Киноварные были известным родом. Некогда они вели крупную торговлю малиновыми красителями — вплоть до ценового скандала, который повлек за собой массовое лишение баллов и изъятие средств. Но они продолжали упорно хранить свою подпорченную гордость и не стеснялись обходить правила, когда хотели. Несмотря на внушительную череду предков Томмо и престижный семейный код ФК6, несколько неудачных браков с низкоцветными — неуклюжие, суетные попытки евгенических экспериментов, как утверждали некоторые, — разбавили фамилию. Теперь Киноварные обладали в основном средним и низким цветоощущением, скатываясь к серым. Бурые шли в гору, Киноварные — под гору. Так и работала система.
— Зайдем на почту? — предложил я. — Мне надо отправить телеграмму.
Здание почты располагалось на углу, как почти везде. Снаружи на стене висела доска с нацарапанным мелом заголовком из «Спектра» — бандиты что-то где-то учинили в очередной раз. Почтовый ящик был мягкого натурального красного цвета — не то что у нас в Нефрите с их насыщенными красками. Я не сразу понял, что ящик натурального цвета и притом сильно поблекший. Оглянувшись вокруг, я заметил, что синтетических оттенков в городе вообще мало.
Я послал телеграмму в Нефрит своему лучшему другу Фентону, в которой просил его выяснить относительно ингредиентов для Северуса и сообщал, что я записал таксономический номер кролика. Но поскольку я не видел кролика, а тем более его штрихкод, пришлось изворачиваться. Первые двенадцать цифр для млекопитающих были такими же, как у нас, но вот дальше возникали проблемы. Я поставил «13» для обозначения отряда, поскольку между грызунами и ежами существовал пробел в коде, потом «2» для рода и «7» для вида. Оставшееся я заполнил произвольными цифрами, не забыв поставить в конце F — femina, то есть самка: даже Фентон знал, что кролик на самом деле был крольчихой. Я нервничал, так как писал откровенную ложь, — но кто об этом узнает? А деньги, которые они мне дали, я уже потратил. Телеграммы в стихах на адрес Констанс я посылать не стал, решив сочинить что-нибудь хоть отчасти приемлемое. Констанс привыкла получать поэтические послания и от меня, и от Роджера Каштана, и планка была задрана достаточно высоко: как я, так и Роджер, не будучи сильны в рифмовании, платили за стихи другим людям.
Когда мы покинули почту, Томмо стал расспрашивать меня о моем житье-бытье. Я рассказал о стычке с Берти Маджентой, о переписи стульев и о Нефрите.
— Есть у нас уклон в сторону зеленых, это правда, но в общем все неплохо: заплесневелые с нами почти не разговаривают.
— А к сети город подключен?
Я кивнул.
— Набор из трех цветов, давление двадцать шесть фунтов. Можно получать большинство оттенков в пределах гаммы. Шестидесятипроцентные насыщенность и яркость.
Томмо тихо присвистнул.
— Вот бы и нам так!
— Восточный Кармин выглядит совсем неплохо, — осмелился заметить я, когда мы снова пошли по площади с ее чисто вымытыми черепицами крыш, мимо центрального фонарного столба и статуи Нашего Мэнселла вдвое больше натуральной величины. Мэнселл покровительственно смотрел на нас, тяжелые брови были навсегда сдвинуты в попытке обдумать какую-то глубокую мысль. — По крайней мере, вы не полностью обесцвечены.
Мы остановились перед ратушей, окрашенной в спокойно-зеленый цвет. Истертые каменные ступени вели на террасу, где шесть каннелированных колонн поддерживали плоский треугольный фронтон высоко над площадью. В поле песчаникового фронтона был вырезан девиз Коллектива: «Разъединенные, мы все же вместе». По обеим сторонам от массивных, в два человеческих роста, дверей висели выцветшие деревянные доски ушедших с именами горожан, чем-либо прославившихся: «ТРЭЙСИ ПЕРСИК, ДОБРАЯ, ЗАБОТЛИВАЯ, УШЕДШАЯ ТАК РАНО — 23 ДЕКАБРЯ 00207», или «ОЛИВ ОЛИВО, УМЕВШАЯ ЖОНГЛИРОВАТЬ ШЕСТЬЮ ДЫНЯМИ, ЕДУЧИ НА ВЕЛОСИПЕДЕ, — 12 АВГУСТА 00450». Было здесь и имя Робина Охристого, выведенное свежей краской: «РОБИН ОХРИСТЫЙ, ПРЕКРАСНЫЙ ЦВЕТОПОДБОРЩИК, ДЕРЖАВШИЙ ПЛЕСЕНЬ НА РАССТОЯНИИ И ЗАЩИЩАВШИЙ ВСЕХ И КАЖДОГО, — 16 ИЮНЯ 00496». Имена располагались согласно ценности их обладателей — крайней, высокой, повышенной, умеренной, которая порой устанавливалась необычным способом: жителей просили подать записочки с характеристикой кандидата.
— Хорошо, что они покрасили ратушу, — заметил Томмо. — Этот идиотский громоуловитель высосал все деньги. Если бы не он, ратушей занялись бы уже давно. Ну а о подключении к сети можно забыть.
— Неужели? Я слышал, что во Внешних пределах еще можно найти много старых вещей.
— Ну да, — едко отозвался Томмо. — Улицы у нас вымощены золотыми кирпичами, сам видишь. Извини, но это полная фигня. Прежние жили в основном на юге. А здесь куча мест, где, по-моему, их нога даже не ступала. И потом, в наших краях все давно закончилось.
Это становилось проблемой почти везде. Синтетические краски распределялись под строгим контролем Национального цветового совета, и чтобы получить их, существовал лишь один способ: собрать цветной мусор для последующей переработки. Из тонны цветного хлама будто бы получали галлон общевидного пигмента: достаточно для яркой окраски трехсот роз в течение полугода или бледной — в течение года. Кое-где жители все светлое время суток посвящали сбору цветного хлама, даже в ущерб производству еды. Цвет — и проистекающие из него увеселения — был всем.
— Но линолеумная фабрика ведь должна приносить баллы? — спросил я.
— Линолеум сейчас продается за десятую часть той цены, что была двести лет назад. Городской совет просил Главную контору о разрешении либо уменьшить выпуск, либо использовать линолеум вместо черепицы. По правде говоря, он очень износостойкий, даже слишком.
— Да, я слышал.
Все это время мы продолжали глазеть на спокойно-оливковые стены ратуши.
— Думаешь, они вправду зеленые? — спросил Томмо.
— Понятия не имею, — ответил я.
Никто не мог объяснить, как получается, что мы видим общевидный, а не настоящий зеленый. В конце концов, цвет существует лишь в нашем сознании: это ощущение, как звуки хорового пения с закрытым ртом в «Мадам Баттерфляй» или запах жимолости. Я знал, как выглядит красный цвет, но вряд ли смог бы объяснить, что это такое.
Мы уже довольно долго разглядывали ратушу и решили наконец пойти прочь, чтобы не нарваться на префекта или инспектора.
— А твоя семья давно здесь живет? — поинтересовался я.
— Я переехал сюда только год назад. Мои родственники происходят из боковой ветви Киноварных. Мы торговцы. И неплохие. Наш магазинчик был самым прибыльным в Восточном Красном секторе.
