Запоминай!
И Дарья увидела. Не образы — символы. Не объекты — абстракции. Не значения, а смыслы.
«Я…» — но думать было некогда. Перед ней, открывшейся «потоку», впустившей в себя «чужую речь», формировалась история вероятностного будущего, и это была самая потрясающая история из тех, какие она не могла себе даже нагрезить…
«С первым блеском зари — заварухе конец.
С поля боя сползла непроглядная мгла —
Ассагая не выпустит кафрский мертвец,
Побуревшею кровью покрыты тела…»
В зеркале торчало отражение голой Греты, и голос в башке, разумеется, принадлежал ей.
— Уйди! — потребовал Марк.
«Было бы предложено!» — фыркнула Грета и ушла из сознания.
Теперь Марк видел в зеркале себя, и это ему нравилось больше. Он вообще не любил путать сущее с воображаемым. Это Грета могла запросто «усадить» их с Карлом с собой за стол и вести с ними непринужденную беседу, отслеживая параллельно «внешний» мир, чтобы не сболтнуть лишнего при свидетелях. А он таких извращений терпеть не мог. Психопат? Да. Но вменяемый психопат.
— Берримор! — позвал он.
— К вашим услугам! — Дома дворецкий всегда был рядом. Собственно, он и был домом, или, как минимум, живой душой Маркова крома.
— Что слышно о княгине?
— Жива, но временно недоступна.
— Звучит двусмысленно! — усмехнулся Марк, натягивая трусы.
— Двойные смыслы рождаются там, где отсутствуют простота и искренность, — Берримор был тот еще философ, и в этом-то, на самом деле, и заключалась вся прелесть ситуации. — Зачем вы носите трусы, Марк? Зачем одеваетесь согласно этой дикой моде? Вы же терпеть не можете все эти тряпки!
— Что с того? — пожал плечами Марк и продолжил одеваться. — Есть, друг мой, многое на свете… Впрочем, ладно! Лишние слова. Все дело в дисциплине. Если я принял решение вести себя, как человек, принадлежащий определенной культуре, то должен следовать и соответствующей модели поведения, — мысль показалась сомнительной, и Марк ее несколько изменил. — Или, во всяком смысле, пытаться следовать принятому решению.
— Браво! — откровенно усмехнулся Берримор, Марку даже показалось на мгновение, что «дух» улыбнулся ему из зеркала на манер придуманного каким-то человеческим писателем Чеширского кота. Но, разумеется, этого не случилось — Берримор не имел облика.
«А писателя звали Люис Керролл, и он был математиком…»
— Натягивайте штаны, сэр, — продолжал, между тем, издеваться Берримор, — и не забудьте про смокинг! Кстати, галстук-бабочка в этом случае обязателен.
— Спасибо, Берримор! Я помню правила и одену даже жилет. Все на борту?
— Да, последними вернулись Птицелов и Людвиг. Прорвались уже во время боя.
— Повреждения корабля?
— Значительные, но ремонт осуществляется в подобающем темпе.
— Что значит, «подобающем»? — Марк пристегнул манишку и поправил стоячий воротничок рубашки.
— Умеренный, но не вызывающий раздражения.
— Любопытная формулировка, — улыбнулся Марк. — Когда мы отчаливаем?
— Уже отчалили.
— Что значит, уже? — удивился Марк. — Это когда это? И почему мне не сообщили?
— Вы принимали душ, мессир!
— Ну, а после душа?
— После душа я вам, сэр, как раз и сообщаю.
— Как далеко мы отошли? — не было смысла давать волю паранойе: отчалили, значит, отчалили. В конце концов, это прерогатива Кормчего.
— Восемь астрономических единиц, — прояснил ситуацию Берримор. — Маневр безопасности. Теперь лежим в дрейфе, ремонтируемся.
— А номады?
— Новой информации не поступало.
— Тогда, свободен!
— Никак нет, сударь!
— Что-то еще? — Марк оценивающе взглянул на себя в зеркало, но изъянов ни в одежде, ни в прическе не нашел.
— Господин Главный Кормчий настаивает на срочной встрече.
— До или после вечеринки?
— Дословно, прямо сейчас.
— Где?
— Цитирую. На ваше усмотрение.
— На мое? — Марк своим внешним видом остался доволен и мог теперь всецело отдаться делам. — Хорошо. Прикажи накрыть на двоих в Баварской гостиной: кофе эспрессо, граппа стравэкькья, кубинские сигары. Я что-то забыл?
— Я бы предложил горький шоколад.
— Бельгийский?
— Боже упаси! Только швейцарский.
— А что, если мне нравится бельгийский?
— Значит, у вас плохой вкус. В этом вопросе лучше ориентироваться на прецеденты. У госпожи Ворм вкус на сладости более изысканный, и Егор Кузьмич неоднократно отмечал, что их вкусы совпадают.
— Еще бы! — засмеялся Марк. — Им и девушки одни и те же нравятся!
— Бельгийский! — решил он, отсмеявшись.
— Вы упрямы.
— Я решил.
— Связаться с господином Главным Кормчим?
— Не связывайся! — снова засмеялся Марк. — С ним только свяжись, костей не соберешь!
— У меня нет костей! — возразил Берримор.
— Нет костей, но есть носитель.
— Ваша правда! Так мне оповестить Егора Кузьмича?
— Да, — кивнул Марк, — пусть приходит.
Самое любопытное, что дорогу назад она нашла сама. Что-то с ней там произошло, во время «беседы» с розовым «камнем». Что-то он с ней сделал.
«Мозги вправил, — усмехнулась Дарья не без горечи. — Уму разуму научил».
На круг, так и выходило. Вошла приживалкой, вышла хозяйкой.
«Хозяйкой? Ну, почти…»
Получалось, «камень» ее принял.
«Конфирмацию прошла!»
Дарья вошла в приемный зал и щелкнула пальцами, подзывая мелькнувшую между колонн служанку.
— Милочка!
— К вашим услугам, госпожа княгиня! — Феона вынырнула откуда-то из-за левого плеча, словно шла за ней всю дорогу, как приклеенная.
— Марк дома? — Вопрос, как вопрос, но отчего тогда так забилось сердце?
— Да, ваша Светлость.
— Я могу?.. — Дарья поняла вдруг, что не знает, что сказать. О чем спросить.
Увидеть Марка? Говорить с ним? Встретиться?
— Вы попали в мертвую зону, ваша Светлость! — с улыбкой присела в книксене «механическая девочка». — На ваш счет не отдавалось никаких конкретных распоряжений, но ранее поступившие инструкции трактуют ситуацию в вашу пользу по умолчанию.
— То есть? — сказать по правде, Дарья из этой фразы, сказанной на великорусском наречии, поняла не много.
— Господин де Вриз беседует с господином Главным Кормчим в Баварской гостиной. Прямо сейчас.
— Пиво пьют? — усмехнулась Дарья, отреагировав на прилагательное «баварский».
