12. По горячему следу
В огороде Майкл показал Владу место, где парковался джип. Тот долго щупал землю, ковырялся пальцем в проросшей траве.
— До сих пор горячо, аж жжется! Ох Настеньку припекло!
— Ну как, следопыт? Вектор остался?
— Веник, помолчи пять минут.
Влад достал из кармана огарок свечи, запалил от длинной охотничьей спички. Поводил налево, направо, капнул воском под старой яблоней, зашептал быстро-быстро, заработал пальцами, будто играл мелодию.
Майкл зажмурился и на миг увидел, как проявляются ноты, висящие над сырой землей, как тянется нотный стан из огорода к воротам, дальше по улице, и в каждом знаке слышится скрип шин по гравию, мерное урчание двигателя, перестук капель по лобовому стеклу. Сбитое дыхание мамы, загнанное, взволнованное. Она очень торопилась, плакала. Она ехала в никуда, оставляя в Затишье сына, в городе, из которого в спешке когда-то его увезла поперек Гордеева слова.
Вся жизнь Майкла была поперек.
— Кстати, — потер руки Влад. — Ноты живые, дышат. И у мелодии есть развитие.
— Ура! — тотчас откликнулся Венька, будто ему расшили рот. — Слышишь, Миха? Тетя Настя жива! А раз так, мы ее разыщем!
Они вышли за ворота, подняли велики, валявшиеся у забора.
— Сразу на Круг?
— Не спеши. Поиск суеты не выносит. Поедем по следу тихонечко. Я хочу понять, где случился обрыв.
Влад вел уверенно, крутил педали, чутко вслушиваясь в звуки улиц, всматриваясь в асфальт сквозь зеленые окуляры. Мама проехала мимо Кунсткамеры, свернула к Заставе, потом к Тишинке. Сердце екнуло, стало холодно. Будто в сердце воткнули иголку. Но уже через миг стало легче. Майкл понял, чем утешали друзья: если б маму приманил Лес, ей пришлось бы оставить машину. Штурмовать крутой берег на джипе в грозу не стала бы даже Настя. Если ее поймала гниль, заморочила, завела в заповедник, проще было оставить машину и перейти речку вброд.
Но след уводил от Тихого Леса. Упрямая Настенька рулила на юг, стремясь вырваться из Затишья.
Мать сумела добраться до памятной одноколейки, где когда-то стояла скорая помощь с пойманной беловолосой, а Янина грозила пальцем и натравила на Майкла кота.
Влад аж за горло схватился, обеими руками, выпустив руль. Его скинуло с велосипеда, прокатило по траве, скрючило, смяло.
— Ох ты ж, — присвистнул Венька, кидаясь на выручку к другу. — Это кто ж тут защиту ставил? Кого ловите, на своих руку подняли? — крикнул он прямо в небо, в котором приметил хищную птицу. — Владик, держись, чем помочь? Хочешь крови? Я дам, бери!
Майкл до рези всмотрелся в дорогу, пытаясь разобрать давний мамин след, и внезапно увидел сеть. Частую, огненную, зловонную, отдающую паленой кошачьей шерстью. А перед ней была иная, будто прошел косой дождь да застыл. Острые слюдяные нити хлестнули по Владу, оплели руки, закинули удавку на шею.
— Огненная сеть — Янинина, — прошипел Влад, кривясь от боли. — Реку смотала на веретено, шерстью усилила, крючком связала. Это не на нас, на гнильцов. А вот вторая — остатки грозы. Видно, есть среди них болотник. Тащит обратно, к реке и за реку. Только видишь, Майкл, в сетке дыра, твоя мама сумела вырваться.
Майкл и правда различил дыру, пробитую черным джипом. И пролом поменьше, работу Влада. Тот понемногу приходил в себя, счищал слюдяную пакость со строгой дорожной куртки.
— Ничего, — ободрил он Майкла. — Меня так просто не взять, сеть на живое тепло поставлена да по женскую душу.
— Ну и где же Настя? — занервничал Венька.
— Сеть мешает путь рассмотреть, — сверкнул зелеными очками Влад. — Грозовую сдуй аккуратненько, а? Так, чтоб бабкину не повредить.
— Я себе не враг! — обиделся Венька. — Она мне и так сегодня впряла, до сих пор ощущается зуд и жжение. Ритм задай, музыкант, я ведь нот не вижу.
Влад зацокал, зашелестел, Майкл снова услышал голос дороги, увидел джип и бледную маму, бормочущую заклинания.
Веник осторожно присвистнул, пробуя влиться в мотив, заурчал перегретым мотором, засвистел ядовитыми каплями, лупящими в лобовое стекло, ураганным безбашенным ветром, завизжал отказавшими тормозами. Застывший ливень вдруг стек на землю, ушел в нее, будто вражьи стрелы, ту аж вывернуло грязными комьями, и вскрылся асфальт на дороге. Сразу стало легче дышать.
— Диссонансный аккорд, — ругнулся Влад. — Зачем иметь идеальный слух, если звучит такое? Чуть внутренности не взорвались.
— А Власелина применила бы формулу, — Венька поднял указательный палец, копируя математичку. — Разложила бы воду на кислород-водород, и все наносное тотчас осыпалось. Так сказать, прогрессивный подход.
— Там, где джип раскурочил сеть, дорога скрутила петлю. Вень, ты прав, кто-то спутал нитки, и Настю завернуло на Круг. Нужно вернуться к Кунсткамере.
— Влад, ты ехать-то в состоянии?
— Полежу еще пять минут. Майкл, ты пожрать прихватил?
— Обижаешь, котлеты и свежий хлеб!
— На все руки мастерица твоя тетка, Миха!
Полчаса они отдыхали, уминая Майклов припас. Влад достал из кармана флакон, полный бордовой жидкости, выпил, облизал губы.
— Гранатовый сок, — пояснил он Майклу. — Повышает железо в крови. Полезная вещь при малокровии. Еще фисташки, но я их забыл.
— Эх, сейчас не сезон. К Владу осенью прикольно ходить. На столе, как на царском пиру: икорочка черная, икорочка красная, гранаты такие, что слюни текут! Сплошные деликатесы, прописанные при анемии.
— А зачем ты кровь предлагал?
— Побрататься хочу, — огрызнулся Венька. — Поплохело ему, я испугался.
Майкл демонстративно пожал плечами, мол, ври, да не завирайся, Свистун.
— Я к тому, что тоже готов побрататься. Пусть хоть всю забирает, не жалко!
Влад крякнул с досады и спрятал флакон:
— Не шутили б вы, парни, такими вещами. Да останется ваша кровь при вас. Я готов, можно ехать, пока светло. От Круга продолжим поиски.
Когда проезжали мимо Кунсткамеры, Майкл чувствовал всей звериной шкурой, всей шерстью, вздыбившейся на загривке, что Дом на них смотрит слепыми окнами, антрацитовыми, недобрыми. Лишь одно окно грело желтым светом, эркерное в холле, пятый этаж. Гордей знать не знал об экономии и борьбе за чистоту планеты.
— Расскажите, что тут за Круг? Почему он так странно устроен?
— Кто ж его разберет, почему, — даже удивился вопросу Венька. Они стояли, следили за Владом, изучавшим нити дорог. — Это ж перепутье, в трех словах не опишешь.
— Коротенько разъясни, — буркнул Влад, снова чиркая землю ногтем и нюхая длинные пальцы. — Про Лоскуты и циферблат.
Венька вытянулся во фрунт, сдвинул пятки, выпятил грудь:
— Слушаюсь, ваше графство. Докладываю: Круг — часы!
Влад глянул искоса, приподнял очки. Венька сразу передумал паясничать:
— Да ладно, чего ты сразу. Уж пошутить нельзя. Круг — в самом деле часы. Он словно поделен на двенадцать секторов. И от каждого ведет тропинка. Иногда циферблат сдвигается, и происходит сбой. Как, почему, никто не знает. Это еще при царе случилось, когда стали сгонять в Затишье разных странных и непонятных. Всех чесали под одну гребенку, вот и треснуло Троемирье, когда смешали и Навь, и Правь. Напихали в формулу все неизвестные, какие смогли найти. Ну и не решилось сие уравнение, не потянул его мир. Да как треснет полотно вечности! Лоскуты разлетелись, а связь осталась. Затишье — самый большой Лоскут. В нем есть дыры — Кунсткамера и Застава. Поместье, монастырь и еще по мелочи унесло куда-то вовне. Отдельная тема — Тишинка, речка во всех мирах-Лоскутах.
— Прямо как речка Смородина.
— Ясен пень! Оттого Янина на Заставе живет. Прям как дома бабка устроилась: и река, и коты, все по канону. Будто и не тащили с печи из избы с куриными лапами, не совали в мешок зачарованный. Не волокли на край света сторожить инородную гниль в Лесу.
