— Разве вы так и не встретились? — удивился Тимка.
— Нет. Давай по порядку. Что было после поместья? После болот?
— На том конце топей мы повстречали лесных жительниц. Очень чудные девушки, но всё же дали нам приют и защиту.
— Летавицы? — догадался Вильгельм.
— Да. Как вы узнали?
— В Хартии всё о всех знают. Или почти всё.
Несколько раз Вильгельму приходилось руководить зачисткой лесов от летавиц. Правда всё сводилось к тому, чтобы с перепугу не перестрелять другу друга в густой чаще. Максимум, чего добивались от таких операций — находка оставленного временного лагеря. Летавицы видели солдат Хартии как на ладони и просто избегали боя, если силы не равны.
Тимку же предписывалось допросить. Но Вилли не собирался этого делать. Всё равно от этого толку никакого не будет. Особенно если с тех пор прошло десять лет.
— Не бери в голову, — сказал Вильгельм, — продолжай.
— Алексей и Саманта вскоре отправились на ваши поиски. С тех пор мы их больше не видели.
— Ты ничего о них не слышал?
— Слышал, что они отправились далеко на запад. Но, думаю, что это слухи.
— Ясно. А что произошло с тобой?
— Вскоре нам опять пришлось бежать от хартийцев и наши пути с летавицами разошлись. Меня со старшей сестрой приютил местный богатый землевладелец. Было тяжело, но, по крайней мере, мы не голодали. Потом выяснилось, что землевладелец влюбился в сестрёнку. Я видел, что она не хотела с ним жить, но ради меня она всё же согласилась. Ради моего будущего. Кто же знал, что от этого решения станет хуже?
— Что случилось?
— Пол года назад, когда мне исполнилось шестнадцать, меня призвали. Несмотря на то, что армия Хартии регулярная, она всё же нуждается в новобранцах. Сестра лично пришла к офицерам и отговаривала их. Говорила, что сделает для них всё что угодно, только бы меня не отправляли в армию. Вы же знаете, что возвращаются отсюда единицы. В итоге сестру отправили к «Отряду сто тридцать семь, а меня в Гвардию. Я очень надеюсь», что её отпустили. Потому что… Потому что это не честно.
— Всё в порядке, Тимка. Уверен, её ухажёр о ней позаботился.
— Я тоже надеюсь, что это так, — вздохнул Тимка. — А что было у вас, господин лейтенант? Как вы жили эти десять лет?
— Очень плохо, Тимка, — уклончиво ответил Вильгельм и взглянул на наручные часы. — Сейчас обед. Беги, а то ничего не достанется.
— Я принесу вам тоже котелок, — ответил Тимка и поднялся прямо напротив окна.
Стекло единственной уцелевшей рамы разбилось и его осколки усеяли пол. Тимку откинуло, шея свернулась и он кубарем рухнул рядом с Вильгельмом. В глазах застыл испуг и они продолжали смотреть на Вилли, пока их не залило кровью.
— Тимка! Чёрт… — в сердцах выругался Вильгельм. — Долбанная война!
Для гвардейцев за долгое время это стало одной из самых ощутимых потерь. Без Тимки стало уныло и пустее. Без Тимки Гвардия начала нести потери.
— Чисто и быстро, — прошептала Саманта, передёргивая затвор. — Лучше, чем они заслуживают.
Снайперская пара начала сменять позицию. Во время перехода Саманту не покидало гнетущее чувство и это не ускользнуло от Алексея.
— В чём дело? — спросил он.
— Ничего. Просто… Мне показалось его лицо знакомым.
— Ты уверена в этом?
— Нет, — отмахнулась девушка. — Ерунда. Просто показалось.
***
Единственное колесо проржавевшей строительной тачки вязло в промокшей от дождя земли и приходилось сильно надавливать на ручки, чтобы вызволить тару из плена стихии. Груз тачки накрыли брезентом, но оттуда всё равно свисал порванный сапог и начинавшая покрываться трупными пятнами ладонь.
Полковник Буткевич отдал приказ выдвигаться в Краков, для перегруппировки, отдыха и пополнения. Хоть ликвидировать плацдарм на реке и не удалось, но основную задачу бойцы выполнили — враг был задержан, а в тылу подготовлены долговременные оборонительные позиции. Теперь конфедераты проводили последние приготовления перед отступлением. Погрузка, минирование, учёт убитых и раненых. У Яна же была своя задача.
На ничейной земле под пулемётным огнём погибло два разведчика. Их тела пытались вытащить три дня, но только Яну, под покровом ночи, удалось это сделать. Одного так и не удалось опознать. Тело уже начало гнить, а жетона с личными данными при солдате почему-то не было. Некоторые бойцы выкидывали жетон, из-за боязни, что при неудачном падении он им сломает рёбра. Другие вырезали из них сувениры и отправляли домой. Третьи могли их просто потерять из-за некачественно сделанной цепочки. Что стряслось с жетоном этого солдата никто ответить не мог. Да и для него это было не столь важно. Ведь мёртвым ли не всё равно? Оставалось отдать последние почести.
Обычно трупы таскали на верёвках. Но у этих двоих настолько разрушились внутренние ткани, что была боязнь, что им просто оторвёт конечности. Поэтому для них раздобыли тачку. Ян не знал этих солдат, но в мыслях вечно мелькало, что для них похороны будут почётнее остальных. Их не будут волочить по колдобинам как забитую скотину. Их с комфортом довезут до места последнего пристанища.
«Интересно, а капитанов тянут на верёвке или везут на тачке? — подумал Ян. — Или всё зависит только от состояния тела, а чины здесь бессмысленны? Ведь перед смертью все равны».
— Ещё двое? — спросил солдат из похоронной команды. Позади него ровными рядами выкопали сотни могил. Позади покрытых вязкой грязью земляных холмиков стволом вниз воткнули штурмовую винтовку, а на её приклад повесели каску. Даже в условиях острой нехватки оружия, все оставались верны традициям.
— Да, — кратко ответил Ян. — Ещё двое, кому повезло от сюда сбежать.
***
Двенадцатого мая хартийцы форсировали Одер, завладели неповреждёнными мостами и ближе к вечеру полностью овладели Франкфуртом. Франкфурт оставался последним крупным городом на пути к столице Конфедерации — Берлину. Столь молниеносное продвижение оказалось возможным из-за плохого взаимодействия подразделений конфедератов, усталости в войсках и подавленного боевого духа. Главной ошибкой командиров стали не заминированные мосты и их невозможность подрыва. Благодаря этому солдаты Хартии быстро развили успех и продвигались дальше, в сторону Зееловских высот. Теснимые войска Конфедерации отступали, а в некоторых случаях отступление переходило в беспорядочное бегство. В самом Берлине началась паника. Поползли слухи, что правительство бежало на запад, а сам город готовится к сдаче.
В Ставке царило гнетущее настроение. Отсюда до линии фронта оставалось пятьдесят километров, из-за чего начальник охраны уже третий раз пытался уговорить канцлера эвакуироваться.
— Господин канцлер…
— Нет! — категорично отрезал Уинстон. — И слышать не желаю! Не вздумайте больше подходить ко мне с этим предложением! Я вырвал Берлин из рук преступников не для того, чтобы теперь отдавать его обратно головорезу, возомнившем себя лидером нового порядка!
— Но мы теперь в зоне поражения дальнобольной артиллерии, — не унимался начальник охраны. — Нам бы хотя бы переместить Ставку на пару десятков километров.
— Переместить… — повторил тихо Уинстон. — Послушай, у нас есть лопаты?
— Простите?
— Обычные штыковые лопаты, — уточнил канцлер.
— На складе должны быть, господин канцлер.
— Тогда, чтобы не терять времени, идите и выкопайте всем могилы. Но Ставку я перемещать запрещаю. На фронте паника и она только усилиться если в самый ответственный момент я всё брошу и сбегу.
— Тогда велик шанс, что вас убьёт диверсионный отряд. А если это случится, страна погрузится в хаос.
— Значит выдайте всем оружие. Будем отстреливаться, если им хватит наглости захотеть меня устранить.
— Будет исполнено, — тяжело вздохнув, ответил начальник охраны.
***
— Какой ещё к дьяволу бланк «три точка один»?! — не своим голосом орал полковник Буткевич.
— Бланк «три точка один», — медленно растягивая слова, спокойно ответил мужской голос в трубке. — Бланк подтверждает, что вы не занимались приписками, не обзавелись «мёртвыми душами» и не вели продажу военного имущества третьим лицам.
