— А ты? Саша…
— А меня нет, Генри. Нет меня во дворце. И вообще — нет. Приснилась я вам в страшном сне.
Я прикусил язык, понадеявшись, что ближе к вечеру Сашка успокоится, и мы сможем нормально поговорить.
А пока принял пачку исписанных листов, вчитался. А неплохо должно получиться.
Между тем на сцене появилась иллюзия крошечкой девочки в детском платьице. Девочка делала первые неуверенные шаги, тянулась пальчиками к цветам, играла с розовым ушастым кроликом. И медленно подрастала. Вместе с ее ростом на иллюзии менялись наряды.
И вот уже на сцене живая девушка в изящном светлом платье. Кружится весело под неслышную музыку.
Я читаю текст с листа, совершенно не понимая, что именно произносят мои губы. Саша сидит в кресле у клавесина, ласкающими движениями перебирая клавиши. Инструмент не издает ни звука. Взгляд ее устремлен куда-то в сгущающуюся темноту за окном.
Действие на сцене подошло к концу, девушки присели в реверансе и замерли, с волнением глядя на нас.
— Да, все хорошо, — очнулась Саша. — Вы молодцы, девочки. Отработаете так же на показе — цены вам не будет. А пока всем спасибо, все свободны…. Генри, ты тоже свободен.
— Саша….
— И-ди!
Я вышел. Всего лишь на пять минут, чтобы приказать принести вина и фруктов.
А когда вернулся — Саши уже не было.
Покои молочного брата принца Энгельберта, лорда Генри.
Совершенно обычные дворцовые покои. Анфилада из нескольких комнат, дальняя из которых — опочивальня. Обставлена в стиле минималистском — широкая кровать у дальней стены, пара кресел и стол между ними. Камин, призванный обогревать пространство. Перед ним толстый пушистый ковер темного цвета с узором из листьев и цветов на тон светлее. Как раз, чтобы можно было поваляться, буде приспичит. С дамой, или в одиночку — не так уж и важно.
Именно здесь, в опочивальне, и застал принц своего молочного брата, секретаря, помощника, друга и с недавних пор шурина.*
Генри методично просматривал и рвал какие-то бумаги, скидывая обрывки в камин, где пламя с радостью их поглощало, прищелкивая и потрескивая.
Принц Энгельберт выглядел неважно. Багровый синяк почти полностью закрыл ему правый глаз, и даже частично отразился на переносице и левом глазу. Косички, когда-то заплетенные хулиганистой супругой, вид имели неопрятный, взлохмаченный и покосившийся. Энгельберт целое утро пытался их расплести и расчесать — не тут-то было. Расплетаться они не хотели, расчесываться тем более. И не брала этот изыск шаловливых ручек ни магия, ни маты, ни специальное драгоценное масло из корней особого растения. Энгельберт подозревал, что справиться с его горем могла лишь Саша. Или — на худой конец — ножницы. Волосы было жаль. Все же, эльфы никогда не придерживались веяний моды других рас, волос не стригли и лбов не брили, почитая данное от природы бесценным даром.
Кроме того, и наряд принца мало соответствовал его статусу. Изрядно помятые, залитые вином и усаженные пятнами от жирных пальцев брюки. Рубашка, некогда белоснежная, сейчас напоминала плохо простиранную половую тряпку. Ботинки тоже были в пятнах, паутине, и похоже, в золе. Во всяком случае, некое серое вещество с них слетало при каждом шаге.
Принц протащился по ковру до кресла, упал в него и картинно прикрыл фингал ладонью.
— Генри, где Сашка?
Генри не ответил. Только глянул на принца так, что у того снова зазудела правая половина лица. И… правое же полупопие. Там тоже был синяк, отчетливо напоминающий часть рифленой подошвы чьего-то сапога.
Да, Генри не постеснялся вчера наподдать шурину еще и по…. В общем, все поняли.
— Где моя жена, Генри? — попробовал принц надавить голосом.
— Не знаю. А если бы и знал — не сказал бы.
Генри не больно-то испугался. Отношения они выясняли всю свою жизнь, начиная еще в те благословенные времена, когда валялись рядышком в одной кроватке и мусоля кулачки.
— Генри!
— Уже много лет Генри. Ровно столько же, сколько ты — Энгельберт. Нас даже нарекали в один день и час, если помнишь.
Генри выкинул в камин последнюю бумажонку, задвинул ящичек письменного стола, примостившегося возле большого окна, и отошел к шкафу с одеждой.
Открыл дверцы, и принялся методично перерывать все, что там лежало, висело, болталось и валялось.
Отобрал несколько неприметных камзолов без золотого или серебряного шитья, несколько простых немарких рубашек без кружев, воланов и прочих излишеств. Сложил все в дорожный сундучок. Туда же отправились штаны из тонко выделанной кожи, обычные брюки, стопка нижнего белья, и несколько пар обуви. В основном, сапоги особого пошива. В них никогда не намокали ноги, не слышны были шаги и никогда не появлялись мозоли.
— Генри!
— Скажи спасибо, что я не вызвал тебя на дуэль, — неожиданно навис над принцем Генри. — Благодари за это мою матушку. Если б не ее любовь к тебе…. Впрочем, о чем это я!
— Генри! — тут принц попробовал изобразить величие и грозность царственной персоны. Как раз ту, когда можно и сидя смотреть на собеседника сверху вниз. — Ты не только мой молочный брат! Ты еще и мой секретарь, помощник. Слуга, наконец! И я не потерплю….
Генри только плечами повел, будто сбрасывая с них невидимую тяжесть.
— Уже нет, — как-то грустно и устало сказал он и отошел к сундуку. Захлопнул крышку и дернул розетку звонка. Подождал, пока вошедший слуга заберет сундук.
— Как это — нет? — не понял принц.
— Я ушел. Как говорит Саша — уволился по собственному желанию. Даже расчет успел получить у нашего скряги — казначея. Он был безмерно этому рад.
— Ч-что?!
Генри не ответил, занявшись на этот раз дорожным сундучком для посуды, продуктов, прибора для письма, бумаги и туалетных принадлежностей. Сундучок был из дорогого дерева, в котором продукты долго хранились, но вид у него был более, чем не притязателен.
— Генри, ты не можешь меня вот так оставить! Одного с кучей проблем, — попробовал зайти с другой стороны принц. — Давай хотя бы сперва все обсудим. В конце концов, как мужчина мужчину ты мог бы меня понять! Я должен был хотя бы попробовать обойти…. Проверить…
— Проверил? — не оборачиваясь, спросил Генри. — И как?
— Проверил. Жжется. Сильно. Изменять и в самом деле оказалось больно.
— Вот и утешай себя этим. А мне пора.
— Генри, но ты не можешь меня вот так оставить! — вскочил принц стремясь перекрыть другу двери.
— Ничего, Ваше Высочество, вы уже большой мальчик. Справитесь. К тому же, во дворце полно юных леди, готовых утешить всеми брошенного страдальца. Пропустите, меня карета ждет.
— Генри, я не виноват! Это все Эд! Ну, мы же вместе пили! Помнишь? Он все доказывал, что… ну, ты слышал! Мне захотелось проверить…. Да в конце концов — она сама пришла!
Генри аккуратно отодвинул принца с дороги, сжал на мгновение его плечо железными пальцами. Заглянул в левый глаз — потому что правый почти не открывался.
— А мне, как говорит Саша — глубоко фиолетово, Ваше Высочество. И вообще — до фонаря. И на будущее — если не хочешь, чтобы твои милые поигрушки видела близкая женщина — хотя бы запирай двери, развлекаясь с любовницей.
— Саша? Она…. Она видела?
— Она видела. А увидите ли ее вы — большой вопрос. Прощайте, Ваше Высочество.
Комнаты главной королевской няни, леди Илланель.
— Джи! Джи, скажи мне, что это неправда!
— Что именно, Ланюшка?
— Саша застала мужа с какой-то леди?
— Правда, Ланюшка. Генри лично выкинул ту из кабинета и подбил глаз принцу.
— Только глаз?! А Саша? Где Саша, Джи?
— Не знаю, милая. Никто не знает. Исчезла. Во дворце ее нет, в нашем столичном доме нет, из поместья прислали сообщение, что леди Александра не появлялась. Генри уволился со службы и отправился искать сестру. Не дело это — бросать девочку в трудное время.
— Ты надоумил его заглянуть в Святилище семи Ветров? Может быть, они укажут дорогу? А я пошлю им вслед материнское благословение.
