«Сегодня нет настроения писать, но надо. Никуда не ходила. Нет настроения. Ничего не делала. Нет настроения. Ну и всё. Утром увидела в зеркале крохотные чёрные волоски на лице. Вчера вечером их не было».
В доме кто-то из детей радостно завизжал. Ди прислушался, а потом продолжил чтение.
«Не хочется, но буду писать. Скатиться до звериного облика не хочу. Внешность меняется и это видно невооружённым глазом. У меня мохнатое лицо и руки. Всё тело поросло мягкой и приятной шёрсткой. Издалека её даже не видно, но присмотришься, и бросается в глаза. Не могу смотреть на себя в зеркало.
А вообще я вру. Видно. Всё прекрасно видно».
Орава ребятишек с визгами пробежала мимо туалета к лестнице на чердак.
«Ночью проснулась от грохота по всему кораблю. Сказать, что перепугалась, то не сказать ничего. Думаю, корабль сдвинулся немного относительно льдов и сдвиг вызвал этот грохот. Оно-то в принципе и логично. Сейчас середина Сезона, залив немного оттаял. Даже видно воду вдали. Сегодня утром всматривалась в эту далёкую воду и думала, а что если потеплеет и лёд растает больше, чем обычно? Освободит корабль и я смогу на нём уплыть. И что тогда? Хотя зря я наверно тешу себя иллюзиями. Вряд ли он уже куда-нибудь поплывёт с такой пробоиной в борту. Пойду, поищу еду. Вечером продолжу».
Ди на какой-то миг показалось, будто он никогда и не был на корабле. Так неправдоподобно то, что там жила мать Вожака.
Мать! Вожака!
У Ди плохо укладывались в голове эти два слова. Особенно в отношении друг к другу. Можно сказать, он их стягивал вместе насильно.
«Вчера не продолжила. До ночи ходила по окрестностям. Получилось подбить пингвина на побережье океана. Вот у них мясо вкусное! Но они и хитрые! Посты выставляют! Надо же! Такие маленькие, а такие умные! Вот тебе и потомки апокалипсиса! Сегодня хочу написать много! Какое-то писучее у меня настроение. Да и идти никуда не надо.
За время плаваний мы встретили ещё много людей, которые утверждали, что есть убежище, где можно жить бесконечно долго, где тепло, много еды и нет опасности. Но туда требуется ключ, который есть в каждом обычном убежище на тот случай, если люди выйдут, а жить на поверхности окажется нельзя. Тогда им надо будет идти к центральному убежищу, где они смогут спастись. Такое желание забежать вперёд и рассказать, хотя, почему бы и не забежать, ведь всё равно для себя пишу, а с другой стороны, какая-то дурацкая уверенность, что не для себя. Тогда для кого? Для тех, кто выстроил деревянное поселение посреди города? Они и так всё это знают.
Все кого мы встречали, рассказывали одну и ту же историю про центральный бункер, а если учесть, что встречали мы их на разных континентах и говорили они на разных языках, то вывод напрашивается сам собой.
Все нами встреченные утверждали, что родились и выросли под землёй, а бункеры покинули, потому что там закончились ресурсы. И, когда поднялись, то те, кто владел медальоном, исчезли. И так говорили все. Я не знаю, сколько мои предки встретили людей, но все они говорили одно и то же, что их бросили на произвол судьбы те, кто владел медальоном. Может быть, это так и осталось бы легендой, но произошёл один случай. Мы подобрали людей, которые утверждали, что видели центральный бункер. Рассказали историю, что, как и все остальные, покинули свой бункер, который стал непригоден для жилья. Их главари сказали, что знают место, где можно выжить, и они все дружно пошли к этому месту. По дороге больше половины погибли от различных обстоятельств, но самое ужасное произошло, когда они всё же добрались. Главарь бросил их на произвол судьбы, а сам скрылся в бункере. Попасть внутрь у оставшихся на поверхности не получилось. От них же и узнали о том, где находится это место. Я, к сожалению, не умею читать карты, а там отмечено это место. Да что я вру самой-то себе? Какое ещё сожаление? Я родилась на этом корабле, когда он уже стоял вмёрзший в лёд рядом с этим мёртвым городом. Какое может быть сожаление? Что я видела? И, даже если у меня будет этот ключ, как я доберусь до этого бункера? А если и доберусь, то кто меня впустит? У меня же всё тело в чёрной шерсти. На улице стемнело. Ещё попишу. Сейчас гуляла на верхней палубе. Надо будет как-нибудь заняться её уборкой».
И вновь в дверь постучали. Ди вздрогнул.
— Сейчас, сейчас, — отозвался он.
* * *
На следующий день кашель усилился. Невестка даже вдохнуть толком не могла. Дом веселился и ликовал.
— Веселитесь, сволочи?! — пробормотала Тири, наблюдая за домочадцами. — Не умру я, слышите?! Не умру! — и зашлась кашлем. На ладони остались капельки крови. — Не умру! — завопила так, что и звери в горах наверняка вздрогнули.
— Не волнуйся, — погладил жену по голове Гтирер. — Не волнуйся, дорогая! Ведь я люблю тебя, а значит, всё будет хорошо. Ты не умрёшь! Слышишь меня? Я не дам тебе умереть! Закрой глазки и поспи, а я пока что-нибудь придумаю.
Тири послушно закрыла глаза и провалилась в спасительный сон.
Ди так и подмывало сказать, что шансов на выживание у невестки столько же, сколько и у оленей в загоне.
— Вряд ли она… — молодой разведчик умолк, сообразив, что Гтирер не простит такое высказывание.
Весь дом, как по команде, посмотрел на него.
— Что ты сказал?! — до Гтирера начал доходить недосказанный смысл.
— Да я тут задумался, — ляпнул первое, что пришло в голову Ди. — Ведь мы-то когда-то людей не ели!
— Ты на что намекаешь? — не смог понять глава семьи.
— Да я не намекаю, — грустно усмехнулся разведчик. — Я прямо говорю. Мне кажется, мы не всегда занимались людоедством. Мам, ты, может, что-нибудь знаешь?
Мать приподнялась на локте, внимательно посмотрела на младшего сына.
— Знаю, — произнесла она. — Мне прабабушка рассказывала, когда я маленькой была.
— Кончай байки травить, — махнул рукой Гтирер. — Всегда люди пожирали людей.
— Не совсем так, — мать легла обратно на кровать, прикрыла глаза. — Когда я была меленькой, моя прабабушка много чего рассказывала. Какая я была дурёха, что не запоминала!
Весь дом замолк. Слышалось лишь сопение спящей Тири, да тихий, напевный голос матери.
— Люди раньше жили не как сейчас. Они были дружнее, сплочённее. Добрее, что ли…
Голос подхватывал, обволакивал и уносил людей в былые времена.
В далёкое, счастливое прошлое.
* * *
— Прабабушка рассказывала, что поначалу, у первых поселенцев, и мысли не возникало съесть человека. Добывали еду в городе, ели животных. А трупы всегда хоронили.
— Всё как сейчас? — спросил один из внуков.
— Нет, — усмехнулась мать. — Не всё как сейчас, потому что сейчас нас практически уже нет. А тогда люди с трудом помещались в дома. Сейчас же видите, сколько у вас пространства для игр? Играй — не хочу! А тогда играли только на улице. Так вот… тех, кто умер, хоронили в том месте, которое мы зовём «Снежной Преградой» или «Садом». А точнее за ним. Между ветряными электростанциями и горами. Выкапывали неглубокую яму, клали в неё человека и закапывали. Спросите зачем? Не знаю. Просто так делали там, откуда мы приплыли. Потому и здесь так делали. Поначалу трупы хоронили в деревянных ящиках. Но потом начали хоронить просто так. Звери быстро вынюхали, стали раскапывать могилы и пожирать мертвецов. А потом их стало много, — мать надолго замолчала, а домочадцы так и не поняли, кого стало много, мертвецов или зверей, но боялись даже пошевелиться, чтоб не сбить её с мыслей. — Конечно, всё началось не сразу. Прабабушка рассказывала, что вначале это делали тихо и скрытно. Не как сейчас. Но по-настоящему людоедство появилось с приходом Вожака, который объединил разрозненных зверей. Они начали сплочённо охотиться, плодиться. И тогда еды нам стало не хватать.
— А Вожак уже очень давно? — начал прикидывать Ди. — Это от него Давина нагуляла ребёнка?
— От него, — согласилась мать. — Я была ещё молода, когда Давину выгнали. Получается, Вожак уже долго заправляет зверьми.
— Всё продолжаете нести эту чушь про Давину и Вожака?! А… — махнул рукой новый глава семьи разведчиков. — Ну и ладно. Всё равно недолго ему осталось! Я убедил Совет в том, что его необходимо убить. Сразу после Периода Бурь и убьём, во время первого нападения. Когда звери будут ослабевшие.
Повисло тяжёлое молчание. Казалось, выстрели кто-нибудь из ружья, и дробь застрянет в этом вязком и плотном воздухе.
— Убьём Вожака?! — Бримо посмотрел на старшего брата, будто тот моментально оброс шерстью, а во рту за одно мгновение появились огромные клыки.
— Убьём, убьём, — улыбнулся глава семьи, довольный результатом. — Мы с вами и убьём!
* * *
Через несколько дней Тири закашляла кровью всю кровать. Гтирер осунулся, похудел, под глазами появились чёрные круги. Он неотрывно сидел возле неё, сжимал руку, бормотал что-то ободряющее. Ди никогда не видел брата в таком подавленном состоянии. Мать всё время внимательно наблюдала за старшим сыном.
