Александр Житинский - Голоса

Но Митя тут же вспомнил, что только что ниспроверг нейтрино, заменив его временем, и выбежал в сад.

Он тоже стал ловить ягоды губами, чувствуя кожей, как сквозь него протекает поток времени. Немного кружилась голова, и мысли путались, но было такое ощущение, что время наполняет его, замедляя свой бег согласно Митиной теории, а все вокруг него живет ярко и интенсивно.

Пролетела бабочка с крылышками, на которых был легчайший слой желтоватой пыльцы.

Митя засмеялся ни с того ни с сего, как ребенок. Потом он подхватил под мышки Малыша и подкинул его, продолжая смеяться. Дети смотрели на Митю с некоторой тревогой. Бабочка, прыгая в воздухе, удалилась за сарай. Митя был единственным на Земле человеком, знающим, что такое время.

Установив, что Митя выдохся или, во всяком случае, сделал перерыв в работе, Аня решила немедленно использовать это обстоятельство. Митя был послан для осмотра бани на предмет подготовки ее к действию.

Митя согласился охотно. Он словно очнулся ото сна, задвинул свои формулы в дальний угол и вновь рассматривал окружающее с удивлением и восторгом. Красота реального мира спорила со стройностью мира придуманного, а скорее, все же не спорила, а дополняла ее. образуя вполне гармоничную картину, в которой дух и материя проявлялись свободно и равноправно.

На этот раз материя проявлялась в виде покосившейся у обрыва баньки, к глухой стене которой была привалена полурассыпавшаяся поленница березовых дров. Противоположная бревенчатая стена нависала над обрывом. Там росла крапива, а внизу, у реки, наклонялись к воде ветки ивы и ольхи.

Митя подошел к баньке со знакомым уже чувством узнавания после разлуки, поскольку первый и последний раз в своей жизни пользовался деревенской баней еще тогда, семь лет назад, в Кайлах. На двери бани висел ржавый замок. Митя потрогал его, и замок сам собою открылся. Следовательно, это была декорация. Столь легкая расправа с замком воодушевила Митю, и он, пригнувшись, вступил в маленький и захламленный предбанник, где валялась поросшая паутиной шайка. Дверь в саму баню была коричневой, а с внутренней стороны и совсем черной, впрочем как и стены с потолком. Лишь двухступенчатый деревянный полок был светел, а на нем разбросаны были высохшие березовые веники.

Митя осмотрел печку, нашел за нею ведро и не спеша спустился к реке за водою. Сходив туда-сюда не менее шести раз, он заполнил чугунный котел, вмазанный в печку, и оцинкованный бак, стоявший на плите позади котла. Чугунная плита была сломана, поперек нее проходила широкая щель. Митя зажег спичку и поднес ее к щели. В глубине печи навалены были булыжники, выходившие грудой с другой стороны таким образом, чтобы на них можно было плескать водой для получения пара. Митя обследовал и вспоминал, будто повторяя в уме когда-то пройденный в школе урок.

Восстановив назначение каждого предмета во всех подробностях, Митя сложил сухие веники в печь и поджег их. Они вспыхнули с треском и загорелись так споро, что Митя едва успел принести несколько поленьев и сунуть их поверх веников, пока те не прогорели.

Из печи, изо всех щелей пополз серый, щиплющий глаза дым. Пригибаясь к полу, Митя набил печь поленьями и выскочил наружу, как ошпаренный, яростно вытирая кулаками слезы.

Из трубы баньки нехотя вылезал жиденький дымок. Основная масса дыма, по-видимому, шла внутрь бани.

Подкатил Витька на мотороллере. На багажнике лежала сумка почтальона, набитая газетами и письмами. Витька остановил мотороллер, нырнул в баньку и через секунду вышел.

— Ну что? — спросил Митя. — Все в порядке?

— Угу, — сказал Витька и склонился над сумкой. Он отвязал ее от багажника и вывалил содержимое на траву. Затем Витька уселся рядом с горкой корреспонденции и принялся разбирать письма, не без труда, как показалось Мите, вчитываясь в адреса.

Митя взял газету и лениво просмотрел ее. Газета называлась «Сельская жизнь». Митя подумал, что там, за пределами Коржина и Кайлов, время будто остановилось, а отсутствие газет как раз и подчеркивало тот факт, что в мире не произошло и не могло произойти ничего мало-мальски интересного. Тут же применив свою теорию, Митя вывел из этого, что деревенская природа и деревенский воздух, видимо, обладают способностью превращаться во время, порождая его избыток. Поэтому тот месяц, что Митя с семьей проводит в деревне, для внешнего мира равноценен каким-то мгновеньям. Странно лишь то, что, вернувшись обратно и снова начав изучать газеты, Митя обнаружит, что месяц все-таки прошел.

— Неужели столько писем сюда пишут? — удивился Митя, указывая на горку конвертов.

— Это в лагерь, — пояснил Витька. — Тут за Литвиновом лагерь студентов.

— И за сколько же времени ты их накопил?

— Накопил… — проворчал Витька. — За две недели… А я не виноват! Дорогу размыло, не проехать.

— Мать-то, наверное, пешком ходит, — сказал Митя, поддразнивая Витьку. — Люди ведь ждут!

— А у меня ноги не казенные. Прочитали газету? Мне везти надо.

Митя отдал газету. Витька засунул ее в сумку и принялся заводить мотороллер. При этом он выражал неодобрение всем читателям газет.

— Чего их читать-то? Дураки одни читают…

— Ишь умный какой, — сказал Митя.

— А что? Я ничего не читаю. Зачем читать?

— Чтобы знать, — сказал Митя.

— А зачем знать?

— Чтобы отличаться от коровы.

— А зачем отличаться от коровы? — ехидно спросил Витька. Теперь уже он дразнил Митю.

— Чтобы понимать, что к чему, — ответил Митя, признавая в душе, что ответ не слишком убедителен.

Витька нажал на педаль, мотороллер фыркнул, рванулся с места и унесся. Уже издалека, с дороги, послышался из облака пыли Витькин торжествующий крик:

— А коровы, если хотите знать, больше вашего понимают!

— Дурак! — выругался Митя и пошел в баньку.

В бане стлался слоистый дым, который у потолка был погуще, а к полу разреживался, оставляя внизу сантиметров пятьдесят чистого пространства. Митя пригнулся, поворошил в печке дрова, подкинул еще несколько поленьев и вышел в предбанник. Там он принялся наводить порядок: смел с лавки пыль, затолкал под нее какие-то битые кирпичи, поставил в ряд тяжелые и толстые обрезки бревен, служившие табуретками, и подмел оставшимся березовым веником пол. За этим занятием его и застало очередное появление голосов. На этот раз они доносились как будто из бани. Голоса были тонкие, несколько возбужденные и, как всегда, неразборчивые.

— Дайте посмотреть! — услышал Митя. — Подождите! В очередь, в очередь! Я вам просто удивляюсь, невозможно же так толкаться! Посмотрели и хватит!..