Сашка только хмыкает. По всему видать — страшно доволен.
Ленька улыбается во весь рот:
— А еще вы мне что-то подарить обещали! Благородные кабальеро сдержат свое слово, или мне научить их и этому заодно?
— Ух, язык, — бормочет Митяй.
— Сдержат, сдержат. — Сашка рывком садится, его высокие скулы заостряются, светло-серые глаза, точь-в-точь как у Леньки, темнеют. — Мой подарок здесь оставишь, а вот Митяевский завтра пригодится.
Ленька тоже подбирается, обхватив колени руками. Митяй ободряюще подмигивает ему и скалит крупные, чуть желтоватые зубы с выступающими клыками — и вправду молодой медведь. В закутке воцаряется тишина. Все звуки — голоса, кашель, шаги, смех и нытье малышей — только снаружи дощатых стен.
Завтра на рассвете Ленька выходит в первый Рейд.
Все дети Базы без исключений, когда им исполняется пять лет, отправляются в секцию самбо. В семь идут в обычную школу, где не только читают и пишут, но и узнают об известных людям тварях, что живут за территорией Базы, — как они выглядят, как называются, какие у них повадки. В двенадцать начинают учиться оказывать первую помощь и обращаться с оружием, и неважно, кто собирается в сталкеры, а кто решил мирно выращивать моркву. Владеть оружием должен каждый, и точка. Такая нынче жизнь.
Тогда же все желающие подростки совершают первые вылазки за территорию. Сначала — полная ерунда: выйти на подвесной мост да осмотреться, не отходя от главных ворот ни на шаг, и, если что, тут же скрываться за высоким двойным забором. Первый, наружный, забор из бетона, с тугими кольцами колючей проволоки по верху, остался еще со времен Катастрофы, а второй, внутренний, возвели позже — из бревен и обломков разрушенных зданий. Между ними земля щетинится противотанковыми «ежами» и острыми кольями, в строгом шахматном порядке желтеют пятна сухого дерна.
Некоторое время спустя можно прогуляться с патрульным отрядом немного дальше — вокруг Базы, вдоль глубокого рва, по краям которого под наклоном вбиты колья и заостренные арматурины. И даже поучаствовать в отстреле слишком близко подобравшихся тварей — правда, с безопасного расстояния: с внутренней стены или смотровых вышек.
Но лишь тот, кто смекалист, ловок, меток и удачлив, попадает в отряд скаутов и после четырнадцатилетия отправляется в Рейд.
Рейд длится с раннего утра и до позднего вечера. Три матерых сталкера и один скаут. По результатам похода начальником Базы принимается решение — зачислить подростка в стажеры к сталкерам или взять на гарнизонную службу. Но, конечно, надзирать за укреплениями, дежурить на вышках, ходить в карауле буквально на расстоянии вытянутой руки от территории Базы, встречать и провожать караваны, — это совсем не то, что отправляться в многодневные поисковые и торговые рейды. Поэтому Митяй и Сашка — семнадцатилетние стажеры, которые скоро уйдут в первый дальний рейд и вернутся настоящими сталкерами, охотно делятся кое-какими навыками со скаутом Ленькой.
— Сначала держи это.
Ленька встает и принимает от старшего брата небольшой, как раз по его руке, кожаный кнут с плетеной рукоятью и петлей для запястья.
— О-о-о…
— Зорро позавидовал бы, гарантирую, — улыбается довольный Сашка и кладет узкую сильную ладонь на плечо Леньки. — Владей!
— Теперь мой подарок, — нетерпеливо вклинивается Митяй и вручает младшему другу небольшой новенький пухлый гермомешок. — Их там, внутри, целых пять. Разного размера.
— Ох, спасибо! — Ленька с благоговением смотрит на подарки и чуть не роняет их, когда Сашка хлопает его по одному плечу, а Митяй — по другому.
— С днюхой, дон Леонсио!
Через два часа, когда у большинства ребят появляется свободное время, в закуток набивается куча народу. Здесь и Марк с Витькой, и Леха, и Глебыч — все друзья-приятели Леньки, и даже Полина с Олечкой, с которыми Ленька накануне знатно и навсегда поссорился из-за какой-то невероятной ерунды. «На огонек» то и дело заходят соседи и стажеры — приятели Сашки с Митяем, — поздравляют Леньку и Глебыча, дарят всякую полезную или забавную мелочь и желают удачи: мальчики родились в один день, и в Рейды пойдут в один день.
На минуту заглядывает отец Георгий в камуфляже и берцах, с ухоженным СКС на плече. Поверх пятнистой футболки холодным блеском отливает стальная цепь, на которой висит кованый крест. Ребята знают, что батюшка сегодня добрых два часа скреб звенья щеточкой с толченым мелом и антисептиком: рано утром стая ночных перелетных полосянок искала место для дневного отдыха, и База была поднята по тревоге, а священник, когда у него иссяк боезапас, именно этой цепью задушил тварь, приземлившуюся у входа в жилой бункер. Отец Георгий рокочет поздравления Леньке и Глебычу и протягивает каждому по жестяной коробочке с «самолепными» медовыми конфетами.
Как ни в чем не бывало является пожилая книжница тетя Аня, вручает Глебычу новенький блокнот, к которому веревочкой привязан карандашик («Ты же поэт, Глебушка, настоящий поэт! Никогда не забывай этого, даже в рейдах! Такие люди сейчас на вес золота»), а Леньке — краски, да-да, самые настоящие краски в плотно закупоренных баночках, «для самого настоящего художника». Правда, перед уходом тетя Аня грозит Леньке пальцем, но тот лишь весело хохочет.
Потом все играют в фанты, в «немую угадайку», пьют травяной чай с соседской выпечкой и душистыми конфетами отца Георгия и, наконец, расходятся.
Ленька ворочается. Ленька вздыхает.
— Да сколько же можно, — ворчит Сашка и перекатывается поближе к брату. — Ты вообще спать собираешься?
— Не знаю… не получается…
— Сонника заварить?
— Да ну тебя! Что я, маленький, что ли?
— Не маленький, но и не сильно большой, — в голосе брата насмешки нет и в помине, но Ленька все равно подумывает, не обидеться ли ему. — А вообще молодец. Ты самый лучший из скаутов, и это я не как брат говорю, а как старший товарищ. Главное, мозги у тебя в порядке: и на рожон не полезешь, и в бою не струсишь.
Нет, пожалуй, обида совсем не к месту.
— Саш… вот ты же храбрый… ты боялся в первом Рейде?
— Конечно. И в первом, и во втором, и даже в третьем. И Митяй боялся, и его родители, и наш отец тоже… Пойми, храбрость — это не отсутствие страха, это его преодоление. Если кто тебе заявит, что никогда не трусил, плюнь ему в рожу, как советует наш мирно похрапывающий благородный дон Деметрио.
Братья фыркают в унисон.
— Ну, хорош, — командует Сашка шепотом. — Постарайся уснуть. Завтра твой день, ты справишься.
— Справлюсь, — отзывается Ленька. Закрыв глаза, он с теплотой думает о сегодняшнем дне, потом о завтрашнем, и вспоминает сказку, которую знает каждый ребенок Базы и которую ему когда-то рассказывала мама…
Давным-давно жил да был в нашей стране один воин по прозванию Комбат. И была у него жена да двое сыновей. Однажды отправился воин с несколькими товарищами по служебной надобности в путь-дорогу, а тут налетела буря огненная, стальная да моровая, и погубила весь город, и другие города вокруг него, и многие города аж за тридевять земель. Но Комбату и воинам удалось спастись: мимо пронеслась страшная буря, не тронула их глубокий бункер.
Решили они подождать, пока все не утихнет, куда же в бурю-то такую пойдешь, и других не спасешь, и сам сгинешь. Ждали-ждали, ждали-ждали, уж и мочи не стало. Молвил тогда Комбат: «Будь что будет, двум смертям не бывать, а одной не миновать», поднялся наверх и увидел, что буря стихла, а весь мир превратился в седой пепел, горячий ветер да смрадный туман.
Но ничего не поделаешь, надо жить дальше. Помереть — дело нехитрое, это каждый дурак может. И решили воины вернуться в свой город, посмотреть, вдруг жив кто остался. Собрались они в путь-дорогу и пошли. Долго шли, много горя повидали, да мало радости.
И вот пришли наконец на то место, где стоял их город. А города-то и нет, одни развалины. Погоревали воины по своим родным да принялись жизнь налаживать. Старое чинили, новое строили, от жутких тварей защищались, хороших людей, что выжили в страшной буре, принимали, а тех, кто хуже тварей оказывался, прогоняли.
Комбат с товарищами старыми да новыми Базой правил, в рейды ходил, по разрушенному городу бродил, хабар собирал да все надеялся, что найдет жену да сынков своих.
И вот однажды напало на их отряд чудище страшное, доселе невиданное, все в чешуе ядовитой, с когтями острыми да зубами в локоть длиной. Двоих воинов потеряли, весь боезапас истратили, а твари хоть бы что, шипит только да хвостом хлещет, примеривается, кого следующего живота лишить.
Тогда крикнул Комбат, чтобы уходили товарищи его, он-де чудище это на себя отвлечет. А шел с ними совсем молодой паренек по прозвищу Скаут, первый раз в рейде. Было ему всего четырнадцать, но был он крепок, ловок да меток, вот и взяли его в отряд. Встал он рядом с Комбатом и наотрез уходить отказался, мол, с одним тварь справится, а с двумя — это еще постараться надо. Взяли они две последние гранаты, притаились за камнями, и тут чудище встопорщило чешую, зашипело, зафыркало кислотой да ядом и кинулось на них. Поднялся навстречу ему Комбат. Метнул он свою гранату, да тварь как выстрелит чешуей величиной с ладонь во все стороны, и вонзились чешуйки в Комбата, и упал он бездыханный. Граната же попала твари под самое брюхо, и заревело чудище в ярости. Тут и Скаут свою гранату метнул, да прямо твари в раскрытую глотку. Взорвалась граната, разлетелась голова чудища на мелкие ядовитые куски, и угодили некоторые в паренька, и остался он лежать рядом с Комбатом.
