Сенкия Сияда - В Школе Магии Зарежья

Вечером мы с Томкой, нарядившись под верхней одеждой в стамедовые сарафаны и нарядные маршетные рубахи, выплыли во двор. Приятели нас уже ждали и атаковали снежками. Мы ответили им тем же и даже успели совместными усилиями свалить с ног Никаса. Но совершили тактическую ошибку, оставив без внимания четверых радостно хохочущих остальных, и превосходящими силами противника были захвачены и вываляны в сугробе.

— Ну что, узнали, какое у них наказание? — спросила Тамарка, когда мы уже вышли за ворота и отправились гулять по городским улицам.

— Они молчат как воблы об стол, — поведал Никас, — но мы тоже не лыком шиты. Рассказали первокурсникам про их наказание, а какое, мол, неизвестно, те под дверью и подслушали. Оказывается, часть народа на месяц определили помогать конюху в школьную конюшню, а другую часть — помогать с ремонтом в большом тренировочном зале прорицателей.

— Ладно, хоть не к нам в подвал, — хихикнула я, — а то очередные провинившиеся ученики нашли бы наши с Томкой скелеты под кучами хлама лет эдак через триста.

— Да, кстати, первокурсники сказали, что услышали также детально и со смаком продумываемые сцены умерщвления неких двух «хвосовых оторв», — будто бы невзначай заметил Сапень. — Девушки, не знаете, случайно, кого это они имели в виду?

— Да неужто и после такого они не угомонятся? — удивилась Томка.

— А им сейчас уже терять нечего, — заржал Лорг.

— А мы их к вам отправим, — мстительно улыбнулась я. — У нас-то теперь дверь крепкая. Скажем из-за нее, что подстрекатели — этажом выше, через путь соблазнения нас застращали, сбили недокуней с пути истинного. И комнатки ваши по номерам под диктовочку. А что? Сапень ведь тоже участвовал, они поверят. Вот тогда я и посмотрю, как вы будете лошадиный помет от подушек отскребать.

— Ха, — удивился Кафык и нашел решение. — А мы тогда у вас будем ночевать.

— Это с какой это радости? — возмутилась Томка. А я ужаснулась, представив, как мы всемером ночуем на двух узких кроватях, и как безжизненно свешивается моя рука из-под груды безмятежно спящих мужских тел.

— Только попробуйте, — весело сощурив глаза, развернулась я к Кафыку, — мы тогда сами за лопаты возьмемся, чтобы одноклассникам подсобить.

— Ага, один удар по шее — и нет проблемы, — захохотала Томка. А я преувеличенно громко зашикала на нее, что, мол, зачем она раньше времени раскрывает все наши карты. Парни снисходительно хмыкнули, что, дескать, бои на лопатах — это что-то новенькое, но ряды промеж собой почему-то сплотили.

Так мы и шли, покамест Лорг с Маркусом, не сговариваясь, не затормозили возле постоялого двора «Гусь и кабан», чей трактир на всю округу славился своими мясными блюдами.

— Может, сюда пойдем? — предложил Маркус.

— Давайте, — все пожали плечами и проследовали в трактир.

Внутри было людно, светло и тепло. В воздухе витали такие вкусные ароматы, что, хоть мы и поужинали недавно, рот непроизвольно заполнился слюной. Свободными было всего три стола. За один из них мы все и уселись, благо они здесь были широкими. В огромном, с небольшую комнатку, камине, целиком жарился заказанный кем-то поросенок. Мы заказали подошедшей служанке блюдо с запеченными перепелами, копченый свиной окорок в нарезку, а также по огромной кружке эля, в этом заведении он был отменный.

— Ну, за успешное отмщение! — предложил тост Кафык, мы все радостно чокнулись тяжелыми кружками.

— Ура!

— Наконец-то мы отыгрались за нашу вконец испорченную репутацию! — сказала я.

— И за то, что нас с Варькой все встречное мужичье зазывает в гости, смотрит маслеными глазами и, делая бровками, предлагает нарисовать наши портреты!! — с чувством произнесла Тамарка.

— Да? А нас наоборот радует возросшее внимание, все девушки смотрят с тайной страстью, — самодовольно поправил волосы Кафык.

— Просто пожирают глазами, — белозубо улыбнулся Сапень. Мы с Тамаркой посмотрели на блаженные лица парней, понимающе переглянулись и объявили:

— Кобели. — И не смогли не подгадить им удовольствие: — Это вам так кажется, на самом деле они примериваются, куда вас пинать, если вы с ними то же, что с нами на картине сделать захотите.

— А завидовать — нехорошо! — произнес Никас, наставительно подняв палец.

— Это мы-то — завидуем? Ха-ха-ха! — ответила захмелевшая Томка. А я наклонилась к нему через весь стол и проникновенно предложила:

— Кстати, вами тут недавно тетя Луша с кухни интересовалась. Организовать вам свиданьице?

Конечно, это было мое вранье чистой воды, но Никас непроизвольно отшатнулся со страшным лицом, как, впрочем, и остальные парни. Воображением обделены они не были и, видимо, красочно представили себе необъятную тетю Лушу в порыве страсти.

— Выпьем за то, чтобы наши возможности всегда находили достойные желания! — предложил Маркус. Все парни поспешно выпили, чтобы перевести дух. А мы с Тамаркой посмаковали, хитро сощурив глаза. Принесли заказанное мясо. Все атаковали блюда, и на последующие минут пять за столом воцарилось чавканье и стоны блаженства. Служанка снова наполнила кружки алкоголем. Затем еще. Еще. И еще. В общем, к моменту выступления заезжих гастролеров с востока, число моих друзей выросло ровно вдвое, и они все вдруг стали для меня бесподобно милыми, как никогда в жизни. Брякнули струны неведомых инструментов, вступила пара маленьких звонких барабанов и необычно звучащая свирель. По помещению поплыла непривычная уху мелодия. Я какое-то время внимательно ее слушала, а потом, вычленив из какофонии звуков мотив всенародно любимой грустной песни, оперла щеку на кулак и протяжно и громко завела:

Ко мне незамедлительно присоединились мужики за другими столами, праздновали они даже дольше нас, несомненно, дошли до нужной кондиции и уже тоже прекрасно улавливали знакомые интонации. Трактир заполнил нестройный невпопад поющий (орущий) хор. Некоторые сложили друг другу руки на плечи и раскачивались, как молодые сосны на ветру, другие посетители последовали моему примеру и кулаками и ладонями подперли щеки. А как же иначе петь такую грустную песню про любовь?

Исполнители смекнули свою выгоду, старались играть согласно задаваемому певцами темпу и после окончания действительно набрали в шапку неплохое жалование от расчувствовавшихся мужиков. Тамарка рыдала, я, проникнувшись, тоже смахнула с глаз слезинку.

— Какая прекрасная песня, — всхлипнула под конец Томка. Все согласно помолчали. И вот в этой лиричной тишине сидевший рядом Сапень вдруг достал из кармана огромные ножницы и стал ими щелкать возле своей брови, пьяно приговаривая:

— Варька, ты что сделала с моими бровями? Они теперь непрерывно растут, как волосы!

Я подумала насчет обоснованности претензий, поплевала себе на палец и загладила ему неостриженную еще бровь на лоб. Теперь бровь, которая и в самом деле за время посиделок отросла на полвершка, грозно топорщилась.

— Ну хочешь, посоветую хорошего цирюльника? — пожала плечами я. Друзья, отошедшие от первого впечатления, захохотали. Сапень нахмурился, держа ножницы в руках, с его бровью это смотрелось особенно впечатляюще.

— Ладно-ладно, — поспешно произнесла я и задумалась, как помочь другу: — А ты можешь их заплетать в две косички, как гномы свои усы и бороды!

— И за уши потом закладывать, — прорыдал сквозь смех Кафык. Друзья загоготали еще пуще, а я, подумав и представив обрисованного мной Сапня, бесстыже к ним присоединилась.