— Что это? — удивился он.
— Прочитай.
В слабом свете лампы едва различались написанные детской рукой буквы.
— В слух, пожалуйста, — отчеканил Алексей.
— Четверг. Папу убила бомба. Мама сильно плакала и я не могла её успокоить. Мне очень страшно. Вторник. Сестра шла за водой и не вернулась. Мама говорит, что её убил снайпер. Я пытаюсь узнать у мамы кто это, но она не отвечает. Наверное кто-то очень плохой. Пятница. У мамы очень сильный кашель. Я волнуюсь. Воскресенье. Мама не просыпается. Ничего не могу сделать. Понедельник. Мама умерла. Я осталась одна, — Вильгельм прочитал неровные строчки словно отчёт и вернул тетрадь обратно. — Что случилось с девочкой? — вскоре спросил он.
Алексей лишь молча посветил фонарём в дальний угол. Вильгельма передёрнуло. Он увидел как истерзанный осколками детский трупик обнимал вссохшееся тело матери.
— Смотри. Полюбуйся что творят ваши храбрые последователи дела Хартии. Знаешь как она погибла? Штурмовики до дрожи в коленках боятся проверять подвалы и просто закидывают их гранатами, особо не вникая кто в них сидит. И так везде, Вилли. Куда бы вы не пришли, везде начинается резня. Я не понимаю, таково виденье мира консула? Или хитрая тактика маршала? Ответь мне, пожалуйста, за какие великие цели умер этот ребёнок?
— Не за какие, Лёха, — ответил Вильгельм, глядя на труп. — Просто так. Потому что можем. Потому что сильнее.
— Если скажешь ещё что-то подобное, то я точно тебе врежу.
— Да бей, чего себя сдерживаешь? — он демонстративно поднялся. — Такие как мы уже навсегда прокляты и нас не спасти. Но вот что я у тебя спрошу, Лёша: знаешь ли ты как эту войну закончить? Уж не собираешься ли ты перебить всех хартийцев?
— Просто убирайтесь отсюда вон. Все уже прекрасно поняли что вы несёте миру.
— Так скажи это Гвину, свято верящему, что эта война во блага будущего человечества.
— Знаешь, наша война действительно запустила континентальные сдвиги. Но той девочке от этого как-то не легче.
— Думаешь мне не жалко простых ребят, зовущих перед смертью маму? Если бы Гвин часто бывал на передовой, то ему в голову не пришла бы эта авантюра.
— Но почему-то она пришла вашим генералам.
В ответ Вильгельм лишь хитро улыбнулся.
— Что? — недоумевал Алексей.
— Узнаешь, Лёха. Уже очень скоро.
— Леший, — зашипела рация. — Мы закончили. Можешь продолжать охоту.
— Подожди, — удивился Вильгельм. — Ты тот самый Леший? Варшавский призрак, набивший фингал Шелестовичу?
— Передай ему, что это был предупредительный выстрел.
— Ох, ты не представляешь как он нас бесил, когда малыш Отто привёл его в штаб. Весь из себя напыщенный, чистоплотный, только короны не хватает. А вот после дуэли с тобой как-то сразу поник. Мы аж расстроились, что он одним фингалом отделался. Как хорошо, что он уехал обратно в столицу, ты не представляешь.
— Всегда рад помочь.
— Что же, — Вильгельм взглянул на выход, — нам пора. Война сама себя не закончит.
— И то верно.
Вильгельм почти дошёл до лестницы, как его окликнули:
— Вилли.
— Да?
— Не думал, что когда-то такое скажу хартийцу. Но оставайся в живых.
— И ты тоже. Нам ещё это всё отстраивать.
— Сразу видно офицера. Мыслит на несколько ходов вперёд.
Они оба рассмеялись, после чего Вильгельм отдал честь и пошёл на выход. Алексей грустно проводил его взглядом, проверил винтовку и как только шаги утихли, затушил лампу и покинул подвал.
***
Свет луны проникал через дыры в потолке, служа единственным источником света в помещении. Иконы со святыми лежали на полу, вперемешку с осколками стекла. Уцелела одна из трёх статуй Троицы. Статуя с неким удивлением смотрела на покачивающуюся большую люстру, в которой запуталась не сдетонировавшая авиабомба. Сапёры не смогли её снять без спецтехники и она продолжала висеть, олицетворяя чудо в пристанище Бога.
Алексей не хотел сюда приходить, но после встречи с Вильгельмом его мысли путались и нужно было выговориться. Единственное место на всю округу, где можно это сделать было здесь — в полуразрушенной церкви, подвалы которой Орден занял под госпиталь.
В длинном помещении Алексей увидел только молящуюся Софию. В свете луны её белое одеяние стало ещё светлее. Покорно опущенная голова, слегка приоткрытые глаза, тонкие губы шепчущие молитву и хрупкие сомкнутые ладони. Лёша на мгновение остановился, наблюдая за Соней. Если не эта девушка олицетворяла проповедываемую церковью верность, порядочность и непорочность, то тогда кто?
София вздрогнула и обернулась, испуганно глядя на Лёшу.
— Алексей, — удивилась она, — что вы здесь делаете? Да ещё в такое позднее время?
— Мне нужен пастор, — без предисловий начал Лёша. — Где он?
— Пастор сейчас отпевает погибших и вернётся ещё нескоро.
— Зараза. Мне он нужен всего на пару минут.
— Может я смогу вам чем-то помочь?
— А ты можешь... — он замялся, — исповедать меня?
— Всего-то? — девушка приободрилась. — Становитесь сюда и кладите руку на Библию.
— Это обязательно?
— Тогда это будет не исповедь.
Алексей подчинился, встал в положенном месте на колени и протянул руку на потрёпанный форзац. София встала напротив него и прикоснулась нежной ладонью к его макушке. Девушка на миг взглянула на него, но засмущалась и отвела взгляд.
— Что вас мучает, Алексей?
— Я убил слишком много людей. Чувствую этот груз будет меня преследовать остаток дней.
— Скольких вы сегодня убили?
— Троих. Двое были очень молодыми.
— Нет ничего постыдного в том, чтобы стать на защиту своего дома и убивать тех, кто посягает на вашу свободу.
— Я тоже так думал. И долгое время держался за эту мысль. Но что делать, если по ту сторону сражается твой близкий друг?
— Он искренне воюет за ту сторону?
— Похоже на то.
— Что же, — София задумалась. — Если его цели нечестивы, то рано или поздно он поймёт это и отринется от них. Если же цели его выше обычной выгоды, то тогда они должны быть выполнены. Несмотря ни на что.
— В этом есть смысл. Спасибо, сестра София. Мне действительно легче.
— Пускай Господь направляет твой праведный гнев, — сказала Соня и забрала руку с кудрей Алексея.
***
В Кракове произошла ротация. Полк Яна вывели из жилой застройки на более спокойные позиции западнее города. Солдат ветеранов повышали и переводили на новые должности. Такая же участь постигла напарника Алексея — Освальда. Молодой солдат спустя два месяца боёв получил повышение и стал командиром взвода. Пути Лешего и Щеголёнка расходились и больше никогда не пересекутся. Лёше опять приходилось работать одному и ждать замены.
Проводя одну из разведок и наблюдая сквозь линзы бинокля, Алексей не смог поверить своим глазам: хартийцы копали лопатами землю. Такие действия могли означать только одно. И Лёша срочно вызвал Яна.
— Леший, ты уверен? — скептически спросил майор.
— Да пусть я здесь ляжу, если это неправда.
— Ты понимаешь, что я тебе голову отвинчу, если ты ошибся?
— Командир, это точно.
— Понял, конец связи.
Ян вызвал Буткевича.
— Да быть такого не может, — не верил полковник. — Неужели всё?
— Похоже на то. И ведь действительно. Уже три дня никаких наступательных действий.
— Понял, держите меня в курсе, — Буткевич прервал связь, секунду молча обдумывал услышанное, а затем приказал: — Связывайте меня со Ставкой.
— Господин канцлер, — взволнованно вошёл в кабинет генерал.
— Спокойно, Фридрих. Что уже у нас стряслось?
— Хартийцы воздвигают оборонительные позиции на Краковском выступе. Это означает, что они выдохлись и больше не могут наступать. Мы выиграли битву. И остановили хартийский каток по всему фронту.
— Я уже не надеялся, что доживу до этого дня. Хорошо, Фридрих. Скоро начнутся поставки оружия из Атлантики. Вот мой приказ: начинайте подготовку плана по освобождению оккупированных территорий.
