— Сепаратисты уже там?
— Нет, и пока не собираются. Ну, еще этот приказ объяснили ремонтом и получением снабжения. И это после того, как мы разбили их базу на Угма-Ру. Правда, Штрима положение вещей устраивает. Ничего делать не надо, и все хорошо.
— Меня тоже устраивает. Ты хотя бы на два дня домой прилетел.
— Мама, я должен быть совсем не здесь.
— Успеешь еще. Без тебя война не кончится.
— Интересный прогноз, — он поднял брови, а затем продолжил. — Да, и как раз теперь Цандерс лично поехал в столицу выяснять, сколько нам еще ждать.
— Подожди, Цандерс — это…
— Наш адмирал. А Штрим — мой капитан. Кстати, ты же не знаешь последних новостей.
— Тебя опять повысили в звании?
— Еще как, — Анакин улыбнулся. — Я теперь старший помощник «Мегеры».
— Поздравляю.
— Ага, спасибо. Штрим как раз пытался оспорить приказ адмирала и даже написать кляузу в Совет Безопасности. Но ему посоветовали помолчать.
— Твой капитан хотел оспорить приказ?
— Ну, на самом деле я не имею никаких прав на эту должность. Просто во время одного боя я был на мостике. Штрим так гениально спланировал операцию и вылет истребителей, что дредноут сам попал под прямой огонь противника. Половину щитов потеряли. И тут как раз со Штримом связался адмирал и спросил, что за дурь он затеял. Я понял, что надо ловить момент, обратился к Цандерсу и предложил изменить тактику атаки. Он меня выслушал и приказал Штриму действовать по моему плану. Во-первых, я вывел дредноут из-под огня. Во-вторых, перераспределил атакующие истребители так, что защищаться пришлось сепаратистам, а не нам.
— А Штрим?
— А Штрим свалил свою ошибку на старшего помощника. Его понизили в звании, а помощником Цандерс назначил меня. Это все очень здорово, конечно, только вот я никогда не был офицером флота. Ну да, я разбираюсь в технике не хуже их, а с истребителем управляюсь еще и лучше. Только формально все это еще не дает право офицеру десантных войск заниматься тем, чем он вообще не должен заниматься. Короче, Цандерс пошел против правил. Это, мягко говоря, ненормально. Хотя с другой стороны, в армии Республики ненормально почти все…
Шми хотела что-то спросить, но в прихожей в этот момент послышался шум, и они оба замолчали. Вошла Беру.
— Анакин!
— Привет, Беру. Как жизнь, солнышко?
— Хорошо, — ее пухлые губы вытянулись в улыбку до ушей. Стянутая косынка была брошена на свободный стул, о спинку которого Беру оперлась руками. — Будешь с нами ужинать?
— Не откажусь.
— Ты на фрахтовике прилетел?
— Не, на крайт-драконе.
— А что вы сейчас перевозите?
— Что заказывают, то и перевозим. Хочешь, тебя куда-нибудь перевезем.
— Да ну, — Беру задорно мотнула головой. Потом поправила сбившиеся под косынкой волосы.
— Оуэн не пустит?
— Он меня и в Мос-Айсли одну не пускает. Боится, что я какого-нибудь пилота подцеплю.
— Какой строгий у тебя муж. И не надоело такой красавице сидеть на ферме, а? — Анакин подмигнул ей.
— Ну, как тебе сказать…
— А ты убеги.
— С тобой, что ли?
— Да я вроде не единственный тут навигатор. И пилотов в космопорте, ну… как песка в пустыне…
— Еще чего! То говорил, что увезет, а то сразу к другим пилотам отправляет. Вот и верь таким! Пилоты…
Беру надула губки, делая вид, что обиделась и занялась расставлением тарелок по столу. Потом открыла дверь позвать Оуэна к ужину.
Ларс одарил Анакина оторопелым взглядом.
— Так это ты, значит.
— Добрый вечер, Оуэн.
— Ты сейчас… приехал?
Анакин взглянул на хронометр.
— Ровно двадцать три минуты назад.
Оуэн что-то хмыкнул.
— Не видел, как ты вошел.
— А я тебя видел. Думал, не стану тебе мешать. Ты же занят был, обшивку уловителя полировал.
— Я его чинил, между прочим.
— Что с ним не так?
— Ржавеет изнутри.
— Пропускает влагу, значит. Проверь клапан на воздухозаборнике.
— Проверял уже.
— И что?
— Течет.
Скайуокер пожал плечами.
— Ну так поменяй.
— Дорого. Лучше бы починить.
Анакин подумал, что ему нет никакого дела до того, как ведет хозяйство типичный татуинский скряга. И банте было понятно, что в этом доме никогда не будет достатка. С другой стороны, на ферме все еще жила мама. И неизвестно, сколько ей еще придется здесь жить.
— Ладно, покажешь мне завтра это клапан. Разберусь.
Ларс сел за стол напротив Скайуокера. Тот вытащил кошелек. Протянул его через стол.
— Твоей семье и дому. Моя личная благодарность.
Оуэн не смог удержаться от искушения глянуть внутрь. Анакин с трудом подавил улыбку.
— Ты до сих пор навигатор фрахтовика?
— Ага, — сказал Скайуокер, скользнув по Оуэну взглядом «а ты до сих пор фермер?»
— Хорошая работа?
— Не жалуюсь. Вот сегодня прилетели, удачно сбыли груз.
— Понятно. А что за груз?
— Спайс, как обычно. Тонны две.
— Патрулей не боитесь?
— А кто нас засечет?
— Ну, республиканцы.
— С этим их бардаком? Не думаю. Если только какая дрянь не настучит. Но это не страшно. Дрянь мы найдем и тоже настучим. По голове.
Анакин поймал на себе почти умоляющий взгляд Шми, снова подавил усмешку и сосредоточился на ужине. Оуэн ничего не заметил, потому что на всякий случай опустил глаза в тарелку. Он и не думал никому доносить. И вообще, решил про себя Ларс, лучше ему не знать, чем конкретно занимается этот юный переросток, да и разговор о контрабанде не приличествует его добропорядочному дому.
Вся дальнейшая беседа состояла из коротких фраз, относящихся исключительно к еде.
* * *
Анакин проснулся поздно, когда солнце уже было высоко.
Он вспомнил, что вчера еще очень долго говорил с матерью. На кухне и шепотом. Уже взошла вторая луна. Местные жители шли спать на закате звезд-близнецов.
Раз в полтора года можно позволить себе и такую роскошь, пусть даже роскошь и Татуин — понятия априори не сочетаемые. Кажется, даже вчерашнее отвращение к родной планете на время отступило. Словно он смог оставить его за порогом дома.
А вставать по прежнему не хотелось. Напротив. Хотелось закрыть глаза и спать дальше. Самооправдание уже было на месте и называлось «отоспаться за два года войны». Нет, не получится. Мама, наверно, уже встала. Она же не может не помогать Беру по дому. Интересно, который сейчас час?
В сознание прокралась мысль о том, что свой хронометр по старой привычке он засунул глубоко в нагрудный карман куртки, а куртку, естественно…
Поискал глазами. Нашел на комоде серый треснувший по краю пластиковый кубик. Экран горел зелеными цифрами. Это была одна из тех немногих вещей, принадлежавших лично матери и которые Шми решила увезти с собой из дома Уотто.
