– Не важно, кем мы начинали – важен результат.
– А ты представляешь, каким он будет для вас? Ты же долго живёшь, ты должен был видеть таких же, освободившихся от плоти! Призраки, одержимые людскими страстями, теряют и разум, и силу, а потом становятся настолько слабыми, что с ними сможет справиться недоучившийся Гончар!
– Как с тобой?
– Что – со мной? Со мной никто не справился. Ты заключил меня в оболочку. Но не навсегда. Временно! Ты не можешь ни убить меня, ни ослабить, как, полагаю, рассчитывал. Людские души гаснут, если их заключить в неживой предмет. А со мной чего только не было! Подумаешь – пластиковый человечек! Лучше, чем расчёска для хвоста или оправа очков. Рано или поздно я выйду отсюда и обрету истинный облик. И это будет твой последний день, потому что таких шуток я не прощаю!
– Согласен, ты сможешь выйти отсюда. Но будет слишком поздно. К тому времени мы разрушим Уишта-Йетлин. И твой бесценный Обходчик будет мёртв.
– Ты не понимаешь, дорогой мой! Для меня не бывает «поздно». Для вас бывает. Вы можете опоздать или не успеть, а я никогда не теряю время, потому что в моём распоряжении – вечность. Я помню, когда не было Уишта-Йетлина, и доживу до его уничтожения или саморазрушения. И Обходчик тоже однажды умрёт. А я всё равно буду жить!
– Ты можешь опоздать к моей смерти.
– Ну, и что? Ты сдохнешь, а этого достаточно. А если понадобится, я тебя воскрешу, чтобы убить собственноручно. Думаешь, не знаю, как?
– Не важно. Важно, что сейчас ты не можешь выбраться.
– И не могу тебе помешать? Не могу повлиять на твой результат? А ты в курсе, что проиграл, и уже давно? Ровно в тот момент, когда решил, что можешь сравняться с такими, как я! Дело не в том, что ты выступил против самого Лоцмана! Дело в том, что ты занимаешься человеческими делами, а сам мнишь себя чем-то большим. Смешно наблюдать, очень смешно!
– Мне тоже смешно! Всесильный Лоцман угодил в детскую игрушку!
– Вот если бы ты смог уничтожить меня, тогда можно было бы хохотать… Нет, ты всё равно не понимаешь и не поймёшь! Ловушка страшит тех, кто находится во власти времени. Ловушка мешает сделать ход, отнимает драгоценные часы, приближает поражение. Наказание тюрьмой, которое практикуется в человеческом обществе, в том и состоит, чтобы отнять несколько лет от жизни. Всё равно что кусок смерти или небытие в рассрочку.
– Интересное толкование!
– Всего лишь интересное? Мне понадобилось несколько раз родиться в человеческом теле и пройти весь путь до конца, чтобы разглядеть смысл таких вещей. Ты про это забыл, когда решил, что ты выше! Я, бессмертный, могу понять людей, если очень захочу, но ты и тебе подобные не в состоянии выйти за пределы своей ограниченной жизни…
– Мы не только люди и мы не только жили.
– Нашёл чем хвастаться! Вы познали небытие, научились делить на ноль, но всё равно не способны перестать быть людьми. Даже наоборот. Хочешь, докажу? Вы собираетесь воевать с Большим Домом. Мстить кому-то. Что-то доказывать. Были бы вы подлинными бессмертными, вы бы предпочли пережить свих врагов. Наблюдали бы, может быть, вмешивались бы, но не всерьёз. Потому что оно не стоит того. Всё кончится – и Уишта-Йетлин, и те, кто приговорил вас. И начнётся что-то другое. Это и есть жизнь! Ты никогда не задумывался, почему бессмертные всесильные Лоцманы никогда не пытались захватить Вселенную?
Прозвище «Ныряльщица» Уи получила задолго до того, как переделала тело под свой главный талант и начала претендовать на имя «Хватальщица» и «Глотальщица». Последнее достижение наделило её титулом «Хозяйка Гьершазы», но радости от такой победы – ноль. Уи равнодушно взирала на свои владения. А чему радоваться? Свалка, как она есть: всё, что можно съесть, съели, остальное покрывалось плесенью и постепенно растаскивалось по окрестностям. Куски, осколки, ошмётки, обрывки и огрызки всех цветов радуги покрывали Гьрешазу, словно уродливое лоскутное одеяло. Она больше не была серой, но оставалась омерзительно грязной.
Как Уи ни старалась, она не смогла прекратить слепое всасывание мусора с Земли и других периферийных миров. Гьершаза изменилась – здесь больше не было ни покоя, ни тишины. Посвистывал ветер, заплутавший в лабиринте ржавых труб, шуршали бумажки и пластиковые пакеты. У подножья холма, где возлежала Ныряльщица, стайка хмерлиней дралась с визгливыми детёнышами тинников. Шуму от них было, как от ярмарки.
«Раньше было лучше», – думала Уи.
Она скучала по безысходным мертвенным просторам.
«Зачем Лоцману понадобилось всё менять?»
Спешить было некуда – сторожи себе Границу, лови нарушителей! Просто и скучно. Уи знала, что её время придёт, когда Норон и Траквештрерия соберут армию и двинутся на Большой Дом. Вот тогда-то придётся попотеть, пробивая норы для соратников и разрушая вражеские порталы!.. Но это будет не скоро. Пока что она убивала время, играя в догонялки с ученицей Лоцмана и её глупым защитником.
Не беда, что Тийда Лан Хоколос застрял в пушчремце! Так даже веселее. Лишнее доказательство того, насколько опасен и ненадёжен «метод носителей», который применяли Отвратни.
Сама Уи изменила тело, едва представилась возможность, а потом столетиями пряталась в Слоях, закусывая Охотниками из Большого Дома. Никто не мог её поймать! Она не завидовала товарищам, которые могли жить среди людей. А чему тут завидовать? Малейшая ошибка – и ты растворяешься, теряешь контроль, забываешь себя.
«Лучше умереть, чем вселиться в человека!» – подумала Уи.
Тийду она не жалела – слишком уж высокомерный!
«Вот пусть теперь побегает!»
Конечно, если бы была возможность, она бы спросила совета у Норона. Но тогда придётся покинуть Гьершазу, а значит, оставить Границу без присмотра. Поэтому Уи решила подождать. Вдруг Тийда сумеет взять верх? Или ученица Лоцмана устанет и совершит ошибку…
Писк, визг и рычание усилились: драка малышни, которую заметила Уи, переросла в серьёзную схватку. Число участников увеличилось и продолжало нарастать. Из ближайших луж вылезли взрослые тинники – очевидно, на подмогу детёнышам. Среди них попадались экземпляры до пяти метров в длину. Взъерошив жёсткую шерсть, зубастые черви отбивались от наседающих шершавней, которые приползли на шум драки. Издалека это походило на борьбу макарон с вермишелью.
Ослабевшие и раненые твари пытались отползти подальше. На краю поля битвы их встречали вездесущие гидры. Даже жадуны присоединились к общему веселью, что было редкостью: они редко выбирались на поверхность.
