Изъян зеркала никак не мешал Норону общаться с Траквештрерией, который ежедневно являлся с жалобами: трудно сторожить плененных Держителей, трудно совмещать это с ловлей новых духов, трудно привыкнуть к беспечности жителей закрытого мира...
Едва лишь Зазеркальщик покидал пыльное «окно», Норон тут же отворачивался, стараясь не смотреть на своё отражение.
Тело Вишни полностью покорилось ему, от Охотницы осталась тень уничтоженной души, которая трепыхалась в закулисье сознания, но всё равно Норон опасался лишний раз заглянуть себе в глаза. Помнил, симптомом чего является пристрастие к зеркалам.
Утратив контроль над личностью носителя, Отвратни неосознанно пытались вернуть прежнюю власть – и под конец не могли отвести взгляд от собственных глаз.
Такой была старушка, пойманная Траквештрерией в больничном туалете.
Таким был лохматый бродяга, очарованный зеркальной витриной торгового центра.
В отличие от Стража Границ, который занавесил все зеркала в своём доме и отводил взгляд, проходя мимо машин с тонированными стёклами, эти двое не прятались. Наоборот – они так долго пялились в свои отражения, что Траквештрерии не составило труда заметить их и перетащить на новую базу.
Парочка была выдающаяся: худая лысая бабка в застиранной ночнушке и бородатый мужик в страхолюдном буром пальто, напяленном поверх грязного комбинезона.
Какое-то время они лежали на грязном линолеуме и тяжело дышали, словно потерпевшие кораблекрушение. С ними произошло нечто похожее: затянуло в Зазеркалье, а потом бесцеремонно вышвырнуло обратно в реальный мир.
Первой очнулась бабка. Покрутила головой, заметила бродягу, узнала – и тут же вцепилась ему в горло.
– Это он! Он!! – в исступлении повторяла она, изо всех сил сжимая тонкие морщинистые пальцы.
Она и цыплёнка не смогла бы задушить.
– Сука! Сука!! Всё из-за тебя!
Каждое слово сопровождалось запахом кабачковой икры. Было видно, как ходит ходуном вставная челюсть с жёлтыми зубами.
– Голову тебе отгрызу, скотина блядская!!
Угрозы утомили её, и старуха принялась визжать, топчась острыми коленками по груди ошалевшего Ясиня, который не делал попыток освободиться.
Звуки, похожие на предсмертную агонию поросёнка, наверняка были слышны у соседей и на лестничной площадке. Голос впечатлял! Чувствовалась многолетняя практика: сначала во дворе, потом дома и, наконец, в лечебном учреждении. Штампы на ночнушке подсказывали, что это было особое лечебное учреждение.
Норон пинком отбросил костлявое старушечье тело.
– Ещё один звук, и я сам тебе голову отгрызу, – пообещал он.
Бабка ударилась о косяк двери, полежала немного, потом завозилась и начала ворчать – еле слышно, будто полы скрипели.
– Как тебе не стыдно!.. Пожилого человека… Ногой! Ногой пожилого человека бьёшь! А я старая… Слабая… Плохо мне! Не могу ответить… Изверг! Я же ничего не могу! Ничего…
Ей действительно было очень плохо.
Уи-Ныряльщица настолько привыкла к своему великолепному телу, что разучилась существовать вне его. Поэтому выбрала податливого носителя, не способного сопротивляться. Легко покорить душу, которая ослаблена болезнями и алкоголем! Единственное преимущество таких объектов.
Теперь никто не мог ей помочь: Уи тонула в дряхлом рассыпающемся рассудке.
Тийде тоже было не сладко – он выбрал слишком сильного носителя.
Единственное «лекарство» при такой «болезни» – уничтожить тело и дать Отвратню шанс переродиться. Увы, но так поступать нельзя, потому что Уи-Ныряльщица, судя по всему, не сумеет захватить ещё одного носителя, а Тийда…
Тийда был слишком опасен, чтобы его убивать.
– Убей меня, – прошептал он. – Убей поскорее...
– Убью!.. – взвизгнула бабка, воодушевлённая просьбой. – Убью сучонка!
Она поднялась на колени и поползла к врагу, так что Норону пришлось одарить её ещё одним пинком.
– Не лезь! – зарычал он.
В зеркале маячил любопытный Траквештрерия – он не рискнул проверять свою неуязвимость на Тийде, которого не зря называли «Непобедимым». Бросив недовольный взгляд на Зазеркальщика, Норон наклонился над трясущейся старухой, заглянул в выцветшие глазёнки.
– Уида Керликенри, – сказал он, используя Красное Наречие и старое имя Ныряльщицы. – Кто уничтожил твоё тело?
– Голодные твари... – захрипела она на том же языке, но с чудовищным акцентом. – Отродья Гьершазы. Ученица Лоцмана... она была там.
– Почему ты не убила её, Уида Керликенри? Ты должна была её уничтожить!
– Тийда мешал... Сука, сука! Он защищал её. Я боялась... – старушка заплакала от обиды и страха. – Это же Тийда!
– Тийда Лан Хоколос! – поправил её второй «калека». – Не смейте сокращать!
Красное Наречие, на котором он говорил, а также суть претензии – всё это давало надежду на исцеление. На Пушчреме из-за такого пустяка Тийда чуть голову не открутил Хавансе! Норон оставил Уи-Ныряльщицу и склонился над вторым «больным».
– Зачем ты вернулся на Землю? – спросил он у Тийды на целебном Красном Наречии.
Носитель, сломавший Тийду, мог знать о проблеме с сокращённым именем, но вряд ли успел выучить язык агентов Большого Дома.
– Я хотел сообщить Обходчику, что Гьершаза свободна.
- Но не сообщил?
– Нет.
– А где ученица Лоцмана?
– Следит за Границей.
Вспомнив о Гийоле, Ясинь улыбнулся, но Тийда перехватил контроль над мышцами, и добродушное лицо Пушчремского иммигранта исказилось в чудовищном оскале.
– Почему ты не дал убить девчонку?
– Я не мог, – Тийда вздохнул. – Это он… Он её любит.
– Значит, любит…
Вздохнув, Норон примерился – и врезал ему носком ботинка под рёбра. Тийда коротко вскрикнул и сжался, готовясь к следующим ударам, но по-прежнему не пытался прикрыться.
– Лучше бы ты остался на Пушчреме, – сказал Норон и на всякий случай сунул руку в карман, чтобы дотронуться до чёрной фигурки. – Мы бы и без тебя управились!
– Извини, – прошептал Отвратень.
Норон недобро усмехнулся, глядя на него сверху вниз.
Очень хотелось ударить ещё раз. Вместо этого он спросил:
– Обходчик знает тебя?
– Да.
– Подозревает?
– Да.
– Доверяет?
– Да.
– Почему ты не пошёл к нему?
– Потому что я хотел пойти к тебе.
– Это всё, на что ты способен? Доломать себя и ждать Траквештрерию?
– Убей меня, – попросил Отвратень.
Норон лишь покачал головой.
– Почему ты помешал Уи?
– Я не смог его остановить! – пожаловался Тийда, продолжая неподвижно лежать на спине. – Он влюбился в Гийолу! У него никого не осталось, кроме неё…
