Так Харриэт сидела уже третьи сутки. Призракам не занимать терпения. Требуется недюжинная выдержка, чтобы веками обретаться на чердаке, разгоняя скуку звоном цепей.
Она наблюдала за взрослыми.
Она пыталась их понять.
Как только мистер Стивенс передал Томми своему приятелю, а тот, крепко держа мальчугана за руку, повел его по Уайтчапелу, Харриэт не отставала от них ни на шаг. Джентльмен ее пугал. Она чувствовала в нем какую-то непонятную глубину, еще один слой, невидимый никому, кроме нее. Как будто что- то роднило его с ней. Что-то, связанное с его глазами. Но вглядываться в него было страшновато. Вот если он хоть пальцем тронет Томми — тогда да, она его наизнанку вывернет, а так… и, может, все обойдется? Может, он просто отпустит Томми?
Джентльмен руки не распускал, но и отпускать мальчика не торопился. У чугунных ворот, за которыми виднелся дом с острой, как обломанный клык, крышей, он нетерпеливо позвонил. На крыльце показалась заспанная женщина в сером стеганном халате поверх ночной рубашки. На щеках и на лбу женщины протянулись морщины, которые возникают, если ежедневно произносить слова «маленький негодник.» Ясно было, что она здесь за экономку.
Ей-то доброхот и сунул мальчика, попросив передать мистеру Барку сердечные пожелания от Генри Томпсона. Когда экономка разлаялась, что, дескать, ни о каком Томпсоне она слыхом не слыхивала, и уместно ли беспокоить директора в такой час, джентльмен ответил, что она-то вхожа в спальню директора в любое время, а в позднее тем более. Ремарка мистера Томпсона отрезвила женщину. Она тут же изобразила книксен, а после, толкнув Томми в спину, погнала его в приют. По-прежнему невидимая, Харриэт последовала за ними, дожидаясь подходящего момента, чтобы перехватить мальчика.
Экономка повела Томми по лестнице с выщербленными ступенями. В спальне для мальчиков она велела ему сбросить «тряпье», забираться в койку и не издавать ни писка, если он не желает провести ночь в комфортабельной обстановке карцера. Испуганный мальчишка юркнул под одеяло. То ли повинуясь приказу грозной матроны, то ли от усталости, но, вероятнее всего, от холода, он уснул, как только голова коснулась плоской подушки. Пробормотав, что беспризорники принесут обществу пользу, только если все разом перемрут, надзирательница покинула спальню. Харриэт осталась у двери.
Пришло время растолкать растолкать Томми, а затем взломать двери и бежать отсюда на всех парах. И все, вольному воля! Казалось бы, что может быть проще? Но в спальне тянулись ряды коек, в лунном свете белевших, как надгробия, и на ощупь таких же ледяных. На них хрипло сопели другие дети. Что если они услышат возню? Проснутся и тоже захотят уйти? Куда же она поведет эту ораву? Точно не в Дарквуд Холл. Хотя милорд, в таком случае, не только простит ей побег, но и похвалит за то, что привела закуску.
Права была мисс Берта — нечисть не может спасать людей. А сама она вообще ничего полезного не умеет. Только превращать хорошие вещи в гниль и тлен. Чем она поможет этим детям?
Как Крысолов из Гаммельна, она может их только утопить.
Но почему другие люди за них не заступятся? Вдруг они просто ничего не знают? Тогда им можно объяснить! Только бы разобраться, как именно, потому что у взрослых был какой-то тайный язык, а она никак не могла его одолеть. Ведь сколько раз выпрашивала милорда выходной, а он ни в какую! Зато мисс Берта потрясла бумажкой у его носа, и дело сделано. Вот как у этих умников получается?
Решив вернуться за детьми, как только найдет разгадку, Харриэт подкралась к койке Томми. Изо всех сил она пожелала, чтобы в ее отсутствие с ним не случилось ничего ужасного. Будь у него ангел хранитель, она бы за крыло приволокла его сюда и надавала тумаков за халатное исполнение обязанностей. Но ангела-хранителя у Томми не было, иначе бы он не попал в такое плохое место.
На прощание она украсила изголовье койки гирляндой из красных водорослей, и, чтобы вселить в Томми надежду, написала илом на тумбочке: «Я исчо вирнус.»
Но вот уже третий подходил к концу, а она так ничего и не придумала. Понаблюдав за взрослыми, Харриэт пришла к выводу, что, в общем и целом, люди они недурные. Заботливые даже. Но если бы она попросила их пойти вместе с нею в тот приют и разгромить его к чертям собачьим, то услышала бы в ответ, что, как это ни прискорбно, на вечер они уже ангажированы. Как насчет следующих выходных? Или весной, когда потеплеет? И вообще, почему они должны лично вмешиваться в жизнь сирот? Ведь существуют же какие-то социальные службы, между прочим, на их деньги. Кстати, о деньгах — где ее коробка для пожертвований? У них как раз завалялся шиллинг.
Дальше тянуть время было бессмысленно, и Харриэт вновь отправилась в приют. Она нашла его по запаху. От здания несло тушеной капустой и гнилой соломой в матрасах, отсыревших от слез и ночных кошмаров. В полумгле красный кирпич стен казался бурым, как запекшаяся кровь, а пропитанный копотью снег придавал заднему двору сходство с пепелищем. Среди чахлых деревьев сейчас прогуливались девочки. Все, как одна, были одеты в мышиного цвета платья с белыми фартучками. Платья казались унылыми, но очень чистыми, а фартучки топорщились от крахмала. Волосы девочек были собраны в пучок на затылке.
Без труда, Харриэт протиснулась через прутья чугунного забора и окликнула ближайшую воспитанницу.
— Пссст!
— Потише, — зашикала та, — не то нас накажут.
— Сегодня не накажут, Полли, — возразила другая, подходя поближе и с интересом разглядывая новое лицо.
— Ну так завтра, Бэт. Что, забудут разве?
— А почему нельзя разговаривать? — удивилось привидение.
— Хороших детей должно быть видно, но не слышно, — со вздохом пояснила первая девочка. — А ты новенькая, что ли?
— Нет, я пришла за Томми.
Девочки уставились на нее во все глаза и задергались на месте, словно не могли решить, отбежать ли им подальше или потыкать в нее пальцем. Но их уже окружили другие воспитанницы.
— Ты Харриэт?
— Она самая. Откуда ты меня знаешь?
— Томми как прибыл сюда, сразу начал рассказывать про фею по имени Харриэт, — сообщила Бэт. — Вроде как ту фею ему мамка оставила в наследство.
— Он даже за обедом про тебя трещал, а в это время строго-настрого разговаривать запрещено!
— Наш директор выдрал его за враки, а он даже не расстроился. Говорит, ты ему испытания посылаешь.
— Так ты правда фея?
— А то, — величаво кивнула Харриэт.
— А вот Нэнси сказала, что не бывает фей с таким именем, — заметила Полли, выталкивая вперед маленькую блондинку. — Так ведь, Нэн?
— Ну, вообще-то, фей зовут Виолетта или Розабелла, — замялась девочка, акцент у которой был гораздо нежнее, чем у других ребятишек. — Я в книжке читала, когда еще дома жила. И у фей есть крылья! А твои где?
— Я их постирала, но они еще не просохли, — не смутилась Харриэт.
Девочки понимающе закивали.
— Томми говорит, будто ты умеешь колдовать. Наколдуй нам чего-нибудь!
— У меня закончился приворот на сахарных мышей, — сожалеюще вздохнуло привидение. — Надо пойти в чисто поле и собрать волшебные травы.
— Тогда наколдуй нам варежки! — заканючили девочки, дуя на красные, как будто обваренные, пальцы.
Были они не из тех детей, что просят Деда Мороза набить конфетами носок. А из тех, что просят у Деда Мороза носок.
— Не галдите так, ведь и правда услышат, — разозлилась Харриэт. — Все вам наколдую, но попозже. Сначала мне надо увидеться с Томми. Где он сейчас?
Узнав, что в настоящее время Томми обретается в спальне, Харриэт не стала возиться со входной дверью, просто отыскала нужное окно и влетела в него, оставив грязные разводы на стекле. Как и на девочках, на мальчишках были чистенькие костюмы — штанишки до колен и серые курточки с блестящими медными пуговицами. Чтобы не измять все это великолепие, дети бродили по спальне, не смея присесть.
При виде незнакомой девчонки они пооткрывали рты, но Томми уже мчался к ней, перепрыгивая через койки.
— Харриэт! — радостно завопил он и тут же козырнул перед остолбеневшими друзьями. — Я чё говорил, а? А? Чё все заткнулись? Третий день настал, и она за мной явилась! Все как в сказке. Мне так ма объяснила.
Тут удивилось уже привидение.
— Твоя ма так сказала? А еще что-нибудь она говорила?
— Что когда она уйдет, за мной явятся феи и отведут меня в хорошее место. Но не сразу. Сначала мне нужно будет претерпеть испытания. Зато на третий день фея снова придет и заберет меня во дворец.
— Во дворе-ец? — протянула Харриэт. — А твоя ма того, не уточняла, как именно я тебя туда приведу?
Томми нахмурился, задумчиво ковыряя болячку на губе.
— Нет, больше ничё не говорила. Но знаешь, Харриэт, мне тот дворец не больно-то и нужен. Просто забери меня отсюда, ладно? — зашептал он, срываясь на всхлипы. — Даже на улице было лучше. Вчера в полночь они разбудили нас и заставили маршировать по спальне. Целый час. Босиком. Сказали, будто это ди-вцеп-лина.
