От партий в теремке скоро стало нечем дышать: любая болотная тварь, собравшись по двое, организовывалась в партию, перекатывала по фразе из программ всех соседних партий, шла регистрироваться и ломилась в теремок. В результате все программы состояли из одних и тех же фраз, но в разных комбинациях: в одних, либеральных, — «Свобода, Держава, Отечество и всем поровну еды», в других, консервативного толка, — «Отечество, Держава, Еда и всем поровну свободы», а в третьих, национально-окраинных, — «Свобода, Держава, Еда и всем поровну Отечества».
— Кто там! — не успевал кудахтать петух, переименованный в курицу. — Кто там! Кто там!
— Это мы, партия согласия!
— Согласия уже есть! Опоздали!
— Ну хорошо, единства!
— Черт с вами, входите, только учтите — есть уже нечего!
— Ничего, ничего, мы будем питаться неприкосновенностью…
— Кого еще там несет?!
— Это мы, партия друзей народа!
— Друзья народа уже есть, воюют против социал-демократов!
— Ладно, ладно, тогда мы будем партия политического центра!
— И центра уже есть, не может же у одного теремка быть несколько центров!
— Господи, ну ладно вам к словам-то придираться! Это зажим демократии! Давайте мы будем партия цветущего процветания!
Болото между тем окончательно заросло всяким сорняком и действительно процвело так, как никогда прежде. Над ним жужжали насекомые, болотные огни по окраинам уже разрастались в небольшие локальные пожары, со страшной силой перла наружу всякая нечисть — словом, шла настоящая политическая жизнь. В теремке постепенно не осталось еды, и обитатели его лихорадочно ели друг друга. В результате уцелели лишь самые крупные партийные образования: петушок-золотой гребешок, конспиративно прикинувшийся курицей и гордо несший по жизни свои яйца; мышка-наружка, проводившая во всех спорных случаях линию петушка; зайчик-побегайчик по фамилии Рогозин, перебегавший к тем, кто побеждал; рыжая лисичка-сестричка, прибравшая к рукам партию правых сил; а также одинокое яблоко, которое все равно никто не ел, потому что оно было с одного боку кислое, с другого гнилое, но все равно ужасно гордилось своей независимостью.
— Никто-то меня не съел! — гордилось оно, катаясь по серебряному блюдечку, и пять процентов жителей болота стабильно видели в нем оплот правды.
Между тем царем болота задумал стать один чрезвычайно агрессивный и хозяйственный волчок-серенький бочок, рассевшийся в самом центре болота и контролировавший все шедшие через него товарные потоки; оно хоть и болото, а кое-что в нем еще водилось. Как водится, перед окончательным захватом власти волчок сначала перекушал всю вяло попискивавшую вокруг оппозицию в виде разнообразных мелких кроликов, а потом, поглаживая сытое пузо, озаботился созданием партии власти.
— Как бы мне назваться? — спрашивал он верного хорька, советника по пиару.
— Центристом, — докладывал хорек. — Самое надежное. Вы же в центре сидите.
— Да уж полно центристов-то!
— Ничего не знаем, наша хата в центре.
— Ну ладно. А название партии?
— Вы же будущий отец болота! Назовитесь «Отечеством».
— И то верно!
Поглотив энное число сторонников, волк раздулся неимоверно. Теперь для окончательного успеха оставалось съесть авторитетного суслика Максимыча, который премьерствовал на болоте и стяжал себе колоссальный авторитет тем, что почти ничего не делал и очень мало говорил.
— Не хотите ли в меня, ммм, вступить, — подъезжал к нему волчок, вертясь волчком въезжал
— Да я уж вступил, — с горечью говорил суслик, оглядывая свои лапки, выпачканные в болоте. Он с каждом часом все яснее понимал, что забрел не в свою степь.
— Да нет, в меня! — уточнял волчок. — Во мне уютно. Все вас будут уважать…
— А не переваришь? — косился суслик.
— Как можно-с, никакого пищеварения, одно только консультативное членство и полное согласие!
— Ну давай, что ли, — решился наконец суслик и зажав нос. полез в пасть волчка. На первых порах его там действительно не переваривали — он даже подавал голос из волчка, доказывая, что тоже участвует в политической жизни.
— Почувствовав себя достаточно солидным, волчок, трещащий по швам, тяжело пополз к теремку.
— Кто там! — привычно прокудахтал петух, он же курица.
— Я волчок — цыц и молчок! — прикрикнул на перепуганную прессу новый обитатель. — Я ваш общий отец, пришел вам… как бы это выразиться… период небывалого благосостояния! Смог в болоте — смогу и в теремке!
— Ахти, какая ужасть! — хором воскликнуло население теремка и попряталось кто куда. Только лисичка что-то такое потявкивала из-под лавки, да яблоко радостно подкатилось к волчку, надеясь, что им не побрезгует хоть он; и волчок действительно не побрезговал — он для массовости привык глотать любую дрянь.
— Господи, Господи, что же делать! — метался в подполе укрывшийся туда побегайчик. Петух-курица бочком подходил к волчку с предложением дружбы и коллективного членства. Из волчка уже доносилось хоровое пение партийного гимна «Мое Отечество», но тут земля зашаталась, дверь затряслась, и что-то огромное засопело за нею.
— К-кто это? — спросил волчок, не успевший испугаться, поскольку пугаться ему, по его твердому убеждению, на этом болоте было больше некого.
— Я Мишка — вашему терему крышка, — мощно до неслось снаружи. В следующую секунду на теремок властно начала усаживаться чья-то огромная мохнатая политическая платформа с коротким хвостиком на самой серединке. Болотным властям надоела многопартийность.
От страха волка вырвало сначала сусликом, а затем и всеми прочими его приобретениями, которые радостно разбегались из партии «Отечество» и присоединялись к Медведю. Медведь их брезгливо подбирал и все сильнее наседал на теремок. Зайчик-побегайчик с ликующим визгом «Давно пора!» выскочил из погреба и носился вокруг, мышка-наружка предлагала свои услуги, лягушка-квакушка яростно квакала, но никто ее не слышал, а лисичка-сестричка с союзом правых сил почесывала хвост и думала, что это еще не худший вариант. Одно яблоко, так и не успевшее вступить в волчка, изо всех сил — пахло в середине теремка, но на него уже не обращал внимания. Теремок трещал и шатался, медведь на него все основательнее и наконец сел со всем. Болотная многопартийность прекратилась, щепки от теремка долго еще носились в воздухе, а медведь все сидел посреди болота, потирая платформу, и недоуменно оглядывался.
— Што ж я таперича делать буду? — спрашивал он у присутствующих
— Ты таперича партия власти, — поясняли ему
— То ись как? Один я, что ли?
— Нет, нет! Мы все твои коллективные члены! — кричали комар-пискун, мышка-наружка. Зайчик побегайчик и даже лисичка-сестричка.
— А как же многопартийность? — вспомнил медведь знакомое слово.
— Да зачем нам теперь многопартийность! Болото одно, ну и Медведь должен быть один! Медведь и болото едины!
— А мне хоть как, — сказал Медведь, очень утомившийся от их шума. — Мне спать пора. — и завалился набок в тяжелую зимнюю спячку.
И такие уютные сонные волны шли от него по всему болоту, что тут же закрыли глазки и улеглись спать и лисичка-сестричка, и зайчик-побегайчик, и комар-пискун, и даже волчок-серенький бочок, похудевший, сдувшийся и решивший начать новую жизнь. Политическая жизнь болота прекратилась, как не была.
— Чтой-то там на гнилом Востоке давно ничего не слыхать? — спросил осел у слона.
— Тебя волнует? — ответил слон. — Давай лучше голоса во Флориде посчитаем.
— И то дело, — согласился осел. — Болото за океаном, а Флорида вон она.
И углубились во Флориду.
В некотором царстве, некотором государстве, на берегах мелководной красавицы Десны, в дремучих брянских лесах, известных своими лосями, грибами и партизанами, проживал дремучий дядька Василий. Был он напорист, как лось, крепок, как гриб, и суров, как партизан. Дядька Василий любил труд. Он гордился своей трудовой закалкой, трудовой биографией и трудовыми мозолями, н не было в нем ничего нетрудового, включая доходы. День-деньской он вертелся как белка в колесе, бился как рыба об лед, жужжал, как пчела, вкалывал как Карло, и шуршал что немой. За это восхищенные сограждане поставили его наставником над своими детьми, которые к этому времени чрезвычайно обленились. Дело в том, что в воздухе как раз тогда стал носиться сладкий аромат легких денег, как будто мимо пролетела Фея Быстрой Наживы, и запах этот вскоре стал забивать даже могучий дух брянского леса с его лосями, грибами и особенно партизанами. Молодое поколение знай себе зачарованно водило носами по ветру и грызло семечки, потому что еще не успело узнать, что выбирает пепси.
