— Ты увидишься с мэром, — сказал он. — Передай ему это. Не хочется мне пользоваться каналами связи — может услышать кто посторонний. А мэр человек умный.
— И что это?
— Видишь ли, я думаю, для всех очевидно, что от освоения нам теперь не уйти. Но я лично собираюсь отстоять хотя бы эту часть континента.
— Как?
— Я скупаю небольшие участки. По гектару, по два — не больше. Столько, на сколько хватает денег. Они разбросаны на большой площади. Эту площадь не удастся освоить, не затронув моих земель. Если нас, владельцев таких участков, будет много — они на этом споткнуться. Я хочу, чтобы мэр знал о моем плане. Он человек умный, он будет знать, как действовать.
— И еще там заказ в Метрополию, — сказал Арн, когда мы подошли к машине. — Заказ на оружие.
Я молчал, и он, не дождавшись моего вопроса, сказал:
— Нам скоро может потребоваться оружие. Эффективное оружие — не то, что есть на Сэлхе сейчас.
Я открыл дверь машины и замер. Мне вдруг мучительно, до боли, захотелось сказать ему, как-то предупредить его, предотвратить неизбежное. Но это желание владело мной лишь несколько секунд. Я быстро взял себя в руки, сел на сиденье, кивнул на прощанье и закрыл дверь.
Через минуту огни фермы скрылись позади. Я переключил управление на автопилот и сидел, уставившись в черноту ночи перед собой. Внизу от горизонта до горизонта искрился океан, до поселка было полтора часа полета.
Есть время подумать.
Наверное, впервые в жизни я чувствовал себя последним мерзавцем.
Но менять что-нибудь было уже поздно.
Второе сообщение специально для Сэлха пришло утром ровно через неделю. Я держал его в руках и не знал как быть. Мне стало противно все, что я делаю здесь, и какое-то время я даже думал о том, стоит ли нести сообщение мэру, не лучше ли взорвать сейчас Станцию Связи и дальше пусть все будет так, как будет. Детские мысли. Сентиментальные мысли. Только сантиментов мне еще и не хватало.
Собственно говоря, удивляться было нечему. Все развивалось логично и естественно, и это можно было предвидеть. Всем давно известно, что концентрат из листьев гла-у может быть использован для производства весьма эффективного галлюциногена длительного воздействия. И всем было столь же хорошо известно, что он давно и в достаточно широких масштабах именно для этого и используется, исчезая под разными благовидными предлогами из технологических циклов при производстве лекарств фирмами, его закупающими. Раньше на это предпочитали закрывать глаза, поскольку наркотики — выгодная отрасль производства и удобное средство массированного воздействия на определенные слои населения. Теперь об этом решили вспомнить. Вспомнить просто для того, чтобы выбить почву из-под ног экономики Сэлха.
Сухим канцелярским языком в сообщении говорилось, что в последнее время Департаментом общественного здоровья отмечено значительное увеличение потребления определенных производных концентрата гла-у. В связи с этим движимое интересами общества правительство Метрополии берет под строгий контроль ввоз концентрата в Метрополию, его переработку и использование готовой продукции. Концентрат гла-у переводится из числа товаров двенадцатой категории импорта в число товаров категории импорта 2А (хорошо еще, что не в первую категорию, хотя для производителей разница невелика). Это означает, что импорт гла-у ограничивается определенной, устанавливаемой правительством квотой, а цены на концентрат на внутреннем рынке Метрополии значительно повышаются. Повышаются, естественно, и закупочные цены, но, учитывая размеры пошлины на товары группы 2А, а также еще не установленные размеры квоты ежегодного ввоза концентрата в Метрополию (которые наверняка составят не больше двадцати-тридцати процентов от нынешнего его производства), можно было с уверенностью предсказать, что Сэлх терял практически все возможности получения прибыли за счет экспорта в Метрополию своей монокультуры. Экономика Сэлха теперь обречена, на планете оставалось лишь одно богатство — реенгрит.
Меня поразило, что мэр нисколько не удивился. Он взял у меня листки с сообщением, пробежал глазами по первой странице, пролистал остальные — не столь важные, содержащие лишь различные дополнения и уточнения, и сказал совершенно обыденным тоном:
— Ну что ж, я ждал этого.
— Вот как?
— Конечно, Мэг. Это просто логически вытекало из первого сообщения. Метрополия крепко нас держит.
Он сунул листки в щель приемника, потом немного посидел молча, барабаня пальцами по матовой поверхности стола.
— Все очень просто, Мэг, все очень просто. Они хотят исключить малейшую возможность того, что мы сами будем разрабатывать реенгрит. И они ее исключили. Черта с два мы теперь получим какие-нибудь кредиты!
— Странно устроено общество. Вроде бы, такое богатство на Сэлх свалилось — а большинство населения оно чуть ли не по миру пускает.
— Да, многим теперь ничего не остается, кроме как включиться в разработку месторождений реенгрита. И условия будем диктовать теперь не мы, а те, кто получит право на разработку. С самого начала нам навязали этот гла-у в качестве монокультуры, и рано или поздно все равно взяли бы нас за горло. Я удивляюсь только, почему они нас вообще так долго не трогали.
— Наверное потому, что Сэлх не имел раньше никакого значения.
— Да, наверное именно поэтому.
Из мэрии я пошел в контору Службы Связи. Раньше это помещение почти всегда пустовало — мало кому здесь требовались мои услуги. Но теперь именно сюда стекались все послания, что хотели отправить в Метрополию местные жители. Раз в сутки я заходил сюда за накопившейся корреспонденцией и относил к себе на Станцию Связи. Нелепый старинный обычай — писать все послания на бумаге, придавая им тем самым, как учили нас в Академии, силу документов. Наверное, именно из-за своей нелепости этот обычай и дожил до наших дней.
В конторе я достал из ящика послания и разложил их по порядку. В основном это оказались заказы, попалось также несколько запросов на кредиты и еще какие-то бумаги о банковских операциях. И одно личное послание — это было серьезно, над этим стоило подумать.
Я сложил бумаги в папку и побрел к себе на холм. Туда ко мне обычно никто не поднимался, поскольку в помещение Станции мог входить лишь один человек на планете — я сам. Даже если бы я захотел пригласить кого-то к себе, Станция не пропустила бы его внутрь. Это железный, нерушимый обычай Службы Связи Метрополии. Как нерушим был и ответ планет — членов Ассоциации, которые пользовались услугами нашей службы — ни один из нас, носящих ее мундиры, никогда не мог ступить в зал заседаний местного органа власти. Я, по идее, тоже не имел права вступать в зал, вход в который был расположен справа от двери в кабинет мэра, но я еще ни разу не видел, чтобы местные жители воспользовались этим помещением.
