Глядя на две кучки, Антон понимал непрочность их связи — не останется внешних врагов, подумал он, примемся друг за друга.
Он вышел на середину площадки, ожидая, пока кончатся разговоры. Бугрим, работавший теперь на него, стал за плечом. Шум стих.
— Добрый вечер. Долго говорить не буду. Адреса у вас есть. Что делать знаете. На местах вас ждут наши помощники из патриотических движений.
Взял паузу, проверяя настрой собравшихся. Нацистов не жаловали ни менты, ни снежки, но в последнее время наци стали ярыми защитниками власти. В Кремле к ним тоже присматривались. Наконец лидеры с обеих сторон встретились, обнюхали друг друга и взаимно понравились.
— Каждую группу прикрывает наряд милиции, или моровцев, но их привлекать нельзя, даже при форс-мажоре. Они задержат, кто пойдет на помощь, не дадут вашим прорваться, если побегут. Но ни на одном объекте с вами не должно быть никого в форме. Вы — народный гнев, ясно? Дальше: никаких убийств. Никакой стрельбы. Насилие в крайних случаях. Главная и единственная задача — доставить людей из списка в место сбора, сюда, и сдать их мне, живыми. Я не говорю про красть, мародерствовать, насиловать. Ломать — можно, брать — нельзя. Замеченного грохну лично.
Люди перед ним молчали. Кто-то закашлялся. Антон посмотрел на часы:
— Сверяем: двадцать три минуты. Настроить приемники в машинах на частоту восемьдесят восемь и один эфэм. Сигнал: «Радиостанция работает в тестовом режиме». Понятно? — раздался тихий гул, некоторые повторяли вслух. — Что?
— У меня магнитола сломана, — пояснил поднявший руку снежок.
— Возьмите у него номер, скинете эсэмэс, — бросил Антон в толпу. — Взяли? За три дня тебя, барана, предупреждали! У кого еще не работает?.. К часу ночи все должно быть кончено, крайний срок — час ноль пять. Держитесь графика. Железная дверь — плюс десять минут, сопротивление — еще пять. Не уложились в график — все, аллес, бросили, ушли, передали моровцам или ментам по цепочке. Долбить буду не тех, кто не смог, а тех, кто не ушел в срок. Все, с богом!
Воодушевленные задачей, снежки и опера рассаживались по машинам без прежнего напряжения. Ими овладели охотничий азарт и бодрящее чувство сопричастности к чему-то большому и значительному. Многие нервничали, стараясь скрыть мандраж за показной бравадой или, напротив, нарочитой хмуростью.
Уезжали тихо, с ближним светом, по очереди. Никто не разгонялся, чтобы не привлекать внимания. Последний экипаж выехал за две минуты до начала новостей. На стоянке остались фургончик Бугрима и грузовая «Газель» с обшитым дюралевыми листами кузовом. Водитель спал в кабине.
Сели в фургон Бугрима. Чтобы поймать волну, пришлось выехать со стоянки. Бугрим повертел антенной телевизора, появилось изображение. Смотрели «Россию-бродкастинг». Трансляция шла по метровым, здесь передавали выпуск финансовой аналитики. Бугрим убрал звук, разлил по чашкам кофе. Антон вытащил из внутреннего кармана фляжку и хорошо сдобрил кофе коньяком. Последние минуты тянулись медленно, как мед с ложки.
— В курсе, Федосеева выпустили, козла этого?
— Ты что, ему два года еще!
— Позавчера, я сам охренел. Тюрьмы чистят. Все время думал, при Сталине эти пидорасы из НКВД и ГБ, понимали, что творят, или верили, что так и надо?
— Что надумал?
— Все они прекрасно понимали.
Еще не было полуночи, а город перед ними был пуст. Три месяца назад, когда он проезжал дважды за ночь с патрулем по этим улицам, на них всегда, до самого утра были люди — молодняк, алкаши, гопота.
— Слышь, Бугрим, преступность на семьдесят процентов выросла, а улицы на сто опустели.
— Все, время! — сказал Бугрим другим голосом, спокойным и четким.
— Радиостанция работает в тестовом режиме, — донеслось из приемника.
— Началось.
Но началось не у них, а у тех, кого послали на землю. Они так и сидели в машине, глядя на пустые улицы. Бугрим щелкал маникюрными ножницами, ровняя усы перед откинутым зеркальцем кармашка.
— Своих в Туапсе услал, к теще. Все к хлебу ближе.
— Сам чего не поехал?
— А!.. Она только и годна — апокалипсис пересидеть, гадюка. А здесь пока, вроде…
— Громче сделай.
Бугрим нажал на пульт, и тонкие зеленые столбики уровня громкости поползли влево, заполняя низ экрана.
— …прерываем вещание для экстренного сообщения, — ведущий, статный молодой кавказец в темном костюме и голубом галстуке, прочел новость перед самым эфиром, и сейчас ему стоило труда не показать волнения. — Сегодня вечером, около двадцати двух часов двадцати восьми минут по московскому времени было совершено покушение на президентов Российской Федерации и Республики Беларусь. Включаем прямую трансляцию от храма Христа Спасителя в Москве.
Это, конечно, перебор, думал Антон, прихлебывая кофе, все больше похожий на коньяк, и глядя на сменяющиеся кадры, которые впоследствии станут историей. С другой стороны, медийщики знают что делают. Может, так и нужно работать со зрителем — топором в мозг.
Оператор умело монтировал картинку с нескольких камер. Кто-то снимал на телефон — изображение было зернистым, плохим и дергающимся, кто-то пользовался ручной камерой, прячась от выстрелов за машиной. Еще одна камера упала от взрыва, но продолжала работать, глядя на происходящее с асфальта — именно ей видны были облепившие со всех сторон президента, прижавшие его к земле и закрывшие своими телами охранники в одинаковых темно-серых костюмах. Они беспрестанно вертели головами по сторонам, орали в гарнитуры, не слыша ответов и самих себя, и были похожи на стаю напуганных громом горилл, набившихся в тесную клетку. Загоревшиеся автобусы преграждали дорогу машинам «скорой» и милиции.
Вертолет, облепленный спецназовцами, как леденец муравьями, пошел на посадку, и темноту снизу прорезал расширяющийся ярко-желтыми клубами луч ракеты, ударившей в бок вертолета. Аппарат споткнулся, завертелся в небе, задымил черным густым шлейфом, и по извилистой, пьяной траектории пошел вниз, пока не упал, корежа асфальт, и не расцветил ярко-оранжевым, слепящим взрывом ночную улицу.
Человек за камерой охнул: «Господи!..», кто-то выругался, кто-то закричал, кто-то заплакал. Камера двинулась вбок, смазав картинку, и объектив поймал жмущихся друг к другу в панике людей за линией ограждения.
— … Во время посвящения… простите, посещения молебна в храме Христа Спасителя, — нервно частил ведущий, впервые в жизни спотыкаясь губами о слова, — экстремисты напали тремя группами, одна из них перегородила…
На экране продолжалась прямая трансляция с истерически мигающим красным Live! а в нижнем углу возник маленький квадрат с хроникой покушения.
