— Знаете, — начала она, кода Тири забылась в тяжёлом сне, а Гтирер попросту отключился после двух суток безотлучного бдения. — Мне в детстве рассказали одну историю… Думаю вам будет интересно послушать…
Дом замер. Мать редко рассказывала истории. Её увлекательные сказания не затёрлись от времени и количества повторов. Дети, ещё мгновение назад занимавшиеся каждый своим делом в разных частях дома, уже через секунду расположились полукругом вокруг бабушки. Взрослые тоже побросали дела. Как любил приговаривать глава столяров: «Дело не зверь, в Период Бурь не убежит».
— Жил-был один литейщик, — начала мать. — И звали его Фут. Он был обычный парень. Рос, как все, играл как все. Истории любил послушать, как вы сейчас. Только вряд ли он догадывался, что сам станет героем одной из легенд. Дело было давно, ещё когда людей закапывали в землю, потому вряд ли даже сами литейщики помнят своего предка. А там кто его знает… В общем, рос Фут ничем не выделяясь от сверстников. Учился у судей, играл, когда пришло время, начал заниматься стрельбой. А ещё позже, когда пришло время жениться, выбрал девушку. Пусть её будут звать Вирой.
Мать всех девочек в рассказах называла этим именем. Братья знали, что так звали первого ребёнка, старшую сестру, пропавшую при самых странных обстоятельствах накануне свадьбы. Ди с жалостью поглядел на маму. Как это, прожить целую жизнь и не терять надежду, что первенец жив?
— У них в доме царила такая идиллия, что все завидовали. С первого взгляда люди видели, что они друг друга любят, — мать недвусмысленно посмотрела на старшего сына. — Видимо им слишком сильно завидовали, — вздохнула она. — И Вира вскоре умерла. Она была беременной, до родов оставалось уже немного, когда у неё начался кровавый кашель. Лекари тогда умели больше чем сейчас. Не редки были случаи, когда у них получалось вылечить эту болезнь. Но даже они не смогли помочь. Вира умерла, во время родов. Ребёнок не успел выбраться, и тоже умер. На Фута без слёз нельзя было взглянуть. Он ходил, делал работу, ел, спал. Но делал всё это, как призрак. С ним нельзя было поговорить. Он попросту не отвечал — не слышал. Нельзя было развеселить — тоже не слышал. Он вообще не замечал окружающий мир. Вскоре в поселении заметили, что он частенько куда-то уходит. Решили за ним проследить. Оказалось, что он ежедневно ходил на могилу Виры. Приходил и садился. Всем, естественно, стало понятно, что парень попросту сильно скорбит. Вполне нормально для того, кто потерял любимого человека. Время шло. А оно, как известно, лечит. Вылечило и Фута. Он вышел из своего «забытья». Начал улыбаться, разговаривать. Его ещё раз пытались женить, но он честно признался, что пока не может. Боится, что будет постоянно сравнивать новую жену с Вирой. Обидит ещё ненароком. К его постоянным походам на кладбище к тому времени все уже привыкли. Даже прекратили их замечать. Наверно всё мною рассказанное так бы и забылось, не произойди один случай. У кого-то в доме литейщиков случилось прибавление. Естественно, что сходили к самогонщикам, набрали пойла и принялись отмечать. И в пьяном угаре, Фут на вопрос, что он делает на кладбище, ответил, что говорит самые важные слова. Тогда на это никто не обратил внимания. Лишь утром, протрезвев, его брат вспомнил давешний разговор и решил проследить. Когда Фут, как обычно, пошёл на кладбище, брат тенью направился следом. У него получилось тихо подползти на кладбище к Футу. Настолько близко, что он услышал: «Я люблю тебя! Люблю тебя моя Вира! Прости, что мало это говорил. Прости, что ты мало это слышала. Прости… Я люблю тебя!». Брат вернулся и рассказал эту историю в доме. Другие братья сильно отметелили его. Мол, нечего подслушивать. Вот, собственно и всё.
— А что было потом-то? — поинтересовался старший сын Гтирера — Байомин.
— А что потом, — усмехнулась мать. — Всё как обычно. Повторно женился, нарожал детей, вырастил их, да умер. Ничего необычного.
— А как же Вира? — всхлипнула дочь Зайрика, совсем малышка. — Он же её любил!
— Любил, — мать погладила девочку по головке. — Я думаю даже больше. Он любил её до своего последнего вздоха.
* * *
Вместо того чтобы умереть, Тири пошла на поправку. Гтирер светился от радости. Сидел рядом с кроватью и беспрерывно что-то рассказывал. Руку жены держал, как самое драгоценное в жизни.
Тири слушала, иногда улыбалась. Кровавый кашель не прекратился, но заметно пошёл на убыль. С каждым днём она кашляла тише и тише, а крови становилось меньше и меньше.
У домочадцев руки опустились. Веселье прекратилось. Все лежали на кроватях и каждое мгновение ждали: «Подъём, лодыри!». Ни у кого не осталось сомнений, что Тири выживет. И не просто выживет, а припомнит домочадцам всё.
Жена Зайрика начала рассказывать детям историю. Ди поначалу не слушал — в голове пустота. Ни мыслей, ни желаний. Он просто лежал и смотрел в потолок. Но тут невестка стала описывать внешность, и Ди даже приподнялся на локте, чтоб отчётливей расслышать.
— …семь пальцев было у него на каждой ноге, да семь на каждой руке. По семь зрачков было в каждом его глазу, а в каждом зрачке сверкало по семь звёзд. На голове же у него было пятьдесят прядей светло-жёлтых волос. Но самое страшное произошло, когда он изготовился к бою со зверьми! — дети даже дышать прекратили, пытались вообразить метаморфозы героя. — Он чудовищно преобразился в гневе! Стал Бракозябра многоликим, ужасным, диким! Задрожало всё внутри него, каждый сустав, каждый член. А потом… — с придыханием произнесла невестка. — Под кожей выгнулось тело, так что ступни, колени и голени повернулись назад, а пятки, икры и ляжки очутились впереди. Но и это зверей не испугало! И тогда Бракозябра продолжил превращаться! У его затылка сошлись мышцы головы, и любой из их непомерных, бессчётных, могучих, увесистых круглых бугров был подобен голове ребёнка. Звери попятились, и тогда Бракозябра втянул внутрь один глаз, да так, что ни у одного зверя не получилось бы его выковырять, а второй выпал наружу и принялся дико вращаться! Его рот искривился, и зубы выгнулись вперёд, готовые растерзать любого из зверей! Грозные тучи и огненные искры виднелись в воздухе над его головой. Они кружили и плясали вокруг его топорщащихся волос. Геройское сияние исходило со лба Бракозябры, длинное и широкое! Будто городской небоскрёб был высокий, прямой, крепкий, могучий и длинный поток тёмной крови, что вздымался над его макушкой и расходился тёмным туманом…
— Что это вообще за чушь?! — не вытерпел Ди. — Ты хоть сама понимаешь, что несёшь?!
— Я-то понимаю, Мясо! — ехидным тоном ответила невестка. — Это один из первых поселенцев — Бракозябра! А вот ты, бестолковый, даже не знаешь, кому жизнью обязан. Он в одиночку защищал поселение, когда остальные валялись от страшной боли!
— Да такого никогда не существовало и существовать не могло!
— Не слушайте Мясо, — обернулась она к детям. — Он глупый, поэтому его и ремеслу не учили! Вот и сейчас вместо того, чтобы слушать о герое, он говорит, что такого не было! Разве это не глупость? — дети неуверенно закивали. — Никогда не делайте как он!
Ди так и хотелось ответить что-нибудь обидное. Он видел презрение в глазах детей. Ведь для них-то всё легко и понятно: говорят «глупый», значит человек глупый; говорят, что некто всесильный и могучий существует, значит существует. Он открыл рот, чтоб высказать невестке всё, что о ней думает, да в последний момент передумал. Лёг обратно на лавочку.
«Так я ничего и никому не докажу, — решил молодой разведчик. — Устрою из себя очередное развлечение».
Он ещё немного полежал, послушал небылицы, а после взял тетрадь и отправился со свечой в туалет.
«Сегодня поднялась на крышу ближайшего к кораблю небоскрёба. Не знаю, зачем это сделала. Больше всего похоже на обычное любопытство. И оно того стоило! Я себе даже не представляла такое! Там жутко холодно! Невероятно! Но такая красота открывается, что не могу даже слов придумать, чтобы передать! Невероятно! Я видела океан. Видела город за заливом. Видела горную цепь на западе. Если мне память не изменяет, она называется Широкой. Не знаю, откуда такое название, но оно уже и не важно. Вид оттуда просто завораживает! Невероятно! Потрясающе! Восхитительно! Но устала очень».
«Еда есть. Вода есть. Когти на руках и ногах тоже появились. Шерсть гладкая и чёрная. Всё классно! Живём! Может мне и самой уже начать нападать на это странное поселение посреди города? А что, интересно, отличат ли они меня от остальных?
Я не умею читать карты. А там отмечена точка, где находится бункер. Я знаю лишь то, что у его входа грандиозное сооружение. Или его вход в грандиозном сооружении. Не помню этого нюанса. Знаю лишь, что вход в бункер находится на берегу океана, а само оно располагается в скале. Когда мы к нему подплыли, оно было закрыто. Попытки открыть или достучаться до тех, кто внутри закончились безрезультатно. А вот почему мы потом оттуда уплыли — не знаю. Разное говорят. Точнее говорили. Иногда забываю, что я последняя живая душа на этом вмёрзшем в лёд корабле. Я знаю бесконечно количество версий, почему мы оттуда уплыли. Но факт остаётся фактом. Мои предки отправились искать ключ. И закончились эти поиски здесь. Глубоко под городом, как и везде, располагается громадная сеть подземных тоннелей. Метро. А вот под метро и есть бункер. И вход в этот бункер как раз под селением, которое построили эти неизвестно откуда взявшиеся люди. Думаю, стоит начать с того, как мы жили здесь, когда поняли, что уплыть никуда не сможем. Да и вообще как такое получилось. Но это уже завтра. Устала».
