— Ждите нас здесь, — скомандовал Циммер и тоже бросился в погоню.
Фигуры нелепо бежали по песчаной поверхности, быстро удаляясь в сторону нечёткого, будто бы призрачного горизонта. Пётр непонимающе посмотрел на Мирера. Шкипер оставался спокоен.
— Что случилось? — спросил Пётр.
— Не наше дело, — ответил Мирер. — Раз началась такая Петрушка, нам лучше не вмешиваться.
— Это будет правильно?
— Это будет разумно. Сейчас мы медленно пойдём вслед за ними. Ни во что не вмешивайся. Помни, наша цель — чужой корабль, а не внутренние разборки спецслужб Земли.
— Спецслужб Земли? Откуда ты знаешь? — челюсть Петра упёрлась в мягкий кожух скафандра.
— Я не знаю. Я думаю, — ответил Мирер. — Вполне возможно, я ошибаюсь. Иногда бывает недостаточно исходных данных, чтобы сделать правильный вывод. Одно я знаю твёрдо: лучшая тактика и стратегия в любой ситуации — не вмешиваться. Понимаешь?
— Не понимаю, — честно сказал Пётр.
— Ясно. Тема закрыта. Давай вернёмся к первоначальной цели экспедиции и всё-таки сделаем свою работу.
Некоторое время они шли по дороге. Потом Пётр спросил:
— А на другие темы я могу задавать вопросы?
— Запросто, — ответил Мирер. — Спрашивай.
— Какого уровня достигли нанотехнологии человечества?
Мирер на секунду задумался, потом ответил:
— Благодаря им потеряны три планеты земного класса и семьдесят два миллиарда человек. После чего законом от 3175 года нанотехнологии повсеместно запрещены под страхом смерти.
— Не слишком строго? Смертная казнь — удел варваров.
— Я видел одну из этих планет. Тебе знаком термин «gray goo problem»? Вижу, знаком. А я вот столкнулся с этим вживую. Когда самовоспроизводящиеся наноботы превращают цветущую планету в «серую пыль», состоящую из биллионов этих самых наноботов, зрелище не из приятных.
— В серую пыль? — не поверил Пётр. — И металлическое ядро?
— Не ядро. И даже не литосферу, — пояснил Мирер. — Поверхностную органику. Почву, растения, животных, людей…
— А аккуратно их использовать нельзя? На благо человеческой цивилизации?
— Каждый сотый человечек — потенциальный самоубийца, — жёстко ответил Мирер. — Каждый десятый самоубийца не прочь захватить с собой на тот свет кого-нибудь ещё. И тут перед нами встаёт большая проблема. Из-за одного психа, который запрограммирует наноботов на бесконтрольное размножение, может погибнуть человечество на всех обитаемых планетах.
— Дела… — задумчиво ответил Пётр.
Как ни странно, после этих слов страх отступил. Пётр ощущал себя не жертвой обстоятельств, а первопроходцем, от которого может зависеть судьба человечества. Исследователем. Они шли по дороге, а дымка висела буквально в нескольких метрах от них. Видимость упала почти до нуля.
— Так и должно быть, — успокоил Петра Мирер. — Это нормальная реакция на присутствие чужаков. Пылевая завеса.
Заверещал зуммер.
— Обнаружены первые признаки наноактивности, — вклинился в разговор невидимый Вернер. — Расстояние до границы разлома чуть менее километра. Продолжаем движение.
Мирер сразу насторожился, в его шагах проглядывала какая-то кошачья осторожность. Наноактивность — страшная штука, она поражает изнутри, быстро и неотвратимо. Петра охватила паника.
— Не нервничай, — неожиданно спокойно сказал Мирер. — От наноботов «вышки» защищены основательно. Следует опасаться предметов которые на несколько порядков больше. Какой-нибудь камень, способный пробить в скафандре микротрещину, гораздо опаснее самых жутких наноботов.
— Этот камень может состоять из наноботов, — сказал Пётр.
— Не думаю, — ответил Мирер. — Любые боты имеют свою специализацию. Универсальных наноботов не может существовать. Эта особенность законов наномира. Не те размеры, чтобы обеспечить полифункциональность таких конструкций.
— А если эти наноботы сконструированы специально, чтобы объединиться в камень, который пробьёт «вышки»? — предположил Пётр.
— Не проще использовать обычный камень?
— Эти наноботы созданы не людьми. Их создателями руководила нечеловеческая логика.
— Логика одна. Она не делится на человеческую и нечеловеческую, логика руководствуется целесообразностью.
Пётр не успел ответить, потому что в уши ворвался треск помех.
— До разлома осталось двести метров, — прозвучал голос Вернера. — Наноактивность параболически возрастает. Это очень похоже на город.
Это был последний раз, когда они слышали голос Вернера.
Если это и было похоже на город, то только издали. Когда спейсеры приблизились, их взору предстали бурые холмы, местами покрытые малиновой пеленой. Свистел пронизывающий ветер, впрочем, его-то как раз ожидали. На реформированных планетах ветра всегда лютуют — гипертермальные области пока не диффузировали, и перепады атмосферного давления бывают ещё те.
Начало города прозевать было невозможно. Бурая трава в человеческий рост опоясывала околицу почти правильным кольцом. А внутри начинались чудеса. Дорога, которая привела путников в город, заканчивалась большой петлёй, внутри которой стояла статуя. Это был человек десятиметрового роста, рука которого была устремлена в небо. Лицо его показалось Петру смутно знакомым.
— А ведь это песчаник, — заметил Мирер, просканировав породу.
Голос его в головных телефонах скафандра прозвучал приглушённо, но тем не менее отчётливо.
— Вот тебе и сверхцивилизация, — крякнул Пётр. — Не могли что-нибудь интереснее подобрать.
В голосе стажёра прозвучало разочарование.
— А какого космоса им использовать что-то интереснее, если у них наноботы есть? — тут же возразил Мирер. — Отдал команду — эта фигура в клопа трёхногого превратиться. Ещё одна команда — в планетарный бот. Или в жилище. Или в ракетную установку. Или в еду.
— В еду не получится, песчаник невкусный, как его не перестраивай.
— А откуда ты знаешь, чем чужие питаются?
— Песчаник не является энергоносителем, — буркнул Пётр.
— Зато в нём содержится множество минералов, — сказал Мирер.
Пётр не стал спорить с Мирером. Спейсеры обошли статую и очень медленно пошли к центру аномалии. Непонятно откуда возникла дымка. Видимость упала почти до нуля. Пётр шёл вторым и в какой-то миг, когда Мирер остановился, чуть было не уткнулся лицом в его спину.
— Что случилось? — спросил Пётр.
Мирер молча кивнул под ноги. Пётр опустил взгляд и замер. Под ногами у спейсеров, широко раскинув руки, лежал Станислав Вернер. Без скафандра.
