Юно считала себя гуманоидом вполне нормальным, но всё-таки прирождённым космонавтом. Её стройное гибкое тело совершенно однозначно утверждало, что они, — и тело, и Юно, — находятся на поверхности: гравитация явно естественная, движки молчат, освещение в экономичном режиме.
Меня же сбили, вспомнила девушка, оглядывая крошечный медотсек "Тени". Помещение не выглядело повреждённым, повреждаться было нечему — единственный стационарный дроид, несколько наглухо задраенных медкабинетов. Несмотря на полузатопленное положение челнока, койка стояла строго горизонтально — видимо, отрегулировали. Кто?
Тот, кто принёс её сюда.
Верно, сперва сбили, потом подстрелили, столько радости в один день — девушка для пробы глубоко вздохнула, потянулась и лишь затем осторожно провела рукой по груди. Под тонкой тканью медицинского халата пальцы нащупали чуть ребристую поверхность пневмопластыря.
Больно нигде не было.
Юно медленно села, спустила ноги на палубу. Щёлкнула ногтем по застёжке, распахивая отворот халата. Старательно скосила глаза.
Под прозрачной пластмассой "заплаты" был отчётливо виден след от закрытого во время операции входного отверстия. Дроид, очевидно, вынимал снаряд в ускоренном режиме — зонд оставил крестообразный разрез на коже. В целом операционное поле выглядело довольно миленько: не болит, цвет приятный, дышать легко. Будем считать, повезло: эти дикари используют примитивное баллистическое оружие — повреждения от бластера или циторазрушителя так просто не залечишь. Но пластику всё-таки делать придётся. Вдруг она когда-нибудь выйдет замуж, ха-ха.
Юно решительно оторвала взгляд от раны. Она прежде всего пилот. Хватит забивать голову всякой несбыточной ерундой.
Девушка встала с койки, скинула халат. Кроме неё, на небольшом челноке никого не было слышно. Пошатываясь, — слабость всё-таки чувствовалась, — босиком прошлёпала к выходу из медотсека. Так и есть — в настенном рундуке дожидалась стандартная, без знаков отличия форма. Сойдёт: её китель наверняка было некому приводить в порядок — судя по тусклому освещению, энергию приходится экономить.
Интересно, кто меня переодевал, подумала Юно, затягивая пояс. Старкиллер или Коля? или вместе?
Она встряхнулась, собрала руками волосы. Посмотрелась в маленькое надверное зеркало. Всё равно вид довольно растрёпанный — стандартную форму по фигуре не подтянешь, как ни старайся. Губы потрескались и приобрели синеватый оттенок, под глазами круги.
Хорошо, хоть гигиенические бактерии нормально работают в здешней атмосфере — во рту чисто, и от тела нет неприятного запаха. А то иногда приходится…
Сапоги сыто чавкнули, обхватывая икры. Туалет окончен.
Юно вышла в коридор, тщательно переставляя ноги по накренившейся палубе. Заторможенность проходила медленно — действие медикаментов какое-то время ещё будет сказываться. Не беда: в пилотском кресле ей пока всё равно сидеть не придётся.
Она заглянула в кабину, ревниво выискивая беспорядок. Нет, особых разрушений не наблюдалось. Дверца аварийного шкафа, вскрытого при крушении, так и висела наперекос. Мелкие брызги крови, заляпавшей пульт управления, засохли и почернели. Ровно мерцали индикаторы дежурного энергостатуса. Внешний слой бронестекла уже затянулся: проверить электронику панорамы — и можно лететь.
Если, конечно, удастся вытащить "Тень" из трясины. Насколько она понимала, Старкиллеру это вполне по силам, даже без техники.
Если, конечно, Старкиллер жив.
Да нет, конечно, он жив! Хватит забивать голову всякой ерундой. Пора выйти осмотреться.
Юно всё-таки захватила из внутреннего отделения шкафчика офицерский бластер, вышла в коридор и направилась к трапу. Шагать приходилось вверх по вздыбленной палубе, и девушка быстро почувствовала усталость. Судя по синеве губ, медицинский дроид накачал её легасангом. Но кровь есть кровь — как ни заменяй родную искусственной, а потеря сказывается.
Конечно, со временем искусственное станет родным, потому что выбора всё равно нет.
Выбора никогда нет. Ты хотела бы надеть своё любимое летнее Импи-шик и сбежать с крыльца родного дома, в сад, чтобы смеющаяся мама повернулась тебе навстречу, а отец перестал хмуриться, и всё было как раньше. Но выбора нет — и ты напяливаешь стандартную форму без планок, пыхтя выкарабкиваешься из тёмной "Тени" на грязные брёвна, брошенные прямо в болото, и с удивлением рассматриваешь импровизированный военный лагерь на опушке леса, а навстречу тебе с радостным воплем несётся землянин Половинкин.
— Привет, болящая! — радостно завопил землянин Половинкин, тут же, впрочем, сбавляя тон и принимая вид существа взрослого и солидного.
— Привет, — со слабой улыбкой ответила Юно.
— Вот, — сказал Коля, доставая из зловеще оттопыренного кармана своих чудовищных форменных брюк прозрачный флакон, — подарок. Пуля твоя, держи. Робот щупальцем достал, а я в банку положил — на память о боевом ранении. Ты как вообще?
— Ничего, — пожала плечами Юно, рассматривая исковерканный кусочек металла, — под бактой раны быстро заживают.
— Надо же… Товарищ Старкиллер так и говорил, а я, прямо скажем, не поверил.
Чуть в стороне, молча глядя на неё, стоял весь какой-то светлый Старкиллер, и девушка попыталась было соврать себе, будто ей всё равно, но сил на это у неё уже не хватило.
— Но сил на это у нас уже не хватит, товарищ Сталин.
— А девятый?
— Далековато… хотя можно подумать. Товарищ Шапошников?
— Подумаем, — пообещал Борис Михайлович, сдерживая кашель, — сколько у нас времени?
Сталин мягко положил ладонь на карту.
— Не торопитесь, нам необходимо взвешенное мнение. Сколько времени вам с товарищем Тимошенко потребуется?
Шапошников на секунду задумался.
— Полагаю, за два часа управимся, товарищ Сталин.
— Хорошо. Берите карты и работайте. Да, здесь, товарищ Поскрёбышев проводит.
— Товарищ Сталин, — сказал Берия, дождавшись, пока за маршалами закроется дверь, — Вы уверены, что нам так необходимо поддерживать лорда Вейдера в этом вопросе?
Иосиф Виссарионович повернулся к нему, покачивая мундштуком трубки, как указательным пальцем:
— Почему у Вас возникают такие сомнения?
По интонации, с которой был задан этот вопрос, опытный царедворец почувствовал, что угодил в больное место. Ступать следовало предельно осторожно.
Он собрался с мыслями.
— Если рассуждать чисто прагматически, надо оценить расход наших ресурсов и сравнить его с выгодой, которые мы получаем или можем получить в сложившейся ситуации.
— Ресурсов?
— Ресурсов, армий, — уточнил нарком, — люди важны, но современная армия без снабжения воевать не может.
— Союзники утверждают, что готовы обеспечить снабжение своими грузовыми челноками, практически в любом потребном объёме и невзирая на воздушное сопротивление противника.
Берия помедлил.
— Я не знаю, какой объём подразумевает Вейдер, но сомневаюсь, что их авиация окажется в состоянии обеспечивать более дивизии. И то… это во-первых.
— Даже дивизия в глубоком тылу врага — это немало. Тем более, что товарищ Шапошников предлагает пополнять личный состав за счёт окруженцев. Что во-вторых?
— Во-вторых, товарищ Сталин, — решительно сказал Берия, — я не верю в способность союзников противостоять немецкой авиации. С наших аэродромов до Белоруссии дотянуться будет невозможно, тут мы им ничем не поможем. А в тылу полосы строить, нормальные, с наземными службами — это маниловщина, извините.
Он перевёл дух.
— Да и будь у нас площадка — из чего воздушную армию формировать? Рычагова и Шахурина слушали ведь вчера буквально, нет сейчас ни самолётов, ни лётчиков. Нет, товарищ Сталин, из чужого тыла коридор не пробьёшь.
— Союзникам коридор не нужен, — заметил Иосиф Виссарионович, усаживаясь за стол напротив наркома, — у них вся авиация с возможностью вертикального взлёта и посадки, и без ограничения по потолку.
— Так всё равно придётся выгрузку прикрывать, — кивнул Берия, — "Тень" немцы в воздухе сбили — что им помешает транспортный челнок сбить?
— Размеры, Лаврентий, размеры, — сказал Сталин, подтягивая к себе тонкую кожаную папку, — по словам товарища Вейдера, длина фюзеляжа имперского грузовика составляет восемьдесят пять метров.
Число это Берию поразило. Так, у ДБ-3 фюзеляж — пятнадцать метров, у ТБ-7, знаменитой петляковской восьмёрки — двадцать четыре. Какой же размах крыльев должен быть у этих космических грузовиков?
— Это не всё, — произнёс внимательно следивший за реакцией собеседника Сталин, протягивая наркому лист бумаги, — у наших машин фюзеляж вытянутый, узкий, а тут — посмотри.
— Утюг, — охарактеризовал облик машины поражённый Берия, — или даже кирпич.
