Поискал глазами. Нашел на комоде серый треснувший по краю пластиковый кубик. Экран горел зелеными цифрами. Это была одна из тех немногих вещей, принадлежавших лично матери и которые Шми решила увезти с собой из дома Уотто.
Потянулся — Силой. Достал.
Потому что это было можно. В конце концов, разве Татуин — не родина вседозволенности?
Анакин до сих пор помнил, как после побега из Храма старался не думать о Силе. Не использовать, отключиться, забыть. Так было нужно. Зато потом, как только офицер безопасности Республики строго настрого запретил ему пользоваться своими способностями, играться с Силой стало особенно интересно. Отчасти из природного чувства противоречия. Отчасти и потому, что это был еще один его секрет, а тайны он любил и берег всю жизнь.
Естественно, медитация в его исполнении имела мало общего с тем, что преподавали в Ордене. Скайуокер очень быстро понял, что к Силе можно обратиться и без выказывания ей фанатичного преклонения. Садиться в позу лотоса совершенно необязательно. И никакой Храм с двенадцатью колоннами и тысячью фонтанами не нужен. Угол в грязном бараке или койка в казарме были достаточно функциональны. Если удается натянуть одеяло на голову или укрыться шинелью, появляется прекрасная возможность сосредоточиться. Утром или вечером всегда будут две-три минуты, которые полностью принадлежат тебе. Подобное короткое прикосновение давало возможность настроить себя на глубокий сон и выкроить из нескольких часов полноценный отдых. Или наоборот, помогало начать новый день. Сильно начать. Импульсом. Огнем выжигая усталость и сонливость. Помогало на тренировках. И уже потом — в бою. А раз так, зачем тратить долгие часы на «постижение Силы»?
Впрочем, никогда и нигде Анакин свои способности открыто не демонстрировал. Да никто и не догадывался. Ну, были те, кто удивлялись. За год службы в десантном подразделении, старший лейтенант Скайуокер приобрел репутацию человека, который странным образом мог отделаться легким ранением там, где гибли десятки других. Шел на рискованные задания и возвращался живым. Проходил под снайперским огнем. Знал, как не наступить на мину. А с другой стороны, кто сказал, что кроме старшего лейтенанта Скайуокера в республиканских войсках не было удачливых бойцов? Интуицию еще пока никто не отменял.
Едва слышно скрипнула дверь.
— Я так и думала, что ты не спишь.
Шми вошла в комнату с подносом. Анакин мгновенно сел в кровати.
— Не вставай. Я тебе кофе принесла.
— Да? Я пожалуй, сейчас единственный человек на Татуине, который дрыхнет до обеда и завтракает в постели.
— Еще есть Джабба.
— Спасибо за сравнение. Мой прогресс налицо, — сказал Анакин, беря поднос из рук матери.
— Кофе горячий.
— Это же хорошо, — половина кружки была влита внутрь себя. — Я как раз такой люблю. Проснуться помогает. — Он взял бутерброд, но тут же, что-то вспомнив, положил его обратно на тарелку. — Мам, я вчера забыл тебе кое-что важное сказать. Я собрал достаточно денег. Чтобы переселиться.
— Ларсы, вроде бы…
— Не в Ларсах дело. Я знаю, что Оуэну очень выгодно сдавать тебе комнату. Я вообще о Татуине.
— Уехать отсюда?
— Да. Я не хочу, чтобы ты оставалась здесь. И я все время слежу за ценами на недвижимость. Конечно, сейчас в большинстве систем инфляция. Но когда война кончится, думаю, мы сможем снять приличную квартирку даже в столице.
— Это страшно дорого, Анакин.
— Мама, так я же практически не трачу свое жалованье. Мне и не на что его тратить. И некогда.
Шми стянула губы в улыбку и покачала головой.
— Тебе сейчас двадцать два. Как ты и говоришь, война кончится. Ты женишься. Заведешь семью. И тогда тебе будет куда тратить деньги.
Анакин приподнял брови.
— Я должен сначала вывезти тебя с этой мерзкой планеты.
— Знаешь, я ведь на этой мерзкой планете родилась.
— Я тоже.
— И к Татуину я привыкла.
— А я нет.
— Я знаю, Анакин. Ты смог отсюда вырваться. И не должен возвращаться.
Он допил кофе и поставил кружку на поднос. Посмотрел в окно. Увидел, как гладкая желтая ткань стелется до едва различимого края горизонта.
— Еще кофе хочешь?
— Нет. Тут недавно буря была, да?
— Пару дней назад. В это время года это же обычное дело.
— Я так и подумал, когда летел. Больно песок ровно везде лежит, и дорожки сюда видно не было, — он снова задумался. Потом отставил поднос в сторону и подтянул к себе согнутые в коленах ноги. — Помнишь, когда я выиграл гонки, ты сказала, что мой пример позволил людям обрести надежду. Я тоже тогда так думал. Но скажи честно, тут что-нибудь изменилось с того времени, как я улетел отсюда? Я вчера прошелся по Мос-Эспа. Заглянул на гонки. С местными пообщался.
Эти слова давались ему нелегко, но он хотел сказать то, что думает.
— Знаешь, такое чувство, что на улицах лежит то же самое дерьмо, что и раньше.
Шми не ответила.
— Разве я не прав? Нужна здесь кому-нибудь надежда?
— Не надо так, Эни.
— А как надо? Сегодня ровно двенадцать лет со дня тех самых гонок. Я вот вспоминаю и думаю, что же меня тогда дернуло вообще к Квай-Гону пристать? Я ведь как знал… Ну да, я помочь хотел. Себе в том числе.
— Они были другими. Ты это почувствовал.
— Вот именно. Не как все с Татуина. А ведь, подумать только, если бы Квай-Гон не погиб, я бы теперь был джедаем.
— Жалеешь?
Анакин покачал головой.
— О Квай-Гоне — да. И все. А так: у меня свои дела, у них свои.
— Рыцари Ордена тебе не попадаются?
— Под ноги?
— Вообще.
— Мельком видел. Ну, какого-то… — Скайуокер замялся, он старался не употреблять при матери много бранных слов, и свой лимит уже исчерпал, — в плаще. Пару раз в штаб кто-то из них приезжал.
— Они же на фронте вместе с вами.
— Ага, особенно в холоновостях. Знаешь, на деле все обстоит иначе. Спецназ, дипломатия — это да, и правда на них держится. То, что называется тонким урегулированием конфликтов. Они — элита, а мы — так, пушечное мясо для отведения внимания противника. А и ладно, впрочем… — Анакин махнул рукой. — Я опять о рогатых бантах. То есть о Татуине. Мама, ты тоже не должна здесь жить. Если есть возможность. А возможность будет, я обещаю.
— Посмотрим.
— Мама, ты даже не видела других систем.
— Зато ты мне достаточно о них рассказывал.
— Ну, значит, я плохо рассказывал. Да и это совсем не то. Ты не представляешь, какие есть красивые интересные миры. Где можно по-человечески жить.
— Если есть деньги.
— Деньги есть.
— Я даже не гражданка Республики.
