Потому что, конечно же, Кэри хочет поговорить о них.
— Касперов? — спрашиваю я.
Кэри кивает, замедлив шаг.
— Какое это имеет значение?
— Райс на моей стороне. Харрисон скажет всё, что, по его мнению, хочет услышать тот, кто с ним говорит. Я прекрасно знаю, что чувствуют Грейс и Трейс. И хочу знать, считаешь ли ты, что я убил их родителей.
— На них набросились мертвые. Вот что их убило.
— Ты думаешь, что в этом виноват я?
Я останавливаюсь. Кэри тоже.
— Я думаю, что это могло случиться с любым.
Он бросает на меня кислый взгляд.
— Ты прирожденный политик, Слоун.
Я несколько секунд молчу. Я не думаю, что в случившемся виноват Кэри, но…
— Ты больше не будешь об этом спрашивать?
— Никогда.
— Я не думаю, что ты в этом виноват. Не думаю, что ты их убил. Я думаю… — пожимаю плечами, — что ты невероятно хорош по части выживания.
Его плечи расслабляются от облегчения. Он слабо улыбается мне, и мы возобновляем наш путь. Даже походка у Кэри изменилась, стала более легкой. Странно ощущать, что имеешь над кем-то такую власть.
— Невероятно хорош для любителя травки и полного лоха в учебе, — добавляю я.
Кэри смеется.
— Во-первых, я продавал травку, а не курил. Во-вторых, после школы я бы влился в семейный бизнес.
— Ура непотизму! — говорю я, и он одобрительно поднимает вверх большой палец. Его родители управляли небольшим издательством. Интересно, где они находились, когда всё это началось? — А где твои родители?
— В Торонто. Они летели туда, когда всё это началось. Может и не долетели, — спокойно отвечает Кэри. Затем смотрит на меня. — Понимаешь, я приучаю себя к мысли, что в любом случае никогда больше их не увижу. К тому, что не нужно на что-либо надеяться. Желать большего, когда выжил и продержался так долго — это уж чересчур.
— Разве?
— Ну вроде как. Думаешь, Лили выжила?
Звук ее имени из чужих уст вызывает желание схватить что-нибудь и раскрошить в пыль. Выжила ли она? Конечно, выжила.
— То есть, я уверен, что она выжила, — спешит сказать Кэри.
— Правда?
— Она знает, как позаботиться о себе.
— Ты занимался с ней сексом?
— О боже, Слоун.
— Она покупала у тебя травку, — замечаю я и продолжаю напирать, потому что мне необходимо услышать его правдивый ответ. Сейчас это важно. — Она платила тебе за нее или?..
— Платила. — Секундное молчание. — Но мы поразвлекались немного. Прости.
Я не знаю, что сказать. Я не шокирована, нет, просто не знаю, что сказать. Это так похоже на Лили. И на Кэри. У Лили никогда не было парня. Она говорила, что наличие бойфренда все усложнит, и рассказывала истории о том, что случится, если воображаемый парень кого-либо из нас узнает о том, что делает с нами отец. Эти истории всегда заканчивались расставанием — тем, что нас друг с другом насильно разлучат. «Никогда никому ничего не рассказывать». Для меня это означало то, что у меня никогда никого не будет, потому что сестра была уверена, что я выдам все наши секреты первому же встречному, проявившему ко мне доброту. Для нее это означало то, что никому не позволено с ней сближаться. У нее были приятели и дружки для секса, о которых она по настроению рассказывала мне, но Лили не была Популярной Девчонкой. Парни не стремились сделать ее своей девушкой. Она была светловолосой красавицей, но большую часть времени выглядела уставшей и изнуренной.
— Поразвлекались в том смысле, что занимались сексом?
— Да. Это будет… да. — Кэри краснеет. — Ох. Блин, Слоун, прости, если я только что испортил наши отношения.
— Ничего. Всё нормально.
— Хорошо.
Однако я тут же меняю свое мнение. Может быть, ничего не нормально. Кэри развлекался с моей сестрой, продавал ей травку и совершенно не замечал меня. Не знаю почему, но меня это нервирует.
— Она выжила, — решает Кэри, и, судя по его тону, думает о том, как был с ней, как к ней прикасался. Меня мутит. — Мы гуляли с ней в ночь перед тем, как она уехала. Я тогда знал, что у нее всё получится. И сейчас знаю. Она боец.
У меня замирает сердце. В том, что только что выболтал Кэри столько всего неправильного и неприятного. Он гулял с Лили в ночь перед ее уходом.
Он знал, что она уедет.
— Ты виделся с ней перед тем, как она уехала?
— Да.
— Она говорила, куда направляется?
— Нет. — Кэри останавливается.
Я с минуту стою молча, прикусив язык. Нужно прекратить задавать ему вопросы, иначе я буду чувствовать себя еще хуже. Нужно, но я не могу.
— Она говорила, почему уезжает?
Я знаю ответ на этот вопрос, но знает ли его Кэри? Развлекаясь с ним, не рассказала ли ему сестра о том, что творится у нас дома?
— Нет, — тихо отвечает Кэри. — Черт, Слоун, я думал, ты знала. Вы обе были так… Я бы никогда…
— Сейчас всё это уже не важно.
— Да, — соглашается он. — Наверное, ты права.
В спортзале я долго смотрю на двери, и мой пульс учащается с каждым ударом в них. В груди неистово бьется сердце. Меня переполняет ярость, какой я никогда еще не испытывала. Я подхожу ближе, разглядывая баррикаду из парт. Пинаю один из столов, а потом бью со всей силы по металлической ножке. Меня пронзает чувство удовлетворения, и я пинаю парту снова и снова, пока стук сердца не начинает перекрывать звук ударов в двери. Гора из столов сдвигается в сторону, и одна парта падает на бок. Грохот проносится по залу и выводит меня из транса. Ярость испаряется — не знаю, куда она уходит, — и я осознаю, что наделала.
Бегу к парте и поднимаю ее, словно двери вот-вот распахнутся, но этого не происходит. Однако в ответ на громкий звук в двери снаружи начинают колотить с удвоенной силой. Остервенело. В следующее мгновение в спортзал прибегают ребята. Кэри, Харрисон, Райс, Грейс и Трейс. Они засыпают меня вопросами:
«Что случилось? Что это такое было? Они уже тут? Они ворвались?».
Я говорю им, что не знаю, что случилось. Просто сдвинулась баррикада. Они мне верят.
Глава 9
День проходит почти в полном молчании.
Утро начинается с пробежки Трейса. Потом мы завтракаем, обедаем и ужинаем под саундтрек нашей неминуемой смерти. Все потерянно бродят по залу, ссутулившись, словно столетние старики. Под глазами у них темные круги. Кэри сидит у стены, уставившись на двери. Мне кажется, что постоянная долбежка в них сведет нас с ума прежде, чем мертвые их снесут. Трейс считает, что нам следует перебраться в библиотеку — там хотя бы тихо, — но никто не выказывает желания это сделать. Тогда Кэри и Трейс впервые за весь день обмениваются фразами. «Кто над чайником стоит, у того он не кипит», — говорит Кэри, а Трейс напоминает ему, что в школе есть еще несколько дверей, за которыми никто не наблюдает. После этого я ухожу. Некоторое время я кружу по первому этажу, слушая, как шум за парадными дверями становится то громче, то тише, в зависимости от того, близко или далеко я от них нахожусь.
Темнеет.
Я иду по одному и тому же пути, пока не чувствую, что пора уже остановиться. Я не готова возвращаться в зал, поэтому направляюсь в кабинет секретаря. Жму на кнопки на компьютере миссис Рамос. Он не включается.
Первые две недели после ухода сестры я отправляла ей электронные письма. «Как ты могла поступить так со мной?», «Кто ты после этого?». Я знаю, что она получала их, потому что позже мои письма стали возвращаться. Аккаунт удалили. Я снова жму на кнопки включения на мониторе и системном блоке. Включайся же, включайся. Ничего. В моду снова войдут почтовые голуби. Мой взгляд скользит по стоящим на столе фотографиям. Миссис Рамос на них выглядит счастливой.
Ничего уже не имеет значения.
Эта мысль настолько ужасна, что вызывает у меня желание бежать обратно в зал и потрясти всех как груши. Ничего уже не имеет значения. Ничего. Моя кровь вскипает, и я бездумно бью по монитору кулаком. Слетев со стола, тот ударяется о стену. Моя ярость от этого не спадает.
