— Ну, если только захочешь. Только не этим вечером. Нам уже хватило воспоминаний, правда?
Конечно же, я не послушался папу.
Около часа я провел, шерстя Интернет, проверяя кое-какие интересующие меня факты и временами отписываясь на сообщения друзей в социальной сети. Затем засел за домашнее задание и еще часа полтора добросовестно корпел над сочинением по литературе и задачами по геометрии. Выйдя из комнаты где-то в пол-одиннадцатого, чтобы совершить вечерний туалет, я заметил на кухне пустой бокал из-под виски. Дверь в родительскую комнату была прикрыта, оттуда доносилось тихое бормотание телевизора. Заглянув в щель, я убедился, что папа уже спит. Умывшись и тщательно почистив зубы, я вернулся к себе, забрался под одеяло, включил ночник и, проверив свой почтовый ящик, заметил пришедшее с папиного адреса письмо — со вложением.
Стоит ли говорить, что до двух часов ночи я не отрывался от дневника. В тот вечер, я, конечно, не смог прочесть его весь, но уж ту часть, которая касается интересовавшей меня истории майора Стойкова — проштудировал внимательнейшим образом. Отдельные выдержки из дневника так прочно засели в моей голове, что и ночью продолжали меня преследовать, навеивая странные образы и сновидения.
3 апреля 2056 г. Кажется, мы наконец обнаружили признаки цивилизации, от которой успели отвыкнуть за месяцы скитаний. Мы попали сюда, отколовшись от потока из тысяч беженцев, бегущих вглубь страны с сильно пострадавшего черноморского побережья, где ядерными ракетами была уничтожена база военно-морских сил. Это место называется «пункт сбора пострадавших № 452». Небольшой лагерь организовали спасатели болгарского министерства по чрезвычайным ситуациям. Сюда эвакуируют людей из окрестных селений, попавших в зону поражения ядерной боеголовки, взорвавшейся в воздухе над постом противоракетной обороны. После всего, что мы с Катей пережили, это прямо-таки земля обетованная: отзывчивые люди, готовые прийти на помощь, лекарства, квалифицированные врачи, чистая вода, радиосвязь. Стоит поблагодарить судьбу за то, что она забросила нас сюда. Думаю, мы здесь останемся.
[…]
7 апреля. На беду, в распоряжении болгарских эмчээсников осталось слишком много вещей, которые обрели ценность в новом мире: медицинские препараты, дозиметры, водяные фильтры, защитные костюмы, противогазы. Именно по этой причине наш лагерь стал объектом непрерывных нападений с первых же дней апреля, когда страну окончательно поглотила анархия. Обороняющие лагерь спасатели непрерывно запрашивают помощь, но немногие сохранившиеся в округе островки цивилизации не обладают достаточными силами, чтобы ответить на сигнал SOS. Похоже, мы с Катей поспешили порадоваться, что очутились тут. Но и уходить теперь как-то страшно.
[…]
10 апреля. Я присоединился к ополченцам, которые помогают эмчээсникам оборонять лагерь. Офицер выдал мне болгарский автомат — что-то похожее на систему Калашникова, и два магазина патронов. Я сказал им, что был резервистом украинской армии и умею обращаться с оружием, но на самом деле стрелял лишь один раз в жизни на военных сборах. Автомат пугает меня, и я сомневаюсь, что от меня будет много толку. Катя, конечно, уговаривает меня бросить эту затею.
[…]
12 апреля. Чтобы не конфликтовать с местными, майор МЧС Иоанн Стойков, который здесь за главного, распорядился раздавать им очищенную нашими фильтрами воду. Но следом за благодарными бабками с бидонами приперлись какие-то молодчики и решительно потребовали, чтобы мы поделились продовольствием, а когда командир болгар отказал им — начали ломиться в лагерь силой. Майор отдал приказ стрелять в воздух, они разбежались. Я даже курка не спустил, руки дрожали от страха. Все-таки не место мне, сосунку, в ополчении.
[…]
17 апреля. На наши призывы о помощи наконец откликнулись и, к моему величайшему удивлению, на украинском языке. Они находились в нескольких сотнях километров от нас, за румынской границей, в месте, называемом ВЛБ № 213. Командир болгарских эмчээсников вызвал меня, чтобы я был переводчиком. Человек, который говорил со мной, представился «полковником Симоненко». Сказал, что у них там несколько тысяч человек из первой волны украинских беженцев. Предлагал болгарам сниматься с места вместе со всеми своими пожитками и направляться к их лагерю. По словам полковника, ситуация на Балканах стала совсем неконтролируемой и будет становиться лишь хуже, так как в условиях «ядерно-вулканической зимы» очень скоро начнется голод: запасы разворованного из супермаркетов продовольствия истощаться и озверевший народ начнет сражаться за еду. В таких условиях шансы будут лишь у крупных, хорошо организованных общин. Обещал выслать навстречу вооруженный отряд, который возьмет нас под защиту на половине пути. Идея воссоединения с соотечественниками сразу захватила меня. Но болгары не пожелали внять убеждениям полковника. Заняли выжидательную позицию, надеясь, что напасти обойдут их стороной. Все еще надеятся на свое правительство. Будто от него что-то осталось!
[…]
25 апреля. Сегодня опять нападали. На этот раз они были не только с охотничьими ружьями, но и с автоматами. Похоже, голодуха доконала их так, что они уже ничего не боятся. Всю ночь сидел в окопе, несколько раз выпустил очереди куда-то в небо. На рассвете обнаружили вокруг лагеря три тела — болгары стреляли точнее меня. Покойники оказались обычными молодыми ребятами, худосочными, с марлевыми повязками на лицах. Мы закопали их около забора — еще три безымянные могилы в очень длинном ряду.
[…]
7 мая. Я сегодня первый раз убил человека! Катя пытается как-то утешить меня, но я не могу прийти в себя. Это был какой-то чокнутый идиот в серой байкерской куртке, который несся прямо на нас на бешеной скорости на своем мотоцикле. Я запомнил безумное выражение его глаз. Он, наверное, хотел, чтобы его убили. Я выстрелил короткой очередью, чтобы пробить ему колесо, но мотоцикл занесло и он кубарем покатился по асфальту. Когда мы подбежали к нему, он не дышал, все кости были переломаны. Бородатый мужик лет сорока. У него за поясом был травматический пистолет, но он даже не пытался пустить его в ход. Господи, почему он это сделал?!
[…]
11 мая. Мы с Катей так устали жить под этим вечным смогом! Говорят, это облако пыли и дыма никогда не рассеется и очень скоро все живое на этой планете погибнет. Пусть бы это случилось поскорее, потому что это все равно не жизнь, а сплошная мука. Человечество погибло, безвозвратно погибло, и мы только напрасно дергаемся, пытаясь предотвратить неминуемое! Я не скрываю, что нахожусь в полном отчаянии и никакого смысла во всем этом не вижу…
[…]
20 мая. Прогнозы полковника Симоненко о неминуемом голоде и последовавшем за ним ожесточении начали воплощаться в жизнь. Сегодня нас полдня штурмовало целое полчище мародеров. Ломились вперед как бешеные. Установили пулемет в кузове пикапа и ездили вдоль периметра, поливая нас огнем, пока один из болгарских эмчээсников не пристрелил его из снайперской винтовки. В этом бою погибло трое наших и человек восемь было ранено. Трупы со стороны нападавших мы даже не считали, но не похоже, чтобы большие потери отвадили их от лагеря. Если так пойдет дальше — у нас скоро кончатся патроны, а после этого голодная толпа нас просто сметет.
[…]
21 мая. Наконец-то! После вечернего совета майор Стойков объявил, что мы начинаем сборы и через два дня выдвигаемся к ВЛБ № 213. Это правильное решение. Все лучше, чем сидеть здесь и ждать, что кончится первым — еда или боеприпасы.
[…]
23 мая. Из оставленного 452-го ПСП организованно выдвинулась колонна из 522 гражданских, 27 болгарских эмчээсников и 45 вооруженных добровольцев, в числе которых я. Основу колонны образовали два десятка автомобилей, в том числе два накачанных топливом бензовоза, три передвижных гусеничных госпиталя и четыре спецавтомобиля с оборудованием РХБЗ (радиационной, химической и бактериологической защиты) МЧС Болгарии.
