— Мне нужно тебе кое-что сказать, Клодия. Кое-что очень важное, — промолвил он, стараясь не встречаться с ней взглядом. — Следовало сделать это раньше, не скрывать от тебя. Насчёт поездки в Академию. Есть причина… по которой королева разрешила мне…
— Ну да, знаю, чтобы ты поискал в Эзотерике, — нетерпеливо бросила она, меряя шагами кабинет. — Знаю! Просто мне тоже хотелось бы поехать. Почему она тебя отпустила, а меня — нет? Что она задумала?
Подняв голову, Джаред следил за её перемещениями. Сердце тяжело билось в груди. Как стыдно говорить об этом!
— Клодия…
— Но, наверное, это даже к лучшему, что я остаюсь. Подумать только, дуэль! Он совершенно не умеет себя вести! Напрочь забыл всё… — Поймав взгляд наставника, она остановилась и смущённо рассмеялась. — Прости. Что ты хотел сказать?
Его пронзила боль, не имеющая никакого отношения к недугу. В ней был гнев. Гнев и глубокая, горькая гордость. А ведь он никогда не считал себя гордецом. «Вы были ей наставником и братом. Вы были ей отцом больше, чем я», — вспомнил он язвительные, ревнивые слова Смотрителя и позволил себе немного посмаковать их. Она ждёт. Она ни о чём не подозревает. Как мог он разрушить её доверие?
— Вот об этом, — постучал он пальцем по лежащим на столе часам.
— Думаю, это должно остаться у тебя, — с облегчением откликнулась Клодия и добавила удивлённо: — Ты хотел поговорить о часах моего отца?
— Не о часах. Вот об этом.
Она подошла поближе. Учитель показывал на серебряный кубик, свисающий с цепочки. Клодия настолько привыкла видеть его в руке отца, что едва замечала. Но сейчас вдруг удивилась тому, что её отец с его спартанскими вкусами снизошёл до украшения-брелока.
— Это какой-то амулет?
— Это Инкарцерон, — без улыбки ответил Джаред.
Финн лежал в высокой траве и смотрел на звёзды.
Их отдалённое, но яркое сияние дарило ему ощущение покоя. Он примчался сюда после пира, пылая завистью и гневом, но тишина ночи и вечная красота звёзд приглушили его чувства. Ощутив, как травинки покалывают шею, он подложил руку под голову.
Они так далеки. Он мечтал о них в Инкарцероне, они стали для него символом свободы. Но теперь он понимал: вот они — звёзды, а он по-прежнему в тюрьме. Возможно, так будет всегда. Возможно, лучше ему просто исчезнуть, уехать в лес и не вернуться. Но тогда он предаст Кейро и Аттию.
А вот Клодия переживать не станет. Его передёрнуло при этой мысли, но избавиться от неё он не мог. Дочь Смотрителя выйдет замуж за Самозванца и станет королевой, как и предполагалось.
Почему бы нет? Почему бы Финну не исчезнуть?
Но куда бежать? И что дальше? Он будет жить в этой задыхающейся под гнётом Протокола стране и каждую ночь видеть во сне Кейро в железном аду Инкарцерона, не зная, жив ли его названый брат, сошёл с ума или искалечен, убивает кого-то или погиб?
Он лёг на бок и свернулся в комок. Принцам полагается спать на золотых кроватях под шёлковыми балдахинами, но он не может дышать во дворце, в этом осином гнезде, полном врагов. Знакомое покалывание в глазах прошло, но пересохшее горло предупреждало, что припадок близок. Нужно быть осторожным. Нужно лучше себя контролировать.
И всё же воспоминание о вызове было таким приятным! Несостоявшийся дуэлянт снова и снова злорадно прокручивал в голове картинку: как отшатнулся Притворщик, как заалел на его лице след от удара перчаткой, словно от пощёчины. «Ну что, ты уже не такой уверенный и хладнокровный?» — с улыбкой подумал Финн, прижимаясь щекой к сырой траве.
Он повернулся на спину и сел. Обширные лужайки казались серыми в звёздном свете. За озером на фоне прозрачного неба чернели верхушки деревьев. Тёплый ветерок из садов приносил с собой сладкий запах роз и жимолости.
Финн снова улёгся и устремил взгляд в небо. На востоке серым призраком висел осколок изувеченной Луны. Джаред рассказывал, что её бомбили в Годы Гнева и сместили орбиту, в результате чего не только исчезли приливы, но изменился весь мир.
А потом перепуганные люди остановили всяческие перемены.
Если бы Финн стал королём, при нём всё было бы иначе. Люди смогли бы говорить и делать всё, что им хочется. Исчез бы рабский труд бедняков в поместьях богачей. И он нашёл бы Инкарцерон и освободил Узников. Но он собирается сбежать.
Он неотрывно смотрел на белые звёзды. Финн, Видящий Звёзды, не станет удирать, как заяц. Казалось, эту фразу произнёс в его голове Кейро — по крайней мере, в ней звучал знакомый сарказм брата по обету. Финн повернул голову, вздохнул, потянулся. И коснулся чего-то холодного. Весь подобравшись, он сел, стремительным движением выхватил меч. В голове словно бил набат, на шее выступили капельки пота.
Далеко, в освещённом дворце играла музыка. Здесь, на лужайке — никого, кроме Финна. Но в траве, чуть повыше того места, где только что лежала его голова, было воткнуто что-то маленькое и блестящее. Ещё раз осторожно прислушавшись, он наклонился и вытянул из земли этот предмет. В задрожавшей от страха руке оказался маленький стальной кинжал, до безобразия острый, с рукоятью в виде вытянувшегося в прыжке волка, свирепо разинувшего пасть. Финн встал, настороженно огляделся, сжимая эфес меча. Но его окружали лишь полумрак и тишина.
Дверь поддалась после третьего толчка. Кейро отпихнул в сторону кабель — корень ежевики и заглянул внутрь. Через секунду раздался его приглушённый голос.
— Тут коридор. У тебя есть фонарик?
Аттия протянула ему требуемое.
Он протиснулся внутрь, а названая сестра терпеливо ждала.
— Входи.
Аттия пролезла следом и встала у него за спиной. В помещении было темно и грязно. Очевидно, его забросили много лет назад. Повсюду громоздились затянутые паутиной кучи разнообразного хлама.
Кейро ступил вбок и протиснулся между валявшимся вверх тормашками столом и сломанным шкафом. Стёр с лица паутину и уставился на гору разбитой глиняной посуды.
— Н-да, и ради этого мы сюда лезли?
Аттия прислушалась. Коридор вёл в темноту, впереди не было заметно никакого движения. Но оттуда доносились голоса. На сей раз — два голоса, и звучали они странно, то появляясь, то исчезая. Кейро обнажил меч.
— Сваливаем при первой же заморочке. Мне и Скованных хватило выше крыши.
Аттия кивнула и шагнула вперёд, но названый братец отпихнул её за спину.
— Твоя работа — прикрывать мою спину. Вот и давай.
— Я тоже тебя люблю, — прошептала она, насмешливо улыбнувшись.
Они с опаской двинулись по коридору и через некоторое время уткнулись в огромную дверь, недвижно застрявшую в полуоткрытом положении. Проскользнув внутрь вслед за Кейро, Аттия поняла, в чём тут дело. С противоположной стороны дверь подпирала гора мебели, словно кто-то пытался забаррикадироваться изнутри.
