– Скажи, Разлай Макдональдович, – спросила Алиса для поддержания светской беседы, – а домовые женятся?
– А как же, – степенно ответил Грызлов, – все честь по чести, как положено.
– А что же ты в холостяках ходишь? – спросила Алиса.
– Успею, – беспечно отмахнулся домовой – молодой ишшо.
На лестничной клетке зазвенели ключи, щелкнул дверной замок, и в прихожей зазвучали женские голоса. Грызлов немедленно растаял в воздухе, но со стола, позвякивая ложечкой, взлетела его чашка и сама собой ополоснулась под краном, а затем встала на краю раковины.
На кухню плечом к плечу и с ужасно деловым видом вошли мама и тетя Нина.
– Садись, Нинусик, – пригласила сестру Корделия, – сейчас чаю попьем. – Алиса, налей нам по чашечке.
Взрослые сели за стол и начали вполголоса иносказательно обсуждать свои проблемы, как всегда, таясь от Алисы. Она поднялась из-за стола, обиженно скривив губы. И когда с ней перестанут обращаться как с маленькой? Мама даже не заметила, что все вокруг сияет чистотой! Стоило ли стараться? Алиса повернулась, гордо вскинув голову, и пошла в свою комнату.
– Деточка, – крикнула ей вслед Нина, доставая из сумки очаровательного котенка, – знакомься, это Разбой, займись им, пожалуйста!
Алиса очень обрадовалась пушистому гостю, тут же подхватила его на руки и унесла в свою комнату – знакомить гостя с Грызловым. Котенок отлично с ним поладил.
– Хороший кот будет, – сказал домовой, почесывая малыша за ухом, – такие называются у магов хранителями. Повезло твоей тете.
– Ой, Разлай Макдональдович, они мне так и не сказали, откуда она взялась, эта моя тетя! Так неприятно, когда от тебя что-нибудь скрывают твои собственные родители!
– Я слышал, что они сегодня ночью поедут к бабе Ванде, будут проводить какой-то обряд, – проговорился Грызлов, спохватился, втянул голову в плечи и смешно прикрыл рот рукой, но было уже поздно.
– Мама такая тихая последнее время стала, что я боюсь за нее.
– Успокойся, баба Ванда плохого не сделает. Все под контролем.
– Тебе легко говорить. А тут еще Юлька куда-то пропала, к телефону не подходит и сама не звонит, – продолжала роптать Алиса. – И Швыров не объявляется. Куда они подевались, ума не приложу!
– Симпатичный парень Швыров? – подмигнул ей Грызлов. – Мне он тоже очень понравился.
– Скажешь тоже, Разлай Макдональдович! С чего это ты взял, что он мне нравится?
– Я ведь домовой, Алиса, мне все ведомо!
В прихожей раздался шум. Алиса выглянула в коридор и увидела, что родители с тетей Ниной собрались уходить и уже надевают обувь. Взяв котенка на руки, она вышла прощаться. Грызлов, само собой, в режиме невидимости, встал рядом, у ее ног, фертом – руки в боки.
– Где моя сумочка? Где моя сумочка? – переворачивая в прихожей все вверх дном, повторяла Корделия.
Грызлов махнул рукой, и дамская сумочка закачалась на вешалке у нее за спиной.
– Да вот она, Корочка, на вешалке висит, успокойся! – Малышкин с улыбкой подал жене сумку.
– Алисочка, присмотри, детка, за Разбоем, – попросила, обернувшись на пороге, Нина.
Наконец родичи с шумом и гамом вышли на лестничную клетку, а дверь за ними захлопнулась.
– Да, дела! – задумчиво сказала им вслед Алиса. – Тайны мадридского двора…
На этот раз в самолет Саша вошел без всякого страха, а ведь еще недавно ему казалось, что он не сможет летать после той болтанки в воздухе на пути в Анапу. Но теперь у него возникла твердая уверенность, что с ним ничего плохого случиться не может. Зато у никогда не летавшего Петра Вениаминовича случился приступ аэрофобии. Самолет еще не взлетел, а он уже побледнел и судорожно вцепился в поручни сиденья. Саше пришлось силой разжимать ему пальцы, чтобы помочь пристегнуть ремни.
Пассажиры организованно рассаживались по местам, и то ли от того, что рейс был вечерний и все устали, то ли по какой-то другой причине, но вели они себя тихо и пристойно. Лица у них покрывал густой темно-коричневый загар, и только стюардессы оставались бледнолицыми, а слегка обгоревшего на солнце Сашу следовало бы отнести скорее к племени краснокожих.
– Говорят, последнее время самолеты часто того, – неестественно бодрым голосом заметил Водорябов, – один за другим хлопаются, как по заказу.
– Нас это не касается, – уверенно сказал Саша, чтобы снять у Петра Вениаминовича зажим. – Долетим как миленькие.
– Долетим, – согласился Водорябов, но без всякой уверенности. – Только главное – не долететь, а не разбиться.
Однако, несмотря на его опасения, полет прошел удачно, в штатном режиме, если не считать очень сильной тряски на подлете к столице. Саша как мог успокаивал перепуганного Петра Вениаминовича, а сам с тревогой думал, что черных водоворотиков в небе над Московской областью стало еще больше и кое-где они уже слились в сплошные черные пятна.
Тем не менее посадка была относительно мягкой, и вскоре Саша и Водорябов – одними из первых, так как им не надо было ждать багажа, – вышли в зал прилетов, где их встречали Нина и Корделия. Малышкин не смог приехать: был на задании.
Ниночка первой заметила озирающегося по сторонам Сашу, а рядом с ним подтянутого седовласого старика в черном костюме с красной сумкой через плечо. Какая-то невидимая сила словно подтолкнула ее к нему, и она быстро, почти бегом, заспешила им навстречу. За ней едва поспевала Корделия. Увидев симпатичное рыжее существо, бегущее навстречу, Петр Вениаминович сразу признал дочку, так она была на него похожа. Он широко расставил руки и принял ее в свои объятия. Следом подбежала Корделия – он обнял и ее свободной рукой.
Ниночка и Корделия разрыдались, уткнувшись лицами в грудь отца. Да и сам Водорябов плакал, не стесняясь и не сдерживая слез. Сестры полжизни прожили в уверенности, что остались на этом свет сиротами, только недавно нашли друг друга, а теперь еще родной отец объявился! И вот, вдыхая незнакомый запах одеколона, табака и меда, которым пропитались волосы и одежда старика, они плакали слезами облегчения и радости, по-женски сладко и самозабвенно.
Саша смотрел на них со счастливой улыбкой: все было как в телепередаче «Найди меня», посвященной поискам пропавших родственников.
Сели в такси – Корделия, Петр Вениаминович и Нина ехали на заднем сиденье, – и сестры принялись наперебой объяснять отцу, что поедут они сейчас к очень сильной ведьме. Слушая ее рассказ о насланном на их род проклятии, Петр Вениаминович сильно встревожился…
Много-много лет назад его вдруг как на веревке утянуло из благополучной, дружной семьи. Он и сам не мог понять, почему вдруг его стала раздражать всегда ласковая и спокойная Софья, ему тошно стало на нее смотреть, а перед глазами стояла одна Елизавета. Позже, когда Водорябов понял, какую злую шутку сыграла с ним судьба, и чары заговора были разрушены, он не посмел вернуться ни к бывшей жене Софье, ни к Екатерине, маме Корделии. Смалодушничал, бежал из Москвы от забот, обязанностей и обязательств, а главное, от обеих жен, к которым теперь испытывал отвращение.
Скитался некоторое время без руля и без ветрил по Советскому Союзу, а потом уехал к армейскому товарищу на юг, да там и осел. Жениться еще раз ему даже в голову не приходило, наоборот, он старательно избегал женщин, жил отшельником, поэтому и принял пасеку при первой возможности, чтобы никто не нарушал его уединения. Пчелы его слушались, был у него такой дар от рождения, и дело пошло, жизнь наладилась.
Единственное, о чем сожалел Петр Водорябов, так это о том, что бросил двух маленьких дочерей, которых очень любил и вспоминал постоянно, дня не проходило, чтобы о них не подумал. Но чем больше воды утекало со времени постыдного бегства из Москвы, чем больше он по ним тосковал и мечтал увидеть, тем менее вероятной казалась эта встреча. Как, с каким лицом он явится перед ними с повинной головой? Что скажет этим выросшим без него женщинам, которые, может, и видеть его не хотят, это в лучшем случае, а в худшем проклинают. И так с каждым годом желанная встреча с дочерьми становилась все более недоступной…
Так, взявшись за руки, отец и дочери доехали до Сретенки. Пока Саша расплачивался с шофером, Корделия, Нина и старик Водорябов спустились по лестнице в полуподвал к железной двери, но позвонить не успели: она распахнулась сама собой. Ванда ждала их тут же за порогом.
– Закатывайтесь, давно вас жду, у меня уже все готово, – сказала она, провожая гостей в гостиную.
В помещении царил полумрак, прямо на полу, образуя круг, стояли тяжелые подсвечники с горящими свечами. Их зыбкий свет играл тенями на стенах и усеянных частыми звездами сводах подвала. Сашу баба Ванда усадила на стоявший в углу рядом с ударной установкой кованый сундук. И велела сидеть смирно, не шевелиться и помалкивать, что бы ни произошло – ни звука, хоть земля расступись. Потом сунула ему в руки чистое полотенце и велела держать, пока не понадобится. Саша впервые оказался в такой диковинной обстановке, оробел и выглядел немного пришибленным. Поэтому он без лишних слов устроился на сундуке и замер, как манекен.
