Томми нахмурился, задумчиво ковыряя болячку на губе.
— Нет, больше ничё не говорила. Но знаешь, Харриэт, мне тот дворец не больно-то и нужен. Просто забери меня отсюда, ладно? — зашептал он, срываясь на всхлипы. — Даже на улице было лучше. Вчера в полночь они разбудили нас и заставили маршировать по спальне. Целый час. Босиком. Сказали, будто это ди-вцеп-лина.
— Да, если директор дивцепляется, он не скоро отпустит! — вразнобой подтвердили остальные.
Один из них, тощий мальчишка с копной рыжих волос, напоминавший зажженную спичку, пододвинулся к Харриэт.
— А ты только к Томми пришла..? — издалека начал он.
— Нет, я пришла ко всем.
Остальные мальчишки тут же подбежали к ней и начали трясти ее за руки или хлопать по плечам, чтобы окончательно убедиться в ее материальности.
— А меня Роджер зовут, — представился рыжий.
— А я Александр, но для тебя просто Алекс.
— Я Гарри, и ты должна мне шестипенсовик, — прогнусавил чернявый коротышка. — У меня столько зубов уже повыпадало, а ты все никак не появлялась.
— Так ты нас всех заберешь?
— Конечно, заберу, — с запинкой ответила Харриэт.
— Но директор Барк не позволит, — засомневался рассудительный Роджер. — Он собирает на нас деньги по подписке. Люди платят за наше содержание, а если нас не будет, то плакали его денежки. И миссис Таммикин тоже не позволит, они заодно.
— Так плевое дело! — зафорсил Томми. — Харриэт его в два счета в жабу превратит. Правда же, Харриэт?
— Превратить не превращу, зато я могу так его напугать, что добавки не попросит.
— Точно! Пусть он окочурится со страху, тогда мы отсюда уйдем, — решили воспитанники. — И девчонок захватим.
— А как ты его напугаешь?
— А вот так.
Проворно, как ящерка, девочка вскарабкалась по стене. Добравшись до потолка, она повернула голову на ставшей подвижной шее и хрипло зарычала, показав черные зубы. Волосы, которые все удлинялись, покуда не легли на пол, взвились в воздух и зашевелились, нащупывая добычу…
— Годится? — спросила Харриэт, приземляясь.
— Первый сорт! — одобрили мальчишки.
Но некоторое все таки отбежали в сторонку, чтобы отжать панталоны.
— Ты его до трясучки напугаешь! — ликовал Томми.
— Давай, Харриэт! Покажи ему!
Как поклонники, увидевшие, что на ринг взошел их любимый борец, они продолжали скандировать, пока не остановились у двери директорского кабинета. Тут возгласы поутихли.
На всякий случай Харриэт заглянула в замочную скважину. За огромным столом, место которому было скорее в мясницкой лавке, чем в конторе, восседал тучный мужчина с блестящей, как будто навощенной лысиной. Когда он опускал голову, покатый лоб пускал блики по обитым дубовыми панелями стенам. Время от времени мясистые губы растягивались в улыбке, и он начинал бойчее водить пером, по-видимому, добавляя новые строки к душещипательной статье о судьбе сирот.
К его неудовольствию, газовый рожок на стене замигал, словно притаившееся там пламя готовилось отойти ко сну.
— Ведь третьего дня вызывали агента из газовой компании, — пробурчал мистер Барк. — Миссис Таммикин! Что творится со светом?
Затарахтела дверная ручка, и дверь начала беззвучно отворяться. Что-то черное скользнуло по ковру и, извиваясь, поползло к его столу.
— Миссис Таммикин! — директор рассердился уже не на шутку. — Я ведь просил вас потравить крыс!
Но то был не крысиный хвостик, а спутанная прядь волос. Остальные волосы, вместе с их владелицей, немедленно проследовали в комнату. Харриэт опустила голову, собираясь очень эффектно ее вскинуть в последний момент. То есть, подбросить. До потолка.
Директор заморгал, и каждый раз, как он закрывал и открывал глаза, девочка стояла все ближе. Для перемещения в пространстве ей не требовалось шевелить ногами. Как все призраки, она умела неотвратимо надвигаться.
Далее произошло неожиданное. С изяществом гиппопотама, директор отпрыгнул к стене и закричал, но не от страха.
— Ах ты дрянь чумазая! Почему в ночной рубашке, а не в парадном платье? И патлы свои почему не вымыла? Мы даже воду для вас, дармоедов, нагрели! — разорялся он, брызгая слюной. — Опозорить нас всех решила?! Ну я тебе задам! Я тебя проберу!
На крючке висела трость, которую директор тут же схватил. Не успел он размахнуться, как девочка вылетела в дверь. Обладай ее тело постоянной массой и плотностью, она столкнулась бы с мальчишками, но, будучи призраком, пронеслась сквозь толпу и рванулась в спальню. Опомнившись, дети бросились за ней.
— Теперь что? Ты его только раззадорила!
— Он нас потом знаешь как вздует! Горазд тростью махать!
— Цыц, не орите на мою фею! — вступился за нее Томми, но и сам печально вздохнул. — Ты его и правда средненько напугала. Надо было на потолок залезть.
— Он бы тростью меня там достал, — удрученно ответила девочка, присаживаясь на подоконник.
То был весомый аргумент.
— А зубами чего не клацала? — спросил Роджер, уже спокойнее.
— Сунул бы кусок мыла мне в рот и отправил в угол.
Мальчишки снова окружили ее. Хотя восторг в их глазах угасал, еще оставалось в них тусклое свечение надежды, едва заметное, как от медяка в колодце желаний, куда давно уже не бросали новых монет.
Тогда Харриэт поняла — сделать хоть что-нибудь ей придется.
Просто других фей поблизости не было.
Возможно, их не было вообще.
Ей стало совсем страшно. Только что она уверилась в том, что начала осознавать, когда сидела на мосту и вслушивалась в гул чужих мыслей.
Взрослые не боятся мертвых маленьких девочек.
Взрослые боятся других взрослых.
И если она хочет противостоять им, придется принять их правила.
— Парадная одежда! — осенило Харриэт. — Почему на вас парадные костюмчики?
— Нынче приезжает какая-то важная птица, — объяснил Роджер. — Будет нас инспектировать за ужином.
— Нам дадут жаркое и белый хлеб! Так всегда бывает, когда приезжают с проверкой.
— А что за особа такая?
— Кто ее разберет? К нам всякие ездят. Даже герцогини.
— Нам велели называть ее просто «мэм.»
— Тогда давай так, — Харриэт обратилась к Томми, — я заберусь под обеденный стол, а как она войдет, ты толкнешь меня ногой.
— И ты каааак выскочишь!
— Нет. Я буду сидеть под столом и думать злые мысли. Я вообще-то добрая фея, но сегодня стала совсем жестокой и злой. Поэтому кто-то должен умереть.
— Кто? — выдохнули мальчишки.
— Врипутация, — мрачно отчеканила Харриэт.
* * *
Длинный и узкий, стол был застелен свежей скатертью. На углу, со стороны входа, высилась пузатая кастрюля, над которой клубился дымок, словно облака над горой Килиманджаро. Пахло наваристым бульоном. Так вкусно пахло, что запах можно было есть ноздрями. Выстроенные в шеренги по обе стороны стола, воспитанники вытягивали шеи и любовались кастрюлей, стараясь не ронять слюну на скатерть. Самые отважные ковыряли куски хлеба на тарелках и украдкой совали крошки за щеку. Попросить не то что добавку, но даже основную порцию никто не отваживался. Миссис Таммикин, с половником наперевес, выражала готовность лишить такого наглеца всех молочных зубов одновременно. Переминаясь с ноги на ногу, дети ждали высокую гостью.
По столь торжественному случаю, столовая был ярко освещена. В углу сгорбилась елка и нарочно втянула иголки, чтобы лишний раз не привлекать внимание администрации. Праздник приволокли сюда волоком, прибили к стене вместе с венком, канителью примотали к елке, опустили шторы, отрезав путь к отступлению, но он ни в какую не соглашался сотрудничать. Мира тут не было и в помине, да и благоволения в человецех тоже как-то не наблюдалось. Рождественская атмосфера витала исключительно над кастрюлей, проявляясь в ароматах похлебки, так что дети, оказавшиеся за дальним концом стола, смело могли назвать себя обделенными. А когда вошла благотворительница в сопровождении мистера Барка и своей чернофрачной свиты, праздничное настроение окончательно улетучилось вместе с мясным запахом, который выветрился через открытую дверь.
На даме было платье из черного крепа, черные же перчатки, а белый чепец с треугольным «вдовьим пиком» открывал гладко зачесанные седые волосы. Крючковатый нос и полные, обвисшие щеки придавали ее лицу выражение усталого равнодушия. Праздники ее тяготили. Заметно было, что меньше всего ей хочется инспектировать богоугодные заведения и вообще непонятно, зачем ее оторвали от уютного камина и привезли сюда. Но долг есть долг.
— Здравствуйте, дети, — поздоровалась она, и воспитанники грянули:
— Здравствуйте, мэм!
— Хорошо ли с вами обращаются, дети? Довольны ли вы питанием?
