— Дайте посмотреть! — услышал Митя. — Подождите! В очередь, в очередь! Я вам просто удивляюсь, невозможно же так толкаться! Посмотрели и хватит!..
Далее было невнятно, какое-то тонкое сопение с присвистом и шорох. Митя снова заглянул в баню, осмотрел внимательнейшим образом все углы, а потом выскочил наружу.
Он обежал баню кругом и остановился над обрывом. Конечно, никого он не обнаружил, за исключением стайки кур, которые чинно расхаживали невдалеке от бани, самым старательным образом выискивая что-то в траве. Возвышавшийся над ними петух искоса взглянул на Митю, как бы показывая полную свою непричастность к слышанным только что голосам.
«Галлюцинации»… — подумал Митя, потер виски пальцами и быстрым шагом заспешил к опушке леса, чтобы наломать свежий березовый веник для бани.
Когда Митя пересекал луг, он вдруг впервые услышал, что воздух окрест звенит и переливается на все лады самыми разнообразными звуками. С Митиных ушей будто сняли повязку — он стал слышать.
Митя даже остановился, пытаясь разобраться в звуках, которые окружали его и раньше, но воспринимались как нечто само собою разумеющееся, как определенного уровня фон, бессмысленный набор шумов, привычно отсекаемых сознанием.
Митя услышал стрекотание кузнечиков. Оно заполняло собою все пространство, образуя основу, на которой были вышиты птичьи трели. Воздух был простеган свистом и окантован шорохом травы, напоминавшим тончайшую бахрому шелковой скатерти. Издалека, раздвигая плотные нити пересвистов, перещелков и стрекота, проталкивался толстый уток кукованья, заслоняемый временами еще более отдаленным лаем, мычанием коров в лесу, плеском весла на Улеме и стуком моторки.
Каждый звук слышался обособленно и виделся Мите в линиях и красках. Общая же картина была поразительно разнообразна и вместе с тем едина. «Вот это мы и привыкли считать тишиной», — подумал Митя, и тут ему почудилось, что в этих низких и высоких тонах он слышит переплетающиеся друг с другом голоса, разговоры, монологи, признания, поучения, вопросы, споры, восклицания, сообщения и размышления вслух всех живых существ, а может быть, травы и деревьев тоже. Все говорили сразу, и всех было слышно. Время летело в голосах, купалось, кувыркалось в них и ощущало себя счастливым.
Да, время ощущало себя счастливым! Теперь, породнившись с живою и неживою материей, оно стало способным чувствовать. А Митя, открывший эту способность, тоже стал внимательнее и зорче — он заново учился видеть и слышать.
Он не смог наломать веток березы. Потянул было за одну — она подалась, вытянулась, не желая отрываться, — и отпустил. Ветка вылетела у него из рук, закачалась и успокоилась. Мите стало трудно вести себя в созданном им мире, где все оказалось связанным и нашло друг с другом родство. Вот уж не предполагал он, что его научные изыскания заставят его же заново осмысливать мир. Впрочем, Митя фантазировал, наделяя разумом природу и время, но так сильно было еще впечатление от собственного открытия, что Митю можно простить.
Баня получилась веселой. В темноте, в густом горячем пару, мелькали белые хлопья мыльной пены, шлепались на полок и таяли. Свет почти не пробивался сквозь единственное и закопченное окошко. Дети визжали, прыгали, выскальзывали из рук, как рыбы, когда Аня с Митей в четыре руки намыливали их, а потом окатывали водой из шайки. Голые дети настойчиво рекомендовали родителям раздеться, за что получили от Ани по звонкому шлепку. Милая детская щекотка хозяйничала в бане, мочалка прыгала по спинам, от каменки пылало жаром. Неизвестно, чего там было больше — мытья или угваздыванья, как выразилась Аня, в невесть откуда бравшейся саже. Митя залез на верхний полок и методично потел, пока Аня в предбаннике растирала детей и укутывала их в свитера, чтобы не простудились в прохладных сумерках. Потом она выпроводила их из бани и полезла наверх к Мите. Теперь можно было разоблачиться по-настоящему. Они сидели рядом, свесив ноги вниз, и шумно дышали паром, который входил в легкие осязаемо плотным комком, распиравшим грудь до боли.
Митя с удовольствием чувствовал, как по лбу, груди, бокам тонкими струйками бежал пот.
— Пойдем окунемся в речке, — предложил он Ане неожиданно. Митя знал, что существует такое банное удовольствие, но никогда его не испытывал.
— Да ты что! Простудимся, — убежденно ответила Аня.
Но Митя мгновенно, как с ним часто случалось, вошел в азарт. Он спрыгнул с полка, выскочил в предбанник и, приоткрыв дверь, выглянул наружу. Вечер уже спустился, было прохладно и тихо.
— За мной! — скомандовал он Ане.
— Прямо так?! — ужаснулась она.
Две белые фигуры выскользнули из бани и ухнули вниз, к речке, в молочный туман. Раздался всплеск, вскрик, и снова наступила тишина.
Митя погрузился в воду с головой, сделал несколько гребков и вынырнул на поверхность на середине реки.
Ему казалось, что он состоит из одного тепла — оно приняло форму его тела, и теперь Митя был небольшим нагревательным прибором во Вселенной. Звезды пробивались сквозь дымку тумана, на том берегу Улемы стоял стеной холодный и мрачный лес, река обтекала Митю плавными струями, но он героически обогревал пространство накопленным в себе теплом, не очень задумываясь над тем, что тепла на такой большой мир может и не хватить.
«О ночь и река, примите меня без остатка! — беззвучно пел Митя. — Я только кусочек тепла. Я отдам вам все… Повысим энтропию Вселенной!» Такие странные стихи складывались у него в голове.
У берега бесшумно плавала Аня. Митя подплыл к ней, фыркнул, как морж, и сказал:
— Мы подчиняемся термодинамике.
— Митенька, ты совсем спятил, — констатировала Аня.
Взявшись за руки, они взбежали на крутой берег, к баньке. Там их ждала неожиданность в лице Витьки, который топтался у двери, не решаясь заглянуть в баню. Митя и Аня промчались мимо него с хохотом, как безумные привидения, а Витька с испугу отпрыгнул.
— А я думал… — начал он, на что Митя, высунувшись из предбанника, ответил:
— Много думаете, милорд. Это вредно для здоровья… Мы сейчас!
— Да ничего! Мойтесь, — разрешил Витька. — Я потом.
Некоторое время спустя Митя с Аней вышли из бани и пошли по тропке к избе. Аня шла впереди с полотенцем, повязанным на голове в виде тюрбана. Они подошли к дому, и тут Митя остановил жену, приблизил к ней лицо и сделал страшные глаза.
— Сейчас я покажу тебе что-то удивительное, — прошептал он. — Только тихо!
Он взял Аню за руку и крадучись повел к сараю. Они остановились у ворот в хлев и замерли. Митя таинственно поднял палец вверх. Он ждал голосов, и голоса явились.
