— Каюры! Запишитесь у Милы — пусть она вас пересчитает, — распорядился Шеф. — У кого какие вопросы?
— Леонид Максимович! Почему распаренная древесина сгибается? — обратился к учителю Димка.
— Потому что она в значительной мере состоит из целлюлозы. А целлюлоза по сути своей — полимер. Она термопластична. Делается мягче при нагреве и твердеет при остывании.
— Тогда, почему мокрая древесина сгибается, а сухая трескается. Имею в виду, при распаривании.
— Целлюлоза не очень хорошо проводит тепло. А вода — хорошо. Сухой брус трудно прогреть равномерно, если имеешь ограниченное время. А мокрый можно за несколько часов.
— Секундочку! — подскочила Светка. — А эту целлюлозу можно в чём-нибудь растворить, чтобы потом она высохла и схватилась.
— Наверно, — пожал плечами учитель. — В воде она не растворяется. Но в нашей старой жизни было много разных растворителей. Что-то припоминается название клея вроде «нитроцеллюлозный». А зачем тебе?
— Водостойкие клеи нас очень интересуют, — пояснил Димка. — Потому что смола всё-таки размягчается при не слишком высоких температурах, даже просто на припёке. А лодки целыми днями остаются на открытом воздухе.
— Я ведь не химик. Не так уж много знаю.
— По крайней мере, школу вы закончили, — подвёл черту Шеф. — Ну что? Идём к верфи, кто не занят.
Все встали и пошли.
— Шеф! Можно я заберу Леонида Максимовича? У меня к нему куча вопросов, — спохватилась задумавшаяся о чём-то Светка.
— Конечно — тебе он нужнее.
— Мы тут как-то всё больше алхимией занимаемся, — рассказывала Светка, показывая лабораторию. — Смешиваем, что попало со всем, что найдётся, и смотрим, что получится. Но у нас есть таблица Менделеева и кое-какие догадки. Но, поскольку теорию никогда не изучали, возможно, в чём-то ошибаемся.
— Возможно, — улыбнулся учитель, глядя на небольшой горн с трубой, вмазанные в кладку огнеупорного кирпича чайники, стеклянное сооружение из толстостенных колб, соединённых трубками и медную волнистую поверхность коробки, укреплённой над узкогорлым сосудом.
— Так вот. Мы решили, что существуют такие вещества, как кислоты. Все они вызывают шипение прокалённого щёлока.
— Верно. Этот прокалённый щёлок называется поташ.
— Вот, ёлки! — хлопнула себя по лбу Наташка. — Я же слышала когда-то это слово!
— Хорошо, — кивнула Светка. Все четыре известных нам кислоты шипят ещё и с известью. И, мы помним, что уксус шипит с содой. То есть сода, известь и поташ относятся к другим веществам. Правильно?
— Правильно. Они — щёлочи.
— Вот, мы так и думали. Э-э-э, собственно, вы подтвердили нашу теорию. Теперь поговорим о целлюлозе. Когда мы вспоминали, как делают бумагу, в чьей-то памяти всплыло слово «целлюлозно-бумажный». То есть что? Бумага делается из целлюлозы?
— Да, в основном из целлюлозы.
— Получается, что самая лучшая целлюлоза содержится в навозе? Особенно, в навозе мамонтов.
— А вы из него бумагу делаете? Из навоза?
— Да — лучше всего из него получается. Только нужно очень хорошо промыть. Добавить мел, клей и… сложнее всего сделать из массы лист. То есть читали в учебнике истории про то, что зачерпывать полагается сеткой, но, пока не научились тянуть проволоку, такая фигня получалась! И сетка фигня, и бумага фигня и клей, который добавляли в бумагу — тоже фигня. Вы не представляете себе, сколько мы пахали, чтобы ту же целлюлозу отделить от всего остального. Щепки варили, траву, тростник. Если бы не Пуночка — ни за что бы не додумались использовать навоз в качестве сырья.
— Не так всё было страшно, — улыбнулась из своего угла Наталья. — Имею в виду — из крапивных очёсов тоже кое-что получалось. Только их приходилось на жерновах перетирать. Ну и последний прорыв был с клеем — крахмал из корневищ тростника стали добывать — вот с ним бумага сразу заполучалась типа ватмана, да ещё и мелованная.
— Корневища тростника? — уточнил Леонид Максимович.
— Ну, мы его заготавливали в пищу, но он как-то не очень здорово пошёл, потому что голодухи ни разу не было — желудей хватало, рыбы, мяса. Сейчас вот что-то вроде овощей, грибы сушёные… ой, о чём я? Да. Из этих корневищ мы крахмал и стали добывать. Из него кисели варят черничный, брусничный и даже калиновый.
— А смородиновый? — спросил учитель.
— Смородину только красную нашли, но её маловато — пытаемся сажать и ухаживать, но до результатов пока, как до Луны пешком. Нам вообще-то ужасно не хватает рук, как Шеф говорит.
— Кстати! А вас не удивляет, что именно Пунцов тут распоряжается? Такой тихий был мальчик, застенчивый.
— Не вздумайте про это ни с кем говорить! — зашипела Светка. — Вам за него Любаша пасть порвёт, а Ленка голову открутит.
— Да ладно тебе усугублять, — хохотнула Наташка. — Никто ничего рвать или откручивать не станет. Наладят под зад без никакого кровопролития — и весь сказ. Потому что этим летом Веник съездил на Урал и основал там город Пермь. В тех краях нашли латуниевую руду и приступили к её плавке. Это выше звёзд и круче, чем варёные яйца.
— Латунь — сплав меди с цинком, — отрезал Леонид Максимович.
— Пока основатель горного дела профессор Пуночка об этом не знает, — хихикнула Светка. До неё две тысячи километров зимнего бездорожья — в такую даль Шеф зимой никого не отпустит.
— Пуночка? Не припомню в вашем классе никого с таким прозвищем.
— Местная. С первого лета с нами, — объяснила Наташка. Свет! Сколько она открытий сделала?
— Девчата! — в лабораторию ворвалась Надюшка. — Я вспомнила, что нитрокраски растворяли ацетоном! А Леонид Максимович упомянул нитроцеллюлозный клей. То есть целлюлозу нужно попробовать растворить в ацетоне, который у нас содержится в ацетоново-спиртовом растворителе.
* * *
К ужину учитель вышел с фингалом под правым глазом.
— Пользуясь познаниями Кыпа в русском я языке, я затронул в разговоре с ним некоторые достаточно сложные вопросы современности, — объяснил Леонид Максимович в ответ на молчаливые взгляды.
— В ряде аспектов наставник молодых охотников клана демонстрирует редкостную твёрдость убеждений, — понимающе кивнула Светка. — Про женщин из этого времени вас предупредили?
— Да, спасибо. Люба сразу ввела меня в курс дела относительно этого обстоятельства.
* * *
С прибытием в клан учителя физики произошли значительные изменения в применяемой терминологии. Например, прожаривание торфа и дров стали называть сухой перегонкой, а то, что выгонялось и конденсировалось — конденсатом. Этот конденсат Светка и разделяла весь декабрь самым тщательным образом. Той же перегонкой, но уже вовсе не сухой. Тщательно подбирала режимы, регулировала скорости процессов, без конца требовала от Дениса всё новых и новых стеклянных загогулинок, и, в конце концов, сумела выделить весьма чистый ацетон, упорно не желавший расставаться с древесным спиртом — они почти одинаково охотно переходили в газообразную форму при очень близких температурах.
