— Я прошу прощения, Робер, за то, что я сделал, — произнес я искренне. — Я не имел права втягивать в это вашу дочь.
— Так и есть, — охотно согласился сенатор Прежде чем Лаура успела бы вставить хоть слово. — И я скажу больше. Прошение о прощении ничего в этой ситуации не изменит. Мы же взрослые люди. Ты использовал мою дочь, а косвенно — меня и ее мать, из-за которых она имеет публичную известность, чтобы добиться своих целей. Не важно, насколько справедливых и благородных. И теперь ты имеешь дело с последствиями. Если ты любишь мою дочь, то у тебя должен быть план, как защитить ее. Скажи мне — есть у тебя такой план?
— Пап, ну хватит! — наконец вмешалась в разговор Лаура. — А ты сам не подверг ли меня опасности, когда стал на сторону Элмора?! Ордер на твой арест еще не выдан?
— Это сравнение — не уместно, Лори, — твердо возразил ее отец, не поддавшись на попытку придать беседе эмоциональный оттенок. — За каждым моим поступком стоит логика, стоят расчеты. В мире сейчас происходит глобальное противостояние. Наступил момент, когда пришлось выбирать, на чьей я стороне. И я выбрал определенную стратегию, взвесив все «за» и «против». Ты прекрасно знаешь, что у меня есть убеждения. Но если бы речь шла об одних лишь голых убеждениях, если бы я не верил, что мой выбор, вдобавок к тому, что он правилен, также мудр и он оправдает себя — не думаю, что я сделал бы его.
— Значит, ты думаешь, Консорциум победит Протектора? — прямо спросила Лаура.
— Милая, я надеялся, что я достаточно многому тебя научил, чтобы ты не задавала таких глупых вопросов, — покровительственным тоном ответил ей отец. — Это не партия в шахматы, в которой обязательно побеждают черные или белые. Здесь все гораздо, гораздо сложнее. Возможны тысячи вариантов развития событий. Но это противостояние, так или иначе, завершится. И я полагаю, что интересы широкого фронта сил, которые не согласны с нынешней политикой Протектора, будут соблюдены. Однако это вовсе не значит, что те или иные люди, особенно недальновидные и импульсивные, не станут жертвами этого противостояния.
— Знаешь, пап, — проговорила в ответ его дочь, судя по всему, несколько уязвленная его менторским тоном. — Мне всегда нравилось, как ты можешь разложить все по полочкам и хорошо просчитать. Но сейчас, когда я слышу это от тебя, меня аж передергивает. Интриги, заговоры, передел власти и влияния. Господи! Ты видел вчерашнее шоу? Ты видел все эти ужасы, что пережил Димитрис?! Это не имеет никакого отношения к вашим играм!
— А вот и ошибаешься. Все имеет к ним отношение, — невозмутимо покачал головой он.
Переведя на меня взгляд, он сказал:
— Ты назвал вчера много имен и фактов, Димитрис. Но все эти люди, в которых ты видишь корень вселенского зла — Окифора, Браун, Гаррисон, и этот твой таинственный генерал Чхон, если такой человек вообще существует — это не игроки высшего уровня. В масштабах большой политики это пешки.
— Да, я это понимаю, — кивнул я спокойно.
— И знаешь, что происходит сейчас? — полюбопытствовал он, с интересом глядя на меня.
— Знаю. Каждая из сторон большой игры пытается использовать мои разоблачения себе на пользу.
Сенатор вопросительно поднял брови, мол, и что дальше?
— Именно на это я и рассчитывал, — добавил я, и пояснил: — У меня нет далеко идущих глобальных планов, как у вас, Робер. Сильные мира сего — Протектор, главы Консорциума, лидеры оппозиции — очень далеки от меня. Я не знаю, кто из них прав, а кто лжет (а точнее кто лжет больше), кто больше достоин быть у руля. В конце концов, я всего лишь простой человек со средним уровнем интеллекта. Многих вещей я просто не знаю и не понимаю. Все, чего я хочу — чтобы реальные преступники, совершавшие реальные преступления на моих глазах, были наказаны, а имя невиновных людей, которые заплатили за их грехи, было очищено. Это — мое требование к обществу. И мне все равно, кто возьмется его выполнить.
— О, сколько идеализма, — фыркнул Робер, не отдав должного моей речи. — Но оставим это. Ты ведь сегодня говоришь не с трибуны. Давай опустимся на землю. Как ты думаешь, кто сейчас больше подходит на роль твоего союзника? Уоллес Патридж — руководящий спецслужбами, которые взяли тебя в оборот, пославший в Сидней войска, которые в эти самые минуты готовятся задушить все протесты, включая и акцию твоих однополчан из НСОК? Или Райан Элмор, который сидит в тюрьме за преступление, которого не совершал, стремящийся лишить Патриджа его власти?
Я воздержался от ответа, но Фламини счел его очевидным, и продолжил:
— Но нет, думать об этом оказалось выше твоего достоинства. И в результате ты вывалил свою правду на голову миру — так, как вышло. И не подумал о том, что это окажется выгодно в первую очередь Патриджу. Ниточки, которые ведут от твоего «Железного Легиона» к нему, очень тонки, твои показания не дают возможность их распутать. А вот связь с Консорциумом — на поверхности. И все, чего ты реально добился — дал повод завести еще одно уголовное дело на наших союзников.
— Простите, сенатор, за ваших союзников, — не удержался я от нотки сарказма.
Лаура бросила на меня предостерегающий взгляд, призывая поумерить дерзость. Сенатор, какое-то время сверливший меня взглядом, покачал головой с оттенком разочарования.
— Знаешь, Димитрис, с такой поверхностной логикой — «все вокруг плохие, один я хороший» — я удивлён, как ты до сих пор не вступил в Сопротивление. Или прокурор Миллер права, и ты все-таки успел присоединиться к этому светлому братству мировых революционеров?
Я помнил о предостерегающем жесте Лауры. Но назидательный тон и оттенок насмешки в голосе ее отца задели меня, и я не удержался от очередной язвительной реплики:
— Сопротивление? А чей это проект? Ваш? Или Патриджа?
Робер еще какое-то время смотрел на меня. И в этот момент выражение его лица показалось мне удивительно похожим на выражение лица Роберта Ленца в те минуты, когда я говорил вещи, режущие ему слух. Затем он вздохнул и показательно отвернулся меня — с выражением, которое показывало, что со мной ему все понятно, и продолжать разговор он не видит смысла.
— Лори, как ты хочешь, чтобы я помог вам, если твой друг сам не хочет, чтобы я ему помог?
Я ожидал, что она начнёт оправдываться за мою дерзость. Но, к моему удивлению, ее ответ был так же колок, как и мои:
— Вообще-то я и не просила тебя о помощи. Ты сам приехал.
После слов, засвидетельствовавших, что и его дочь не стремится поддерживать разговор в той плоскости, в которой хотел он, сенатору потребовался хороший глоток арманьяка. Ароматный напиток, кажется, примирил его с действительностью. И он заговорил таким же ровным тоном, как с самого начала, вновь продемонстрировав свой талант удерживать лидерство в диалоге, делая в нем неожиданные для собеседника повороты.
— Вчера я был на совещании с лидерами объединенной оппозиции. А этой ночью у меня была прямая линия с «сэнсэем» Нагано, — произнёс он с обманчивой безмятежностью на лице, сделав вид, что не понимает, какое впечатление должна была произвести на нас информация о его личном разговоре с одним из самых влиятельных людей мира.
Выдержав паузу, он продолжил:
— Я заверил их, что не имею никакого отношения к вчерашнему инциденту, и моя дочь оказалась втянутой в него по случайному стечению обстоятельств. К счастью, в этом вопросе мои слова показались им всем достаточно убедительными. Хоть они и не скрывали от меня, что считают, что я должен был более внимательно относиться к тому, что делает моя дочь.
— Скажи им, что твоя дочь сама решает, что ей делать!.. — завелась Лаура.
— Помолчи, Лори, — удивительно властным голосом остановил ее отец. — Ты ведешь себя как глупый подросток. Кому, по-твоему, я должен был это сказать? Ты правда считаешь, что на таком уровне такие слова были бы уместны?
Под его взглядом она невольно опустила глаза. И он продолжил:
— Я также высказал предположение, что Димитрис Войцеховский — скорее всего, тот, за кого себя и выдает — спонтанный разоблачитель, действующий по собственной инициативе. Я не из простаков, которые верят в невероятные случайности и совпадения. Но я воздерживаюсь и от избыточной веры в упорядоченность и контролируемость нашего мира. И считаю глупым отрицать саму возможность того, что случайности и совпадения возможны. Так что я предложил свои услуги с тем, чтобы разведать ситуацию подробнее и прощупать почву на предмет того, не стоит ли взять Димитриса под свое покровительство. Боттом, Йоргенсен, Феррера и другие эту идею восприняли осторожно, но все же не возражали, чтобы я пока действовал на свое усмотрение.
