— Юмор, голубчик мой? Понимаю, — расскрипелся креслом Гордей, развеселившись сверх меры. — Крепостное право, говоришь, отменили? Так крепостное лево осталось, великое эрефское лево, которому нипочем права.
Майкл не нашелся, что возразить. Он как-то не привык общаться с тиранами, тем более с самодурами. Кем его тут считают? Придворным шутом на побегушках?
— Что вам нужно, Гордей? — повторил со злостью, которую не получилось скрыть.
Старик посмотрел с хитрым прищуром:
— Помнишь, где актовый зал, волонтер? Тот самый, где ночевал ваш табор. Теперь там на сцене стопки бумаги. И баночки с краской стоят. Сделай милость, понюхай, Мишка-медведь. И притащи, что понравится.
— Разрешите идти, мессир? — со злой издевкой уточнил Майкл.
— Разрешаю, — величаво махнул Гордей. Он больше не злился, он забавлялся.
Майкл поклонился в пол.
В актовом зале воняло краской. Так ядрено, что пробило на чих. Майкл ходил между кип бумаги и гадал, кто все это придумал. Как среди какофонии запахов учуять знакомый дух, который толком не помнишь?
Обоняние не помогало. И тактильные ощущения тоже. Никаких дополнительных ассоциаций и всплывающих подсказок в углу экрана.
Наверное, не нужно бродить и нюхать. Глупо выглядит со стороны. Он же реально как собака мечется. Лучше в зале сесть и посмотреть, как воспитанный человек, на сцену, где дают представление. Ведь увидел он мелодию, что показывал Влад, значит, можно увидеть и запах!
Майкл вытер руки и спрыгнул в зал. Удобно устроился в первом ряду, для пущего комфорта опустил подлокотники. Вытянул ноги в грязных кроссовках, еще бы, полдня по полям. Краска пахла противно, неровными кляксами, где-то гуще и интенсивней, где-то едва различимо. Запахи смешивались, растекались, оплетали колонны с мозаикой. Заработал невидимый принтер, засмеялась девушка в офисе. Пахнуло луком и колбасой, смазкой и неразбавленным спиртом, завибрировал печатный станок в маленькой типографии на самом краю Затишья. А потом на глаза надавила вонь: нестерпимый, омерзительный смород заполнил ноздри и уши, потек внутрь, через легкие к сердцу. У самой рампы распустилась смородина, пышные кусты с душной черной ягодой, вдруг сменившейся ягодой красной. Брызнул сок, опалил кожу, плеснул кислотой в глаза. Майкл закричал, завыл…
Вновь запахло, пылью и мелом, поперек сцены легли две черты, будто кто-то поставил знак равенства, а потом написал на доске ответ.
Когда получилось снова дышать, Майкл осознал, что сидит в коридоре, а рядом стоит Власелина Аркадьевна и оттирает руки от мела.
— Видеть мало, — сердилась она, — нужно уметь защищаться! Хорошо хоть Янина дала оберег. А то вечно лезете в авантюры! Ступайте к Элеоноре, Майкл, попейте чаю, послушайте Моцарта. Что-нибудь, разрывающее паутину. Я Гордею сама доложу.
Власелина Аркадьевна достала мобильник, набрала номер, вздохнула в трубку:
— Тамара, едем в закрытый цех при Затишенском комбинате. Там печатают наши подделки. Мы с Добрыней тебя заберем!
Она снова вздохнула, склонилась над Майклом, пощупала лоб дрожащей рукой. Набрала новые цифры:
— Гордей, Майкл нашел типографию. Беру на выезд Тамару. Нужен Зрячий, способный поставить защиту, я не работаю с дилетантами!
Убрала телефон в объемную сумку, проверила Майклу зрачки:
— Вы ведь все понимаете, вьюнош? Кто-то начал крутую игру, кто-то, знающий наши порядки. Он включил в свою схему библиотеку и задание с письмами счастья, которые доверяются новичку. Задача простая и добрая. Любой потерял бы бдительность. Ловушка была и для вас, мой милый, и для тех, кто прочтет объявления. Вам учиться нужно, беречь себя, а вы лезете, куда не зовут!
— Я хочу найти маму, слышите, вы? — упрямо прорычал Майкл. Нормально говорить пока не мог. — Я хочу ее вернуть…
— А зачем? — с убивающим холодом уточнила Власелина Аркадьевна. — Она была рядом и только мешала, кажется, вы презирали мать? Считали ее заботу обузой? Настя против Гордея пошла, чтоб спасти Иванова сына, а вы сделали все, чтоб вернуться в Затишье! — потом чуть смягчилась, сбавила тон: — Милый мой, Настя жива, но вы и сами услышали это. Добавлю: она в безопасности, насколько это возможно. Все, идите к Элеоноре. Ваш рецепт: чай с ватрушками плюс позитивное пение.
13. Битва в грозу
Майкл вышел из Дома, когда вечерело, сгущались майские сумерки. Тетка, наверное, уже позабыла, как выглядит блудный племянник. Мать не нашел, получил нагоняй…
Влад и Венька уже смотались, словив свою порцию негатива. Интересно, в Кунсткамере слышали о методе кнута и пряника? Хочешь ругать, умей и хвалить! Подсластить, так сказать, пилюлю.
— Паря, слышь, подойди-ка сюды! — раздался заговорщицкий шепот.
Майкл придержал велосипед и заоглядывался по сторонам.
— Да тут я, у заборчика хоронюсь. Ты кто будешь такой, пацанчик?
— Волонтер, — машинально ответил Майкл, наконец, разглядев зазывалу.
Бритый налысо кореш, конкретный пацан, киношно-блатной, из девяностых. В кожанке и с распальцовкой. Где откопали такой персонаж? Или братки-беспредельщики тоже стали частью фольклора?
— Волонтер? — удивился браток. — Типа, чистишь сортиры и мусор выносишь? Вспомогаешь, так сказать, старичью?
— Типа того, — согласился Майкл. В голове еще мутилось от краски.
— О, то че надо, вхожий в дом человечек. Паря, тут дело такое. Много ли в домике старичья? Кто там в теремочке живет?
— Кощей, Гамаюн, Василиса Премудрая, — Майклу надоел разговор, он пошел по дороге, толкая велик. — Сказочник Китоврас, тот еще жеребец. Вроде в Доме живет архитектор, но не в курсе про его амплуа. Понятное дело, наследники, а не первородная нечисть.
— Тоже обкурился, малец? — заржал довольный браток. — Я смотрю, из дома все чудные выходят, укуренные вдребодан. Шел бы ты от них поздорову. Пока конкретно кукухой не съехал. Я тебе, паря, скажу, как дружбану: тут секта, самая натуральная! Треть города в ней состоит, истово верит, что бьется с нечистью и чистит какую-то красную мерзость. Я с нормальными людьми побазарил, говорят, совсем задолбали! На речку нельзя, за грибами нельзя. Шашлычки на майские не пожарить. Никакой житухи от шизиков.
Он побрел рядом с Майклом, руки в карманах, знай, золотым зубом сверкает. Наверное, те активисты в спортивках, что пытались дразнить Ромашку, ему приходились дальней родней.
— Паря, тут дело на безбедную старость! В поселке раньше ссыльные жили, потом больничку для психов отгрохали. Для элитных, базара нет, всякие там доктора наук и заслуженные артисты, но по факту ваще края потерявшие. Под списание жалко, так их сюда. Ну, они секту себе и придумали, мол, по-прежнему важные и всесильные. А на деле-то — старичье вонючее, отбросы на свалке, вот они кто. И такому-то шлаку — роскошный домишко, сам посуди, обидно, паря!
Майкл молчал, но слушал его с интересом. Может, зубастый прав? И в Затишье заправляет секта? Иерархия налицо, подчинение великому гуру. Все укуренные дурманом, местным жителям одно беспокойство?
— Ты, смотрю, молодой, понимающий, зачем тебе житуху калечить? Нам этот домик прям позарез, ты прикинь, какой в нем санаторий отгрохаем! Отель на двенадцать звезд! Рядом река, заповедник, исторические всякие штуки, такой бизнес пропадает без толку, паря! Такая земля на вес золота.
— От меня что надо? — не сдержался Майкл. Он начинал уставать от братка. И от того, что всем что-то должен.
— Змей там на входе стоит, вроде алкаш, а бутыль выставляю, — не ведется, зараза, хоть вой. И еще один ездит на джипчике, хлюпик, а пацанов раскидал, как тараканов вонючих. Дело простое, как старый напильник. Паря, поспособствуй малек. Проводку испорти, водопровод. Они ж убогие, старики! Заплачут, ремонта запросят, тут их и переселим. А тебе с этой сделки процент упадет, бабки такие, бед знать не будешь. Все свои проблемы оплатишь, станешь в городе жить царем-королем!
