Никаких призраков в доме, понятное дело, не оказалось. Неизвестно, что так напугало предков Генри. Не иначе как их собственное неуемное воображение, взращенное на суевериях восемнадцатого столетия.
Сам Генри не верил в потусторонние явления. Даже магию, которой пользовался неоднократно, он считал не чем-то необъяснимым, а чем-то необъясненным. В будущем наука прольет свет на механизмы действия снадобий, доказав, что они полностью раскрывают потенциал человеческого мозга. А вампиризм — лишь заболевание, передающееся через кровь по принципу сифилиса. Вот и все. Никаких блесток, феечек, выглядывающих из маргаритки, или гномиков в красных колпаках.
Именно приверженность вампиров фольклору более всего раздражала Генри. Признай они, что их кровожадные наклонности суть следствие болезни, и он, возможно, дал бы им еще один шанс. Но нет, так нет.
Сначала он убьет их Мастера.
Совладать с существом столь древним, даже легендарным, непросто. Но с тех пор, как Генри выяснил его истинное имя, вампир полностью в его власти. Стоит позвать его, и он придет на зов. Не все же вампирам злоупотреблять гипнозом. Пусть испробуют его на своей шкуре. И когда Мастер появится в поле зрения, Генри его застрелит. Продырявит сердце серебряной пулей. Даже обвинение зачитывать не станет, зачем разводить тары-бары с упырями? Кто бы из этой своры ни убил его предка, виноват в первую очередь Мастер. Ему и платить по счетам.
Смерть Мастера ослабит остальных вампиров, которых можно будет выкурить из поместья и перебить. Тем более, что они давно не вкушали человеческой крови. На этом этапе ему и пригодится добрая старая лондонская толпа. Погнать простофиль вперед, а пока вампиры будут с ними возиться, перестрелять кровососов с безопасного расстояния. Можно и бомбой кинуть, с серебряными гвоздиками вместо шрапнели. Есть у него приятель-итальянец, одержимый идеей порешить титулованную особу. Хоть принца, хоть маркиза, хоть баронета завалящего, лишь бы оставить след в истории. Как узнал про возможность одним махом расквитаться с дюжиной таких особ — причем из действительно древних семейств — восторгу его не было предела. И стреляет он порядочно, а уж по части взрывных механизмов ему нет равных. И тогда с английскими вампирами будет покончено.
А все потому, что они такие кретины! Цепляются за одряхлевшую мораль, прикрывают красивыми словами звериные инстинкты. Ну как может человечество поступательно развиваться, если к его телу присосались эти пиявки и тянут обратно в феодализм?
«Нужен символ.»
Мысль пришла в голову внезапно, но сразу же показалась удачной. Такие проблески вдохновения у него нередко бывали. Например, когда он решил подружиться с этим олухом Стивенсом, чтобы получить информацию из первых рук. Или когда пошел охотиться на уличных девиц. Убивать никого не потребовалось, но сама идея была простой и изящной. Он отчетливо понимал, что в тех обстоятельствах это решение было единственно верным. Так ему казалось и сейчас.
Одна беда — Генри никак не мог взять в толк, что же он сам подразумевает под символом.
«Что-нибудь, что расшевелит толпу,» подсобила Блестящая Идея. «Лондон всегда балансирует на грани мятежа. Один толчок — и рассерженный пролетариат выламывает чугунные прутья из забора Гайд-парка и идет громить лавки.»
Звучало логично. Но зачем дергаться лишний раз? Достаточно напомнить про убитую бродяжку…
«Про нее уже все забыли. Третьеводнишние новости годятся лишь на то, чтобы заворачивать в них бутерброды. Нужна сенсации посвежее. Еще одна жертва вампира, которая положит конец терпению общественности. Еще одна женщина,» бодро думалась мысль.
Кто-нибудь из Уайтчапела, решил Генри.
«Нет, из более приличного района. Кому дело до сброда из трущоб? Но если вампиры покусятся на святая святых, на добродетельную мать семейства, то выйдет уже другой коленкор. Тогда мы точно прижмем их к ногтю.»
Тут Генри немного растерялся. Впервые в жизни он вел диалог с собой, до конца не осознавая, к чему тот приведет. Он, конечно, любил выкурить трубочку и раскинуть умом, но сейчас происходило нечто иное. Ум решил раскинуть им.
Из какого района, он бросил пробный камень, и тут же понял, что из Кэмберуэлла. А там он знал только одну семью. Мужа-недоумка и назойливую провинциалку-жену. После его последнего визита эта замечательная чета еще долго будет спать порознь. А нечего было якшаться с вампирами! Спасибо за такое поведение им никто не скажет.
«Да-да, она самая. Эвике Стивенс,» вклинилась Блестящая Идея.
«Это она-то символ? Эта деревенщина?» не сдержал смешок Генри, дивясь собственной легкомысленности, а пуще всего тому факту, что все таки умудрился запомнить ее имя.
Примерно минуту Блестящая Идея не тревожила его рассудок.
«Было бы и правда лучше, если бы Эвике не обладала такой ярко выраженной индивидуальностью,» начала думаться мысль. «Тихонькая крыска в поплиновом платье гораздо лучше сгодилась бы на эту роль. Но в исчезновении миссис Стивенс обыватель увидит элемент возмездия. Главное, обстряпать все так, чтобы подозрение вновь пало на вампиров…»
Стоп!
Генри даже хлопнул себя по колену, чтобы прийти в чувства. Каким-то непостижимым образом он не поспевал за собственными мыслями. Оно бы и понятно, находись он под влиянием какого-нибудь из зелий мисс Маллинз, но на трезвую голову такое с ним приключилось впервые. И это настораживало. Разлад в мозгах — штука сама по себе неприятная, но досаднее всего было то, что похищение миссис Стивенс ну никак не вписывалось в его первоначальный план. А план был хороший, жалко такой менять.
Но если мы похитим Эвике, объяснил он себе, она все растреплет, когда вампиров перебьют, а ее придется отпустить. Вряд ли кто-то всерьез воспримет психопатку из Трансильвании, но все равно. Мало ли.
«А зачем ее отпускать? Ее отпускать не надо.»
Она беременна, пожал плечами Генри, сочтя свой аргумент исчерпывающим. Но они с мыслью вновь разошлись во мнениях.
«Что с того? Кто даст гарантию, что ее ребенок будет счастлив, родившись? Возможно, он тоже будет расти в одиночестве и ронять слезы на фотографии родителей.»
Генри сам не знал, что на него нашло. Рассудок расслоился и уже не мог собраться воедино. Но откуда-то из глубины поднялась даже не мысль, а, скорее, ощущение, что убить Эвике Стивенс будет очень, очень неправильно.
Нет, твердо сказал он. Это чересчур — связываться с женщиной в положении…
«Вот и эвфемизмы пошли,» пристыдила его Блестящая Идея, которая стремительно разрасталась у него в голове, становясь все явственнее, все ощутимее. «Или тебя уже коснулась мелкобуржуазная мораль? Дальше ты начнешь рассуждать о семейных ценностях…»
Ничего подобного!
«А почему тогда?»
Слишком рискованно, вот почему!
«Кто не рискует, тот не пьет шампанского,» заметила Блестящая Идея.
«Я вообще его не пью,» Генри из последних сил вцепился в ускользающее ощущение себя. «Шампанское — напиток прогнившей аристократии, я же предпочитаю красное вино.»
«Вот именно это меня и раздражает. По шампанскому я успел соскучиться.»
Он похолодел. Так чувствует себя человек, которого посреди ночи будит скрип окна на первом этаже, и он на цыпочках крадется к лестнице, чтобы узнать, кого принесла нелегкая — может, соседскую кошку, а, может, и взломщика? В отличие от этого бедняги, Генри не мог позвать полицию — голосовые связки как будто онемели. Кочерги поблизости тоже не оказалось, но даже подвернись она под руку, он все равно не знал бы, что с ней делать. Не колотить же себя по затылку.
Все, что у него получилось, это сдавленно прошептать:
— Кто здесь?
И ему ответили.
* * *
— Мне нужно время! — выпалил Фанни, когда лорд Рэкласт подкараулил его в гостиной и многозначительно постучал когтем по крышке часов, которые вытащил из кармана ярко-зеленого жилета.
— Как жаль, что его у тебя нет.
— Это ведь очень серьезно!
— Тогда десять минут.
Гостиная пустовала. В честь своего чудесного избавления, Мастер отворил погреба, и сегодняшним вечером гости расплачивались за бесчисленные бокалы свиной крови напополам с виски. Мало кому удалось приподнять крышку гроба, не говоря уже о том, чтобы самостоятельно завязать галстук и показаться на люди.
С дюжину снулых упырей слонялось по залу, едва избегая столкновения с мебелью. За китайской ширмой в дальнем углу пряталась мисс Пинкетт, обложившись диктантами. Диван в центре занимала леди Маргарет, разозленная отсутствием своей пассии, которая опять сбежала с вечера пораньше. Чтобы хоть как-то отвлечься, миледи вязала ей в подарок кошелек. Положив ноги на карточный столик, Табита и Эйдан курили свои забористые папиросы, не забывая стряхивать пепел на персидский ковер. Только сердобольная Доркас занималась общественно полезным делом — подвязывала сломанную пальму, на которую вчера кто-то вскарабкался спьяну. За роялем сидела леди Аркрайт и меланхолически напевала балладу «Убийство в Красном Амбаре.»
