскладе нам понадобится не менее двух часов. За это время мы сможем вытащить только половину пассажиров. Эх, нам бы кого-нибудь в помощь!
— А если в кабине будет еще кто-нибудь, время для него тоже остановится? — осторожно поинтересовался я.
Полтергейст пристально посмотрел на меня: Остановится. Просто мне будет тяжелее его удерживать.
— Но удержишь?
— Час удержу, — Хруль решительно тряхнул ушами. — Больше — вряд ли.
У меня в голове опять защелкал калькулятор. Предположим, мы вытаскиваем сюда Кларочку. Хотелось бы, конечно, кого-нибудь поздоровее, но я не представлял себе, как буду объяснять происходящее рекруту со стороны. Кларочке, конечно, тоже придется кое-что растолковать, но это можно будет сделать и потом.
Считаем дальше. В салоне не менее тридцати детишек. Вот ими Кларочка и займется. Нам с Ванькой останется сто двадцать взрослых. Уносить будем на тридцать метров, риск того, что достанет осколками есть, но тут уж не до жиру: если будем оттаскивать пассажиров дальше, половина останется в самолете и погибнет наверняка. А так — есть все шансы на то, что большинство людей не пострадает.
Подытожим. За минуту мы с Петровичем будем перетаскивать по одному телу каждый. Итого — два. За час… За час получается как раз сто двадцать человек. Впритык, но все-таки получается!
Хруль с сомнением пробормотал:
— Не уверен, что за минуту вы сможете обернуться… Ох не уверен!
— Ты, главное, время держи до последнего! Сколько сможешь, — пресек я его пораженческие рассуждения. И обернулся к Петровичу.
Тот, приоткрыв рот, во все глаза следил за моим разговором с пустотой. В нескольких словах я объяснил ему свой план.
— Здорово! Палыч, ты голова! — оживился он и кивком указал мне на дверь, ведущую в салон. — Валяй, тащи сюда Кларку! Да поскорее, топливо уходит.
Я отстегнулся и начал выбираться из кресла.
9 августа, 8.49, рейс 237
— Ни о чем не спрашивай, пошли со мной! Только осторожно! — предупредил я Кларочку и принялся ее отстегивать.
Девушка послушно кивнула, не сводя с меня испуганных глаз. Держалась она хорошо, несмотря на царящую в салоне панику. К счастью, пассажиры ограничивали панические метания лишь своими местами: никто не пытался выйти на ходу из самолета и даже просто побегать по проходу. Видимо, недавнее зрелище летающей старушки охладило самые горячие головы. И это было просто замечательно.
Накрыв Кларочку собой, я осторожно подталкивал ее к кабине. Напор ветра сейчас был намного слабее, чем тогда, когда я полз этим путем в первый раз. Но и этот «сквознячок» приходилось преодолевать с огромным трудом.
Так, восьминогим пауком, мы и добрались до кабины. При виде изрешеченных тел летчиков девушка вскрикнула.
— Не обращай внимания и лезь в кресло! — прикрикнул я на нее. Времени на оплакивание потерь у нас не было.
Она громко всхлипнула, закивала и поползла дальше. Забравшись в кресло второго пилота и устроив на коленях Клару, я пристегнул нас обоих. Получилось неудобно, но надежно.
— Опасность сильно сближает, верно? — шепнул я ей на ушко и кивнул Петровичу: — Трогай!
