— Спасибо… — девушка улыбнулась. Помолчали, слушая треск хвороста. Нэрис потерла покрасневший кончик носа и спросила:
— А все-таки, откуда ты узнал, что Томас… Ну, что это он пытался отравить его величество? И при чем тут письмо Флоренс?..
— Флоренс — это ведь мать твоей горничной, так?..
— Да.
— И ваша кухарка. — Ивар посмотрел на огонь. — Я же говорил, тебе стоило-таки прочесть ее письмо!.. Понимаю, ты сердилась на меня, и не без причины…
— Ты был ужасно злой!
— Не на тебя, — лорд МакЛайон тяжело вздохнул. — На себя, что раньше не понял. Кроме того, я опасался, что наш с тобой разговор могут услышать. Поэтому пришлось изобразить оскорбленного мужа, и сделать вид, что во всем подозреваю тебя, а не Тома. Нельзя было дать ему уйти.
— Он и так собирался, — вспомнила девушка. — Только позже, ночью.
— Да, он же был в ночном карауле… Точнее, должен был быть. Это уже неважно. — Ивар принялся выстукивать пальцами по колену. — Видишь ли, мне это отравленное вино с самого начала покоя не давало! Я наливал своей рукой из одного и того же кувшина нам обоим — и себе, и его величеству. И могу поклясться, что к королевской чаше кроме нас двоих никто не приближался. Мое вино оказалось чистым. Остатки, в кувшине, тоже… Я чуть голову не сломал, пытаясь понять, как нужно было извернуться, чтобы подсыпать яд в кубок его величества! А все оказалось гораздо проще. Вино не было отравлено, Нэрис.
— Как так?! — изумилась она. — Но собака…
— Собака сдохла, — невесело усмехнулся он, — проглотив пропитанный вином кусок пирога. Пирога с королевской тарелки. Яд был в нём, а не в вине.
— Но… погоди, Ивар, — девушка наморщила лоб. — Но ведь на блюде был не один кусок! И все мы ели пирог, и я, и ты, и папа… Да и потом, когда поднялась эта буча, там еще оставалось! Мама пишет, всё благополучно, значит, больше тоже никто не отравился… Да и его величество едва ли не дюжину до этого сьел!
— О том и речь, — согласно кивнул он. — Те пироги, что стояли на столе, никакой опасности не представляли. Начиненный отравой кусок был взят не с этого блюда. Его заранее нашпиговали отравой и позже подложили в королевскую тарелку…
— Не понимаю! — Нэрис посмотрела на мужа. — Но ведь все было спланировано заранее? Значит, надо было знать, куда именно класть яд. А если бы его величеству не понравился бы пирог? Если бы мама вообще решила приготовить что-то другое?..
— Вот именно. Все было подготовлено, но куда именно класть отраву, я так понимаю, Томас собирался решить уже на месте. Заметив, с каким увлечением наш король уплетает пирог с зайчатиной, Том прошел на кухню, стянул со второго блюда один кусок, в укромном месте начинил его ядом и позже, пока я занимался вином, подсунул пирог на нужную тарелку. Его величество не заметил ничего. И я тоже.
— А откуда ты узнал, что именно Том…
— Он еще на свадьбе начал раздавать авансы Бесс. — пояснил лорд. — А она помогала матери на кухне. Так что ваша Флоренс, как ни была занята, быстро приметила, как наш ловелас крутится воруг её дочки. Кухарка, как я понял из ее письма, женщина строгих правил, к тому же — мать. И само собой, ей всё это не понравилось. Она и в письме интересуется, "не задурил ли этот хлыщ" голову твоей Бесс. И грозится, в случае правильности своих подозрений, надрать уши обоим. Причем это я еще смягчил…
— Флоренс видела, как Том стащил пирог?
— Да. Как я понял, пирог с зайчатиной был один, и готовила его лично твоя матушка. Пирог нарезали, разложили на два блюда. Одно отнесли на свадебный стол, второе оставили на печи под полотенцами, чтобы пироги не простыли. Так как предназначалось это угощение только нам четверым — нам с тобой, твоему батюшке и его величеству, остальным подали другие пироги. А эти было велено ставить только на наш стол. И не то что слугам — даже другим гостям они не должны были достаться. Само собой, кухарка, пристально следящая за Томасом, как и любая строгая мать, заметила, что он втихаря стянул с блюда кусок. И спрятал его в рукав. Что, надо сказать, ее особенно возмутило.
— Если рукав широкий, — забормотала девушка, — то это очень легко… Я, кажется, припоминаю, на нем тогда была сорочка по последней моде, с широкими рукавами, затягивающимися на запястьях узорной тесьмой. Положил пирог в рукав, тесьму зятянул — раньше времени не выпадет… А когда надо — потянул за краешек, тесьма ослабла, кусок выпал на тарелку… Ты прав, это же так просто!
— Да, Томас у нас модник, — кивнул Ивар. — К примеру, моя сорочка таких возможностей не дает. Как и твое платье… В общем, когда я сопоставил все факты, личность отравителя перестала быть загадкой. С лже-слугой он это ловко провернул — всеобщее внимание сконцентрировалось на вине, а о пирогах никто и не вспомнил!.. Нэрис?
— Поняла! — просияла та, всплеснув руками. — Вот почему чашу-то спрятали! Бра… э-э-э… ну, в общем, тот… тот человек, что написал мне на обороте долговой расписки, ее нашел. В камине. И говорит, что она "как есть чистая", то есть, в ней яда и вовсе не было! А я читаю и понять не могу — как же так-то?..
— Этот человек присутствовал при скандале с попыткой отравления? — лорд МакЛайон внимательно посмотрел на жену. — И потом все рассказал тебе? Вот откуда ты узнала, тебя же там не было… Теперь понятно. Кто-то из слуг?
— Нет-нет… Долго объяснять, — она опустила глаза, — но ему можно верить!.. Уж нюх у него почище, чем у Творимира…
— Да, я тоже эту записку прочел, — кивнул Ивар. — И слово "камин" мне уже почти все сказало. Когда мы искали королевский кубок, Томас, помнится, как раз по камину и шарил. Только не искал, выходит, а прятал… И его величеству, вероятно, именно он под руку перед этим сунулся! Не случайно, выходит, а вполне осознанно. Потому как, выпей государь из кубка, ничего бы с ним не сделалось. А пирог отравленный уже у него в тарелке своего часа дожидался. Преступника бы очень быстро вычислили… Знал бы я это раньше!..
— А теперь уже поздно, да?
— Лучше поздно, чем никогда, — отозвался Ивар, подняв глаза к потихоньку светлеющему небу. — Скоро рассвет. Замок снова вернется в прошлое, вместе со своей хозяйкой. И Томас от нас уже никуда не денется.
— А те, кто его нанял?
— Вот для того, чтобы с ними поскорее познакомиться, я сюда и ехал, — усмехнулся лорд. — Том, он… бог ему судья. В конце-концов, он был пешкой в чужой игре. Мы все живы, и ладно. И я не стал бы его ловить, если бы не одно "но": мне нужны имена!.. А их знает только он. И единственное, что мне нужно от Томаса — чтобы он меня просветил в этом вопросе…
— А как же долг перед короной?..
— Долг… — задумчиво протянул Ивар. — Мы всегда перед кем-то в долгу. Но всю жизнь положить на оплату одного долга?.. Я благодарен его величеству, он практически заменил мне отца, и я приносил ему клятву верности. Но тогда, на дороге, от ножа наемного убийцы спас меня не король Шотландии, Нэрис. А Том.
— Но он же сам признал, что просто ошибся!
— Да, я слышал. Но, так или иначе, то, что я сейчас сижу рядом с тобой — именно его заслуга, хотел он того или нет. И раз уж мы говорим о долге — что же, он платежом красен. Разумеется, я сообщу его величеству о роли моего волынщика во всей этой истории, но…
— Но больше ты ничего не станешь делать?
— Еще как стану! — мрачно отрубил Ивар. — Я найду этих заговорщиков и сам притащу их на суд в Стерлинг! Предательство моего личного друга — это одно, а убийство наследника и попытка свержения законного правителя — другое! И последнее сейчас гораздо важнее…
— Эх, — сказал Творимир, многозначительно указав взглядом на старый замок. Супруги МакЛайон дружно повернули головы.
— Он… исчезает! — тихонько ахнула Нэрис. Ивар вскочил на ноги:
— Началось! Творимир, я останусь у арки, а ты давай к задней стене, где пролом!.. В этот раз мы не должны его упустить!
— А я?.. — пискнула девушка. Муж посмотрел на нее сверху вниз:
— Ты оставайся здесь. Будь рядом с лошадьми… Если что — кричи погромче, чтобы мы услышали. Пешком он далеко не убежит…
— Хорошо, — быстро кивнула она, поднимаясь с пледа. Проводила глазами скрывающегося за поворотом стены Творимира, потом взглянула на застывшего с мечом в руке у арки ворот Ивара. И, уже отступая к нервно прядающим ушами лошадям, перевела взгляд на медленно тающий в предрассветных сумерках заколдованный замок.
Крепкие и неприступные на вид стены становились все прозрачнее, мерцающими песчинками времени осыпаясь вниз, исчезая в земле и покрытым мхом камнях. Бледнел и гас теплый дрожащий свет в узких высоких окнах. Утро брало свое, унося в небытие последние секунды ночи вместе с прошлым, каким бы оно ни было. Серо-розовый рассвет разливался по небу, принося на спящие холмы дуновение нового дня. Замок таял. Таял, как ледышка, согретая солнечными лучами, таял до тех пор, пока от него не осталось только груды развалин, покрытых буро-зеленым одеялом мха…
