— Опасность сильно сближает, верно? — шепнул я ей на ушко и кивнул Петровичу: — Трогай!
Самолет нырнул вниз. Салон взвыл десятками голосов, но я не стал больше прикидываться вторым пилотом и произносить успокоительные речи: честно говоря, мне и самому было хре… ну, не очень хорошо.
Кларочка на моих коленях напряглась и впилась коготками в мои руки:
— Что происходит? Иван Петрович умеет водить самолет? Мы садимся, да?
— Почти. Петрович почти умеет водить самолет и мы почти садимся! — популярно объяснил я.
— Это как?
— Маленькая, слушай меня внимательно, у нас очень мало времени. Очень скоро мы приземлимся… Вернее, не приземлимся, а зависнем примерно в метре от земли…
— Ты головой ударился? — испуганно-сочувственно посмотрела на меня Кларочка.
— Я не контуженный и не умалишенный. Не перебивай, это не бред. За пару секунд до столкновения с землей время остановится. Для всех, кроме нас троих. Получится зависший самолет с замершими пассажирами внутри. Время будет остановлено максимум на час. Наша задача — за это время эвакуировать пассажиров из самолета в безопасную зону. Это, по моим расчетам, примерно тридцать метров назад по ходу…
— А потом? Что случится потом, когда час пройдет?
— Потом самолет ударится о землю и взорвется.
Девушка вздрогнула:
— А просто сесть мы не сможем?
— Нет, — коротко ответил я, не вдаваясь в подробности.
Она открыла было рот, но я прижал палец к ее губам:
— Потом. Все вопросы и объяснения потом. Времени нет. Пока просто слушай и запоминай, хорошо?
Кларочка кивнула.
— Вот и умница. Так вот, когда время остановится, мы начнем перетаскивать пассажиров. Твоя задача — дети. Понимаешь, только дети! Если справишься раньше нас — отлично, поможешь таскать взрослых. Но, если вдруг поймешь, что в час не укладываешься — зови нас. Договорились?
— Да. Я справлюсь! — решительно тряхнула она волосами.
Я с наслаждением вдохнул легкий аромат знакомых духов и вопросительно взглянул на Хруля, по-прежнему сидящего на краю пробоины.
— Я готов! — отрапортовал он, перевесившись за борт и всматриваясь вниз.
Едва подавив в себе инстинктивный порыв ухватить его за рубаху и втянуть внутрь, я покрепче прижал к себе Кларочку и покосился на Петровича.
Тот пошевеливал штурвал и пристально вглядывался слезящимися глазами в наплывающую землю.
Под нами была нероградская степь. До самого горизонта, куда только доставал взгляд, тянулось абсолютно ровное желто-коричневое пространство с редкими стыдливыми вкраплениями зелени. А по степи бежала огромная крылатая тень нашего самолета. Далеко-далеко внизу и впереди. Меня осенило:
— Петрович, есть идея! Высотомер нужен?
— Издеваешься? — Ас недовольно покосился на меня. — Накрылся он медным тазом.
Я указал вниз:
— Тень. Наша тень — это ориентир! Чем ближе она — тем ниже мы. Грубо, но для нас сойдет.
Ванька с энтузиазмом закивал:
— Точно! Палыч, ты гений!
Возрадовавшись, он слишком сильно толкнул штурвал вперед. Самолет тут же задрал хвост и разом провалился вниз метров на двести. Я сжал челюсти, пытаясь не выпустить наружу завтрак. Из салона донесся дружный визг.
— Держи машину… Гастелло! — сквозь зубы посоветовал я горе-пилоту.
Впрочем, напрасно. Петрович, будто заправский летчик, незаметным движением рук придал самолету нужный угол наклона. Мой организм перестал протестовать против изменения силы тяжести; успокоились и многострадальные пассажиры позади. «Ту» медленно принялся нагонять собственную тень.
— Никак не могу понять: ты это всерьез говорил про остановку времени? — поинтересовалась Кларочка пронзительным шепотом.
Хруль над нами громко хмыкнул и покачал головой.
— Всерьез, всерьез! — успокоил я девушку.
— Но…
— Все вопросы потом, договорились? Пока просто поверь мне на слово и действуй по нашему плану! — оборвал я ее. И в самом деле, времени оставалось мало: тень нашего лайнера приближалась все быстрее…
9 августа, 01.32,
о. Крит, Агия Пелагия
Бумага, лежащая на столе, уже почти час притягивала взгляд Тины. Загадочная решетка с точками в каждой ячейке. Проклятый шифр, из-за которого чуть не погибли они с Алексом. Из-за которого сама Тина убила человека.
Женщина поежилась, вспоминая страшную дыру в груди Джонатана Смита, оставленную картечью. И неважно, что сам покойник опоздал на какую-то долю секунды со своим выстрелом, который предназначался ей. Важно другое: Тина с ужасом вспомнила, как она хотела убить подонков, явившихся в ее дом. Пожалуй, такого страстного желания она не испытывала никогда прежде. И это пугало.
В кухню, зевая, вошел Андре:
— Полуночничаешь? Можно с тобой?
Тина оторвала наконец взгляд от опостылевшего шифра и улыбнулась:
— Конечно. А утром проснешься?
Лейтенант пожал плечами:
— А что, у меня есть выбор? Просыпаться придется в любом случае, так я уж лучше проведу остаток ночи с тобой, — он наклонился и чмокнул Тину в макушку. — А если ты меня еще и покормишь, я буду просто безумно счастлив.
Она засмеялась:
— Обжора! Если будешь постоянно есть по ночам, станешь толстым и противным. И я тебя разлюблю.
— А если я не буду есть по ночам, умру голодной смертью. Потому что в другое время у меня как-то не складывается. И ты запомнишь меня молодым и красивым.
— Типун тебе на язык! — прикрикнула на него Тина. И пошла к холодильнику.
Андре уселся за стол и принялся изучать бумагу с шифром, вертя ее во все стороны.
— Что же все-таки он может означать? — задумчиво произнесла Тина, выкладывая на стол содержимое холодильника.
— Да что угодно. Но мне почему-то кажется, что прав был наш гениальный Никас, когда предположил, что это — схема какого-то маршрута. Вот смотри… — лейтенант встал и уставился в листок.
Тина с интересом наблюдала за ним.
— Допустим, нижняя граница ячейки — это мое нынешнее положение. У меня, естественно, есть три варианта, куда податься: направо, налево или вперед…
— Еще можно назад!
Андре покачал головой:
— Нет смысла. Зачем, спрашивается, в предыдущей ячейке было бы нужно посылать меня сюда, если приходится возвращаться? Нет, в схеме не предусмотрено обратное движение: видишь, нижние границы всех ячеек пусты.
Тина согласно кивнула. Ей не было нужды еще раз заглядывать в шифр. Все эти дни она до рези в глазах изучала непонятную схему и теперь точно знала — Андре прав. А он тем временем продолжал:
— Итак, я стою на каком-то распутье и смотрю в схему. Если бы у меня был ключ, я бы нашел следующую по порядку ячейку… ну, пусть эту, к примеру, — лейтенант ткнул пальцем в листок. — В ней точка стоит у правой границы. Стало быть, здесь мне нужно повернуть направо.
С интересом Тина наблюдала, как Андре по-военному четко повернулся и сделал два шага в выбранном направлении.
— Вот я дошел до следующей контрольной точки. И опять смотрю в схему. Ага, здесь мне следует повернуть влево! — Он опять повернулся и сделал еще шаг. И уткнулся в стену.
— Что, трудно быть Индианой Джонсом? — хихикнула Тина.
Андре улыбнулся:
— Не знаю, не пробовал. А вот идти таким образом по схеме вполне возможно.
— При соблюдении двух маленьких условий, дорогой. Во-первых, нужен ключ к шифру…
— … а во-вторых, нужно знать, где именно пролегает зашифрованный маршрут! — продолжил ее мысль лейтенант.
— Ключа у нас нет, где проходит маршрут, мы не знаем. Хотя… — она запнулась.
Андре с интересом взглянул на нее:
— Хотя что? У тебя есть версия?
— Ну, версией это назвать трудно. Скорее так бредовое совершенно предположение…
— Ну-ка, ну-ка! — лейтенант уселся верхом на стул и в ожидании уставился на Тину.
— Знаешь, это очень похоже на схему движения по какому-то лабиринту. А мы с тобой живем на Крите…
— …где есть известный всем Лабиринт под Кносским дворцом? Ты это имеешь в виду? — опять подхватил ее рассуждения Андре.
Тина смущенно кивнула.
— А что, очень может быть. Пергамент был древний, чем черт не шутит… Версия очень красивая и, что самое главное, вполне правдоподобная, — подбодрил он ее.
— А что толку? Все равно без ключа мы не сможем проверить, так ли это. А ключа нет и не предвидится. Так что не будем больше забивать себе головы кладоискательством, давай-ка лучше ужинать… — Тина внезапно замолчала и прислушалась.
В наступившей тишине прозвучал сдавленный крик.
— Алекс! — встрепенулась женщина и стремглав вылетела из кухни. Следом устремился и Андре.
Малыш был без сознания. Он лежал, глядел остановившимся взглядом куда-то вверх, очень часто и шумно дыша. Из обеих его ноздрей вновь текли ручейки темной крови. Еще одна багровая струйка стекала из уголка приоткрытого рта. На мелово-бледной коже кровь казалась черной.
