Помогавший мне компьютерщик, который и установил факт совпадения программ, криво усмехнувшись, заметил:
— Если так пойдет дальше, скоро все начальство в стране будет на одно лицо.
Для меня опять наступила пора ожидания. Сеансы оздоровления имущих власть или деньги старцев я, конечно, собирался и дальше фиксировать, для пополнения досье «Извращенного действия», но нужнее всего сейчас было, чтобы наконец заговорили «жучки» из лаборатории «икс».
Чтобы скомпенсировать вынужденный простой, я решил попробовать исподволь разобраться хоть немного в технологии сеансов рекомбинации и реставрационных программах. Наилучшим консультантом был бы, разумеется, Крот, но, увы, добиться от него вразумительного ответа даже на вопрос «Который час?» было крайне сложно.
Для начала я подкатился к Полине:
— Почему во время сеансов рекомбинации у вас работают пять или шесть компьютеров, а у Щепинского — три?
— Потому что Щепинский — человек легкомысленный. Я имею в виду уровень надежности эксперимента и тем более — клинических процедур. — Внезапно остановившись, она оглядела меня с недоумением и нахмурилась: — Постой, а зачем тебе это?
Ее взгляд сделался подозрительным, и я удивился, насколько она теперь мне чужая. Нас ничего не связывает, кроме постели, и чем скорее это кончится, тем лучше. Я приготовился ответить резко или даже грубо, но это было бы недопустимой ошибкой.
— Помилуй, я должен составить для твоих шефов подробный отчет обо всем, что там происходит. Я обязан совать нос в каждую мелочь… Так в чем же легкомыслие Щепинского?
— Если он во время сеанса включает три компьютера, это означает, что сводного транслируется гипнограмма донора, с другого — пациента, а третий контролирует физиологию обоих. У нас гипнограммы дублируются резервными компьютерами, и в случае сбоя в программе рабочего компьютера его функции берет на себя резервный, для этого требуется одна-две миллисекунды. А Щепинскому понадобится переходить на работу с дискеты, на что уйдет не менее пятнадцати секунд, и такая пауза может очень дорого обойтись пациенту.
— А может случиться, что в программе будет какая-то путаница, которую компьютер не воспримет как сбой? — поинтересовался я скучающим тоном.
Полина бросила на меня короткий настороженный взгляд, но я в этот момент как бы незаметно подавил зевок, и она успокоилась.
— Это возможно в случае небрежного редактирования программы и очень опасно. Можно из человека сделать урода. Надеюсь, даже Щепинский не дойдет до такого… вряд ли.
— Не понимаю. Неужели несколько ошибочных знаков в такой огромной программе могут всерьез навредить? Трудно поверить.
— Что тут непонятного? — Ее голос звучал раздраженно, и меня умилило, с какой наивностью она реагирует на замшелые приемы допроса. — Можешь представить себе гипнограмму как проект или чертеж реконструкции организма. Вообрази себе здание, из стен которого вдруг изымается наугад какое-то количество кирпичей, — может устоять, а может и рухнуть.
— Если речь идет всего о нескольких кирпичах, с большим зданием ничего не случится.
— Нельзя же все понимать так буквально! — Она уже не раздражалась, а злилась. — Один знак в программе может означать: «каждый пятый кирпич». — Она сделала паузу и добавила уже спокойным тоном: — Не пойму, зачем тебе в этом копаться.
— Ты же знаешь: я всегда учу уроки как следует.
Учитывая подозрительный настрой Полины по отношению ко мне, я решил не исследовать пределы ее простодушия и в качестве следующего наставника избрал компьютерщика. Его звали Фима, и на первый взгляд он выглядел человеком необщительным, даже угрюмым. Но я запомнил, как после нашего первого налета на «Извращенное действие», уже сидя у меня в машине, именно он предложил выпить по рюмке, чтобы, по его выражению, «снять электричество».
Я зазвал его к концу рабочего дня в свою подвальную келью под предлогом очередной консультации, да, впрочем, я и на самом деле в них постоянно нуждался, а после в моем кейсе нашелся коньяк и пара стаканчиков.
— Да, странное дело, — сказал я, глядя, как он после коньяка вытирает рот народным способом, рукавом, — мне ведь и компьютеры, и программы, как говорится, «постольку, поскольку», а оказывается, дело это завлекательное, тянет в нем покопаться. Вроде наркотика, что ли… У всех такое бывает?
— Еще бы, — хмыкнул он, закурил и умолк, однако после следующей рюмки заговорил сам. — Люди любую деятельность ухитряются облечь в форму игры, а если это не удается, жизнь становится каторгой… Так вот, я тебе скажу: компьютерное программирование — самая азартная из всех игр, придуманных человеком… Иногда действительно напоминает наркотик.
— Я-то в этом совсем ни бум-бум, так меня прямо берет оторопь… я вот хотел спросить… — Я умолк в нерешительности, и он поощрительно кивнул, принимая мой простецкий тон за чистую монету. — Вот посмотри, — я воткнул в дисковод дискету с копией рабочей программы Щепинского и вывел на экран бесконечные полчища непонятных мне знаков, букв и цифр, — здесь объем чуть не полтора мегабайта, как же человек может в уме распределить миллион знаков, да еще по какому-то замыслу? Даже ткнуть наугад миллион раз в клавиши и то непросто.
Потрясенный моей наивностью, он несколько раз покачал головой, словно отгоняя наваждение, и беззвучно засмеялся:
— Только не обижайся. Уж очень ты смешно говоришь… Конечно, никто не тыкает миллионы раз в клавиатуру. Часть блоков этой программы — результат обработки компьютером первичных гипнограмм. Другая часть — так называемые модули, это как бы инструменты программы, они вводятся в нужном месте просто ссылкой на их кодовое обозначение. Многие модули ритмически повторяются в программе, и каждый раз ты указываешь его условное обозначение, вместо того чтобы набирать тысячи знаков.
— Вот это модуль? — Я показал курсором повторяющееся в нескольких строчках буквосочетание «SIM».
— Да, это модуль контроля симметрии.
— Что это значит?
— Грубо говоря, этот модуль следит затем, чтобы при реставрации организма оба уха у человека получились одинаковой формы, а обе руки одинаковой длины. Старику с этим пришлось основательно повозиться, окончательно с проблемой симметрии он справился всего около года назад.
Я вспомнил, какое жуткое впечатление на меня произвела асимметричная физиономия Крота, когда я впервые увидел его во дворе психушки, — так вот, оказывается, в чем дело! Ха, у него был веский стимул «с этим основательно повозиться». И он в таком придурочном виде разгуливал еще немногим более года назад. Так… а Щепинский от них откололся уже два года с лишком. Получается неувязочка. Как же он получил эти модули? Вряд ли сам изобрел. Значит, здесь у него свой человек… Я осторожно поглядел на моего собеседника, но он безмятежно тянул из стакана коньяк. Нет, он тут ни при чем. Если бы он был замешан, то не сообщил бы мне эту информацию, программист такой ошибки не сделает… Почему же он сейчас не обратил внимания? Может, у него выпадает из поля зрения все, что непосредственно его самого не касается?.. В любом случае главное — не спугнуть.
— А модуль — это что? Тоже набор букв и цифр? Заглянуть в него можно? — Я налил ему еще коньяка.
— Отчего же? Пойдем в библиотеку модулей. Переведи курсор вот сюда. — Не выпуская из руки стакана с коньяком, он показал мизинцем нужное место на экране.
— И всего-то? — Я разочарованно хмыкнул, глядя на однообразные строчки.
— Ты что же, надеялся, здесь живые тараканы ползают?
Я заставил себя рассмеяться в ответ на эту машинную шутку, чтобы поощрить его к дальнейшим откровениям, не прибегая к прямым расспросам.
— Здесь каждый знак имеет огромное значение, — осознав масштабы моего невежества, он с готовностью делился познаниями, — ведь реставрация организма идет на молекулярном уровне, поэтому модуль симметрии корректирует процесс каждые сорок миллисекунд, то есть десятки тысяч раз на протяжении сеанса.
— И что же случится, если потеряется один такой тараканчик? — Глупо хихикнув, я ткнул пальцем в незнакомый мне значок, действительно чем-то напоминающий маленького жука или таракана.
— Для пациента может произойти катастрофа. Подпрограмма «симметрия» в лучшем случае просто перестанет работать, а в худшем — начнет вытворять неизвестно что, создавая вместо человеческого организма чудовище.
— Кошмар какой! Давай выпьем, чтобы сии ужасы нас миновали, — сказал я пьяным голосом, чокаясь с ним, — извини, мне это, кажется, портит теперь аппетит. Если ты не против, я выключу.
Распрощавшись с ним, я снова сел за компьютер и по свежим следам несколько раз повторил вторжение в модуль симметрии, чтобы в нужный момент не споткнуться.
